Клуб юных вдов - Александра Коутс

– Они остались от Ноя, – говорю я, не поворачивая головы. Я почти чувствую, как Лула хмурится.

– Извини, – говорит она, – но от этого они лучше не становятся.

– Я тебе сказала – надену все, что скажешь. Я овечка, заблудившаяся в лесу.

Все это с самого начала было идеей Лулы Би. Она где-то проведала, что старшеклассники устраивают вечеринку в Ветропарке, на уединенном поле рядом с самой высокой точкой острова, там, где возвышаются два ветряка. Празднуется чей-то день рождения – а может, и несколько дней рождения, Лула точно не знает, – но главное то, что, по слухам, будут выступать Ава и Аддисон, которые познакомились еще в детстве, в секции хип-хопа, и с тех пор вместе танцуют. Лула не смогла объяснить, что это будет за представление, но четко заявила, что никакая сила не помешает ей и, соответственно, мне взглянуть на то, что наверняка окажется унизительным зрелищем и просто катастрофой.

Она пришла после уроков и согласилась дать мне поработать над моим эссе при условии, что потом я составлю ей компанию. Цена была завышенной, если учесть, что придется стоять на холоде, стараться не обращать внимание на окружающих или терпеть их безразличие и пропахнуть костром. К тому же все это не входило в мои планы на выходные. А вот над эссе мне поработать хотелось. Я уже знала, с чего начать – с Лорел Рейнс, с «Блонди», с Эллы Фитцджеральд и с мамы. А затем рассказать, какой микс мама заставляла нас слушать в машине: настоящую мешанину из разных стилей, начиная с Эллы Фитцджеральд, с ее «скатов» и слащавого A-Tisket, A-Tasket, и кончая живенькой «Висеть на телефоне» в исполнении группы «Блонди». Я знаю, что она любила музыку, любую, и хотела, чтобы я тоже ее полюбила. Но во всем это было и нечто большее. Она хотела, чтобы я поняла: я могу делать что угодно. Могу петь тихо или громко, в чулках и кружеве или в черных кожаных штанах, и как бы я ни пела, меня услышат.

– Ты не оставляешь мне поля для деятельности, – вздыхает Лула. Наконец она вытаскивает белую прямую рубашку, оставшуюся, думаю, от школьных концертов. Надевает ее – на Луле рубашка скорее напоминает сексуальное платьице. Застегивает ее так, что остается видно кружево лифчика и верхняя часть ее крохотных грудок.

Для меня она выбирает платье до колен, серое с черными горизонтальными полосами.

– Как насчет этого? – спрашивает она и принимается что-то искать на моем столе.

Я рассеянно смотрю на платье.

– Никак, – отвечаю я. – Джулиет заставила меня надеть его в гости к ее родственникам.

Я возвращаюсь к записям и просматриваю заметку на обратной стороне обложки «Эллы в Берлине», того самого концерта, на котором Элла до смерти очаровала немецкую аудиторию, забыв слова «Баллады о Мэкки-Ноже» и тут же сочинив новые. Я слышу громкий треск, резко поднимаю голову и вижу, что Лула уже успела надрезать платье ножницами, а теперь отрывает от подола асимметричную полосу.

– Что ты делаешь? – кричу я.

– Помогаю, – отвечает она. – Доверься мне. – Бросает мне платье и достает черные ботильоны до щиколотки, еще одно приобретение Джулиет. Та где-то прочитала, что они в моде, и явно рассердилась, когда эта модная обувка заняла место в дальнем углу моей гардеробной. С тех пор она больше ничего мне не покупала.

Я заставляю себя слезть с кровати и примеряю платье. Недовольно гляжу на свое отражение, но в глубине души поражена тем, как здорово оно смотрится укороченным. Мои ноги кажутся более длинными, но, как это ни удивительно, не тощими, а полоски – я боялась, что они увеличат и без того пышные бедра и грудь – очень удачно подчеркивают мои формы.

Лула красится в ванной, пока там купают детей, что Грейс воспринимает как дополнительное развлечение, а Элби – как величайшее оскорбление.

– Девчонки, прочь из ванной! – то и дело выкрикивает он, пока Джулиет не напоминает ему, что как мальчик он тут в меньшинстве. Наконец он обматывает бедра полотенцем, так же, как папа, и топает в свою комнату, что-то бормоча насчет «отсутствия уважения» и «личного пространства».

Когда мы уходим, папа и Джулиет сидят в гостиной и делают вид, будто читают журналы, которые они ради такого случая, должно быть, вытащили из мусорного ведра. (У Джулиет каталог «Л. Л. Бин», у папы дико старый «Спортс Иллюстрейтд».) Ясно, что спектакль устроен для того, чтобы дать мне последние наставления.

– Не пей, за руль не садись, – говорит папа, подавая Луле пальто. – Позвони, если нужно будет за тобой заехать. И не задерживайся допоздна.

Я беру с комода шарф и улыбаюсь. Такое впечатление, что за то время, пока я жила у Ноя, они переполнились родительскими указаниями, и теперь эти инструкции буквально хлещут из них фонтаном.

– Знаешь, как я поступала в таких случаях? – Джулиет улыбается, отрываясь от тонких глянцевых страничек с пуловерами и одеялами с вензелями. – Брала стакан пива и тянула его весь вечер. Так к тебе никто не будет приставать.

– Значит, вы предлагаете нам пить пиво? – спрашивает Лула.

– Притворяться, – уточняет папа. – Просто держите в руке стакан и делайте вид, будто пьете.

– Да, это многое объясняет, – говорю я. – Только мы опаздываем.

Я подталкиваю Лулу к двери, даю еще порцию обещаний и почти бегу к машине.

– Итак, вперед, веселиться? – спрашивает Лула, когда мы трогаемся с места. – Добро пожаловать в мир американской молодежи.

Ветропарк распложен в самом конце длинной и ухабистой грунтовки. На одном конце поля стоят машины, рядом толпа подростков, и дымится только что разожженный костер. Лула ставит грузовичок Скипа на свободное место и что-то кричит в открытое окно.

– С неприметностью покончено, – бормочу я, когда мы вылезаем из машины.

– Куртку оставь, – командует Лула. – Я столько времени откапывала тебе приличное платье не для того, чтобы ты весь вечер прятала его под курткой.

Со стоном бросаю куртку на переднее сиденье. Мне сразу же становится холодно, и я обматываю шею и плечи шарфом Ноя.

Лула тут же устремляется к кулеру, протискиваясь между двумя жалкого вида парнями, которых я встречала на уроках химии. У каждого в руке по пиву, а на лицах – вечное выражение озадаченного удивления.

– Смотри-ка, – смеясь, говорит один из них. – А вот и Малышка Лула.

Лула выхватывает у них из рук стаканы и передает мне один.

– Истинные джентльмены, – сияя, объявляет она, берет меня за руку и тащит к костру.

Мы находим местечко рядом с ветряками, и Лула настаивает, чтобы мы легли на землю и снизу взглянули на гигантские сооружения.

– Они похожи на роботов-динозавров, – говорит она.

Она права. Мельницы выглядят одновременно и доисторическими, и футуристическими, рядом с ними легко почувствовать себя крохотной песчинкой.

– Я не была на тусовках с… – Я замолкаю и задумываюсь. – В буквальном смысле не могу вспомнить, когда в последний раз была на вечеринке.

– Ной не любил тусовки? – спрашивает Лула.

Она садится, делает большой глоток пива, с отвращением морщится и выливает остатки на землю.

– Мы все время проводили с группой, – оправдываясь, отвечаю я. – Репетировали. Или просто гуляли с Россом и его компанией. А чаще просто были вдвоем. Смотрели фильмы. Ничего особенного.

– А я, ребята, всегда считала вас настоящими рок-звездами, – хмыкает Лула.

– Едва ли, – улыбаюсь я. – Но все равно было здорово.

Лула ерошит себе волосы на затылке.

– Я время от времени заваливаюсь на подобные мероприятия, просто чтобы напомнить себе, почему я не бываю на них чаще, – говорит она.

– И тебя ничего не смущает? – спрашиваю я.

– А что меня должно смущать? – с вызовом бросает она. – То, что меня не пригласили? Неуютно себя чувствуешь, только когда волнует чье-то мнение, а мне-то плевать. Я бы тоже не пригласила никого из тех, кто сейчас здесь. Поле – общественное место. Мне нравятся ветряки. Точка.

Я смотрю на Лулу и прикидываю, какая часть из того, что она сказала, правда. Нет сомнений, что-то ее все же волнует. Но она изо всех сил старается этого не показывать. Я оглядываю знакомые лица. Ребята смеются и шутят, пихаются локтями и склоняют друг к другу головы – в общем, делают вид, будто не таращатся на нас. А ведь это довольно приятно – быть среди людей, пусть даже они тебе не друзья.

Через некоторое время кто-то выключает музыку, звучавшую с айпода через портативные динамики, и все собираются в стихийный полукруг у костра. Слышится улюлюканье, крики, и неожиданно между ветряками возникают две фигуры. Они одеты в комбинезоны из металлизированного спандекса, на лицах африканские маски. Если бы я не знала о выступлении Аддисон и Авы, я бы никогда не догадалась, что это они.

Двигаясь словно на шарнирах, они выходят в центр полукруга и в тишине замирают на несколько мгновений. Лула шепчет:

– Вот. Прикольно.

Я пихаю ее, чтобы она замолчала, и, как могу, вытягиваю шею, чтобы видеть поверх растущей толпы.