Золотая Ригма - Всеволод Сысоев

В этот день охотники преодолели не более тридцати километров. Наконец показалось устье реки Алой — место их назначения. Здесь у входа в залив стаяло зимовье Богатыревых: рубленная из сухих бревен избушка с маленьким подслеповатым окном, крытая лиственничной щепой. Дверь, открытая настежь для лучшего проветривания избушки, была подперта колом.

— Ну, вот и прибыли, — с облегчением вздохнул Иван Тимофеевич, поднимаясь на берег и хозяйским глазом окидывая свое жилье. — Кажись, все в порядке. Привязывайте собак и давайте будем разгружаться и устраиваться.

Подправив лабаз, охотники сложили на него продукты и часть снаряжения. Степан сходил в лес и принес поперечную пилу и железную печь с вложенными в нее трубами. Каждый раз после завершения сезона охотники подвешивали печь под густым кедром: здесь было сухо, обвевало ветерком, и она не ржавела. Затем нарезали вейника и устлали им нары. От затопленной печи в избушке стало тепло и уютно.

После ужина охотники обсудили, чем заниматься дальше. Первым делом — добыть кабана на еду и разведать охотничьи угодья. Потом наловить рыбы: в реку на зимовку спускались с горных ключей ленок и хариус; пойдет шуга — не поймаешь. Быстрое течение не позволяет ставить сеть, вся надежда на удочки.

Наутро бригада разделилась: Иван Тимофеевич с Маркиным и Степаном пошли на разведку в разные стороны. Каждый из них вел на поводке собаку, а Степан — волка. Матвей с Кондратом остались ловить рыбу и пилить дрова. Распилив несколько недавно усохших елок, парни стали осторожно раскалывать их на поленья. Из проточенных ходов в древесине выпадали желто-белые личинки жуков-дровосеков. Их собирали как великолепную наживку. Вырезав длинные ореховые прутья, рыбаки оснастили их леской с крючками, прихватили брезентовый мешок и направились к ближнему омуту, где отстаивалась рыба. С первого же заброса Матвей подсек килограммового ленка. Рыба жадно хватала приманку, и тонкое удилище то и дело сгибалось в дугу.

Пока рыбаки выхватывали из воды коричневых пятнистых ленков, радужных хариусов, охотники, углубившись в лес, пристально рассматривали следы, определяя их свежесть. Отсутствие снега требовало от следопытов большого мастерства и опыта, чтобы распознать на земле, устланной листвой, кто оставил на ней легкие вмятины. Но охотники все же находили кабаньи и изюбриные следы, угадывали, где прошел медведь. Выслеживание кабанов облегчалось их порытками. Изюбры в поисках желудей тоже ворошили носами листву, но землю они никогда не «вспахивали».

В этот день Ивану Тимофеевичу не удалось близко подойти к кабанам, не нашел их и Маркин, зато Степану посчастливилось сблизиться с табуном свиней, рывшихся под старыми дубами. Казалось, что он хорошо прицелился в черную тушу, но после выстрела кабан бросился наутек, волоча переднюю ногу. Тогда Степан спустил со сворки Беркута. Волк вихрем умчался за кабанами. Напрасно прислушивался охотник. Молчаливый лес не рождал ни единого звука. «Зря, видать, я спустил Беркута, — подумал охотник. — Без снега не найти его, если не захочет вернуться сам».

Пройдя по следу до густых пихтачей, Степан остановился. Послышалось ворчание. Он бросился на звук и вскоре стоял около лежащего на земле кабана, которого терзал волк. Степан привязал Беркута к дереву и начал свежевать зверя. Отделив добрый кусок мяса, кинул его Беркуту, чтобы приохотить своего волка, и, набив полный рюкзак кабаниной, он заспешил к избушке.

Смеркалось, когда все охотники собрались в барачек. Матвей с Кондратом принесли полмешка рыбы, которую тут же засолили. Покончив с одним делом, они поставили варить большую кастрюлю борща, чтобы накормить тех, кто ходил на охоту.

После ужина охотники обменялись мнениями. Отсутствие снега не позволяло широко заняться промыслом. Белка была еще недозрелой — «невыходной». Оставалось расставить по охотничьим тропам — путикам, не настораживая, капканы и собирать орехи, ловить впрок рыбу. И только когда выпадет снег, можно заняться заготовкой мяса.

Ночью подморозило и заливчик покрылся тонким прозрачным льдом. Наступающий день обещал быть солнечным, ветреным. Рыбаки снова ушли за ленками, а Богатыревы-старшие и Маркин направились в кедрачи, прихватив с собой два сита, сделанные из тонкой жести. Кедровые шишки начали осыпаться, и под иным деревом их можно было собрать до пяти мешков.

Углубившись в лес, Иван Тимофеевич подыскал поваленное дерево.

— Вот тут и будем молотить орехи, — объявил он.

Очистив от коры поверхность валежины, он вырубил топором на ней поперечные бороздки и подстелил под нее кусок тонкого брезента. Затем срубил молодой клен и сделал из его комля рубель, каким в старину бабы гладили белье. Подняв с земли шишку, он положил ее на гофрированную поверхность валежины и ударил с потягом рубелем. Попавшая словно между зубцами шестерен шишка рассыпалась, и коричневые орешки упали на брезент.

— Пойдет! — воскликнул он. — Теперь только подноси.

Вскоре возле импровизированной молотилки охотники насыпали большую кучу шишек. Иван Тимофеевич сел верхом на валежину и занялся их дроблением. Остальные продолжали собирать и подносить смолистую падалицу. К обеду Иван Тимофеевич переработал двенадцать мешков шишек. Когда он просеял их на ситах, а затем провеял на ветру, то наполнил целый мешок чистыми орехами.

До чего же вкусны маслянистые орешки кедра! Всяк любит ими лакомиться: и человек, и зверь, и птица. Люди делают из них дорогое ореховое масло, начинки для конфет, ореховое молоко. Медведи и кабаны быстро жиреют на них, а бурундуки и белки заполняют ими свои зимние кладовые. Обильный урожай кедра — это праздник для всех обитателей леса!

Прошла неделя. На недавно срубленном лабазе лежало восемнадцать мешков кедровых орехов, а около зимовья на тонких жердях вялились вереницы ленков. Все капканы были разнесены и подвешены на путиках. Охотники с нетерпением ожидали снега.

Очередной вечер не предвещал ненастья. Каково же было удивление охотников, когда, проснувшись рано утром, они едва открыли дверь избушки: за ночь выпал глубокий снег. Не переставал идти он и днем. Обычно в конце октября в горах Сихотэ-Алиня выпадают лишь неглубокие пороши, снег стаивает и снова возобновляется.

— Ну, братцы, этот снег уже не растает. Уж больно много его навалило. Завтра берегись, кабаны! — радостно воскликнул Иван Тимофеевич. — А сегодня отдыхай, ребята!

Пасмурный день короток. В пятом часу начало смеркаться. Лежа на нарах, охотники обсуждали план на завтрашний день: Степан с Кондратом пойдут по левым ключам Алой, Матвей с Маркиным — по правым. Иван Тимофеевич осмотрит марь за рекой. Долго в тот вечер не могли уснуть. Каждый думал о предстоящей охоте, о своем счастье, о том, как добудет он первого зверя. И лишь собаки крепко спали в своих дуплянках под мерный шелест снежинок.

По первому снегу

После двухдневного снегопада знакомый лес сделался неузнаваем. Он стал гуще и светлее. Каждая тонкая былинка, облепленная пушистым снегом, смотрелась толстым сучком. Молодые елочки с опущенными до самой земли ветвями возвышались белыми конусами. Небо и земля были одного цвета. Влажный потеплевший воздух пронизывался редкими крохотными кристалликами. В лесной чаще стояла такая тишина, что слух улавливал шепот падающих снежинок. И в этой всеобщей белизне особенно контрастно выделялись черные стволы старых осин и орешника.

Первым покинул зимовье Иван Тимофеевич. Перейдя незамерзающую речку по поваленному ясеню, словно по мостику, он направился в заболоченный пойменный лиственничник. Его помощник Верный трусил за ним на сворке, привязанный к поясу. Почти непроходимая в летнюю пору марь теперь стала доступна человеку, хорошо и далеко просматривалась. Редкие, потерявшие хвоинки лиственницы казались усохшими. Сквозь их ажурные кроны проникало много света. Осторожно ступая по промерзшему болоту, Богатырев зорко всматривался в просветы между деревьями. От его взгляда не ускользнул едва заметный между осоковыми кочками след лося. Зверь прошел вчера. Падающий снег местами сровнял глубокие вмятины от лосиных копыт, но через некоторое время охотник снова обнаружил след. Верный тыкался носом в углубление следов, и тогда поводок натягивался. Охотник сердито оттаскивал собаку за шнурок и шел дальше. Высота кочек увеличивалась. Появилась ива и ольха — верные признаки близости маленького ключа. В таком месте лось мог задержаться на кормежке…

Пока Иван Тимофеевич выслеживал лося, Степан с Кондратом поднимались на сопку. По ее склону росли старые кедры. Иное дерево такое толстое, что и втроем не обнять. В поисках опавших шишек сюда наведывались табуны кабанов. Степан вел на поводке своего волка, Кондрат — Рябчика — помесь лайки с дворняжкой. С вершины сопки открывалась величественная панорама. Со всех сторон к горизонту уходили гряды черно-зеленых сопок, посеребренных снегом. Словно огромные волны безбрежного океана в неподвижности, скованные морозом. Изредка в просветлевшем небе пролетали кедровки, издавая резкие скрежещущие тревожные звуки.