Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем - Антонина Пирожкова

На другой день я встретилась с Макой, и мы рассказали друг другу о наших походах и приключениях. Из ее рассказа я узнала, что ее сокурсники вели себя так же, как и мои, и она одна составляла карту. Когда на ее пути встретилось болото, то никого не оказалось рядом, и она попыталась перейти его в одиночку. Но как только сделала первый шаг, ее нога начала проваливаться в трясину, и она отступила, решив, что пройти здесь невозможно. И Мака стала наносить болото на карту как непроходимое. Но, когда она уже закончила эту часть карты, то подняла глаза и увидела, что ей навстречу по болоту шагает ее однокурсник. «Идет, шагает прямо ко мне», — сказала Мака, и мы расхохотались. Пришлось всё стирать и заново изображать болото, но уже как проходимое. В результате мы пришли к мнению, что наши ребята оказались менее зрелыми, чем мы, хотя возраст у нас был одинаковый.

Наступило время экзаменов. Готовиться к ним мы с Макой в хорошую погоду предпочитали в Лагерном саду или в университетском ботаническом саду. Заниматься дома мне было совершенно невозможно из-за тесноты. Трое братьев должны были готовиться к экзаменам в школе. В нашей коммунальной квартире было три комнаты. В одной из них жили мы вчетвером, в другой — семья: муж, жена и маленький мальчик, в третьей жила одинокая женщина, работавшая поваром на большом пароходе. В навигацию она уплывала с рейсом и комната оставалась пустой. Моя мать договорилась с ней, и она разрешила мне у нее заниматься и ночевать в ее отсутствие. Благодаря этим условиям я хорошо подготовилась к экзаменам, сдала всё на отлично и перешла на второй курс. Причем я узнала, что для перехода со второго на третий курс требовалось набрать не сто очков, а только семьдесят пять, после чего зачисление происходило автоматически. И кроме того, посещение лекций не будет обязательным, и можно сдавать экзамены, подготовившись самостоятельно. Это навело меня на мысль закончить институт раньше обычных пяти лет.

Чтобы прожить, я должна была работать — денег у мамы едва хватило, чтобы дотянуть до лета. И именно мама, благодаря своему общительному характеру и умению заводить знакомства, нашла мне работу. Я поступила на работу в статистическое бюро, где должна была составлять различные таблицы, разносить отдельные сведения по графам и суммировать данные. Об этой работе, как и об этом лете, у меня почти не сохранилось воспоминаний. Помню только, что я мало гуляла, чаще всего была одна или с братьми. Игорю было тогда уже шестнадцать лет, Олегу — четырнадцать, а Борису — девять. Старшие братья научились играть на музыкальных инструментах: Олег — на балалайке, Игорь — на мандолине. Меня же они научили играть на гитаре. Это были простые аккомпанементы, которые я легко освоила. Также в их компании я научилась танцевать вальс и другие модные тогда танцы. Борис по отношению ко мне вел себя как рыцарь. Он сопровождал меня, если мне надо было куда-то пойти, чистил мои туфли ваксой, хотя я его не просила об этом, и однажды кинулся на мою защиту, когда один молодой человек пустил мне в лицо дым от папиросы. Борис бросился на него как звереныш и стал колотить. Я с трудом увела его домой.

Так прошло лето 1927 года, и наступил для меня второй учебный год. Я решила выполнить свое намерение и за год перейти со второго на четвертый курс. Я выбрала самые важные предметы третьего курса — сопротивление материалов, статика сооружений, курс железобетона и некоторые другие и стала посещать лекции по этим предметам, совмещая это с важными лекциями второго курса.

Статику сооружений преподавал профессор Трапезников, читавший лекции не только на инженерно-строительном факультете, но и на механическом. Он был популярным человеком в институте, неизменно курил трубку с ароматно пахнущим табаком, и студенты его обожали.

Курс железобетона преподавал профессор Николай Иванович Молотилов, полный пожилой человек с большим некрасивым носом и всегда красным лицом. Однажды во время лекции он спросил студентов, знает ли кто-нибудь немецкий язык. Я одна подняла руку, и он попросил меня подойти к нему после лекции. Я уже слышала о том, что Молотилов нанимает студентов для работы у себя на дому и платит им за каждый час работы. Было время нэпа, и профессор брал подряды на проектирование железобетонных конструкций для строительных организаций. Для выполнения работы он нанимал студентов старших курсов, обладающих знаниями по железобетону и статике сооружений. Молотилов сказал мне, что ему нужна помощь в составлении таблиц для учебника по железобетону, который он тогда писал. А так как при этом ему надо было пользоваться немецким учебником профессора Залигера, то нужен был человек, знающий немецкий язык. Этому предложению я обрадовалась, поскольку нам очень нужны были деньги. Хотя мама и старалась экономить и даже стала шить на заказ, но денег не хватало, чтобы прокормить семью и одеть троих братьев.

В условленное время я пришла к Молотилову домой, он посадил меня не в большой комнате, где у него работали студенты, а в своем кабинете и объяснил, что надо делать. Помимо учебника Залигера на немецком языке существовал его перевод на русский, изданный недавно в Москве. Молотилов хотел написать свой учебник, пользуясь книгой Залигера, но так, чтобы текст, взятый из немецкого учебника, звучал иначе, чем в уже изданном русском переводе. На первых порах я, хотя и обладала большим запасом слов и знала грамматику немецкого языка, мало что понимала у Залигера. Николай Иванович принес мне толстый немецко-русский словарь, и после того как я узнала значения нескольких десятков терминов, дело пошло на лад.

Составлением таблиц и работой с немецким текстом я занималась пять или шесть месяцев. Молотилов платил мне полтора рубля за час, и, работая по четыре часа в день, я за месяц зарабатывала от 100 до 120 рублей, что для нашей семьи было большой поддержкой.

Однажды Николай Иванович привел меня как свою новую сотрудницу в большую комнату, чтобы познакомить с другими работающими у него студентами. И двое из них в тот же вечер пошли провожать меня домой. Оба были старше меня и учились уже на четвертом курсе, тогда как я, стремясь получить сто семьдесят пять очков, должна была только весной достичь уже имеющегося у них уровня знаний. Одним из моих новых знакомых был Николай Васильевич Никитин[4], другим — Аркадий Филиппович Полянский. Они называли меня Ниной, а я их на первых порах — Никитин и Полянский. Никитин учился на отделении архитектуры, а Полянский — на отделении мостов и фабрично-заводских конструкций. Познакомившись друг с другом, мы встречались только у Молотилова, и они неизменно провожали меня.