Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем - Антонина Пирожкова

Вернувшись домой, я без колебаний подала заявление в Томский технологический институт на инженерно-строительный факультет. Для поступления в институт нужна была справка о здоровье. И тут, по-моему, мама договорилась с доктором Мироновым, который сказал мне, что даст справку только в том случае, если я буду принимать укрепляющее лекарство и не буду выходить из дома после захода солнца. И почти два месяца я должна была съедать утром и вечером по столовой ложке смеси, состоящей из нутряного свиного сала, меда, какао, а также лимона, если его удавалось достать. По вечерам подруги заходили ко мне и звали гулять, но я могла только поговорить с ними из окна.

Что это было? Скрытые переживания мамы по поводу того, как мне удастся приспособиться к жизни в большом городе? Опасения за мое здоровье после большой нагрузки? Я не чувствовала себя больной. Но почему я так покорно слушалась маму и ни разу не убежала вечером из дома? Наверное, и мной владел страх перед неизвестностью.

Почему я подала заявление в технологический институт, а не в университет на математическое отделение?

В тот год был объявлен первый пятилетний план по индустриализации страны, которая была преимущественно сельскохозяйственной. Все газеты были заполнены статьями о необходимости строительства фабрик и заводов, о том, что страна испытывает острую потребность в инженерах, и особенно в строителях. Мне казалось, что быть инженером-строителем очень интересно, а также очень нужно и модно. И я поддалась влиянию этой моды. К тому же я, видимо, побаивалась кабинетной работы с формулами, и живое дело казалось для меня более привлекательным. Из-за этого выбора я чувствовала себя предательницей по отношению к преподавателю математики Михаилу Николаевичу Штамову и, уезжая в Томск, даже не зашла попрощаться с ним. Мне было стыдно. Я на поезде уехала в Томск, как только получила приглашение на экзамены, которые должны были начаться 15 августа. Мама пообещала переехать с мальчиками ко мне, как только ей удастся ликвидировать наше жалкое хозяйство и распродать мебель.

Учеба в Томске

В Томске я остановилась у Макшеевых — наших старых знакомых по Красному Яру. Милая Софья Константиновна жила тогда со своими дочерями Верочкой и моей подружкой Надей в собственном небольшом доме. Верочка была уже замужем за бывшим офицером Белой армии, у них была маленькая дочка Галочка. Старшая дочь Софьи Константиновны Любочка училась в Москве на биологическом факультете университета и собиралась выйти замуж за Анатолия Валединского[3]. Дмитрия Ивановича Макшеева, бывшего крестьянского начальника в Красном Яре, с ними не было — он ютился где-то отдельно, был неприкаян, плохо одет и выглядел совсем опустившимся человеком. Иногда он приходил к Софье Константиновне, и она кормила его на кухне. Рассказывали, что после нашего отъезда из села на одном из крестьянских собраний крестьяне сорвали с Дмитрия Ивановича эполеты, побили его, и семья вынуждена была срочно уехать.

Чтобы как-то выжить в трудное время, Софья Константиновна вместе со своей сестрой Полиной открыла маленькую булочную, где всё делали сами: замешивали тесто, выпекали буханки и продавали их. Магазина у них не было, а просто окошко с прилавком. Разбогатеть от такой торговли было невозможно, вырученных денег хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. И тем не менее советские власти лишили Софью Константиновну права голоса, как и всех частных торговцев, и она считалась «лишенкой». Из-за этого Надю, мою подружку, не приняли в вуз, и она должна была учиться на курсах чертежниц-копировальщиц. Такая несправедливость вызывала у меня глубокое возмущение.

Только с 1926 года вузы стали принимать студентов по конкурсу по результатам экзаменов. До этого в вузы по указанию коммунистических партийных органов без экзаменов направлялись молодые люди из семей рабочих и крестьян, закончивших рабочий факультет (рабфак). Конечно, некоторое количество детей из семей интеллигенции — преподавателей вузов, учителей, врачей, служащих — всё же попадало в вузы, но они составляли лишь небольшой процент учащихся. Считалось, что в стране ускоренными темпами должна быть воспитана и обучена советская интеллигенция, преданная делу коммунистической партии.

Экзамены начались с письменной математики, затем нас экзаменовали по устной математике и физике, потом мы писали сочинение и сдавали устный экзамен по литературе. Последним был экзамен по обществоведению, надо было отвечать на вопросы об устройстве советского государства и по истории партии большевиков. Экзамены по математике и физике оказались для меня легкими, а сочинение по литературе я писала на хорошо знакомую мне тему о творчестве Маяковского. И только по обществоведению я вытащила билет, вопросы которого я знала плохо. К моему удивлению и счастью, экзаменатором оказался тот самый человек, который руководил литературным кружком в Народном доме Боготола и который хорошо меня знал. Он поставил мне четверку, хотя отвечала я не более, чем на тройку с минусом.

После первого экзамена по дороге домой ко мне присоединились два молодых человека, которые, как оказалось, снимали комнату на той же улице, где жила я. Мне было смешно смотреть на этих двух друзей, один из которых был небольшого роста, полненький, с пухлым румяным личиком, а второй высокий и худощавый. Ну прямо-таки Пат и Паташон! Первый назвался Мишей Милем, а второй — Борисом Мироносицким. Оба приехали из села, где жили их родители, а школу они заканчивали в Мариинске. Мы сразу же подружились, вместе ходили на экзамены, вместе возвращались, а в свободное время ходили по Томску, рассматривая город, который был буквально наводнен студентами, они попадались повсюду.

Томск расположен на крутом берегу реки Томь, одного из главных притоков Оби. Основная улица шла параллельно реке и в конце круто спускалась вниз к пристани. В верхней части улицы располагался университет с учебными корпусами, библиотекой и большим ботаническим садом с оранжереей. Учебные корпуса нашего технологического института находились рядом с университетом в самом конце улицы по обе ее стороны и граничили с большим лесным массивом, называвшимся Лагерным садом. Улица была застроена двух- и трехэтажными домами, в которых размещались учреждения, связанные в основном с пароходством. Посередине улицы была площадь с большой красивой церковью, которая в последующие годы была снесена. Площадь окружали как каменные (кирпичные) дома, так и деревянные, украшенные резьбой. Томск вообще отличался своими деревянными постройками, среди которых, помимо обычных жилых домов, можно было встретить настоящие терема, принадлежавшие до революции богатым купцам. Стараясь превзойти друг друга, владельцы этих домов украшали их затейливой резьбой по дереву и ажурными металлическими решетками. Нам было интересно бродить по улицам и находить такие дома. Кроме причудливых геометрических орнаментов, часто встречались растительные мотивы в виде цветочных гирлянд или изображения птиц, животных и даже людей, заимствованные из истории или мифологии.