Вендетта, или История одного отверженного - Мария Корелли

«Входите, входите! – говорил он с выраженным добродушием. – Вы найдете здесь все в беспорядке, но прошу простить меня за это. Только недавно у меня были другие посетители. Смотрите под ноги, граф, здесь темновато и все спотыкаются в этом самом углу».

Таким образом болтая и смеясь, он сопроводил меня наверх, на высокий узкий лестничный пролет в просторную и светлую комнату, где он обычно работал. Оглядевшись, я сразу же заметил вокруг следы пренебрежения и беспорядка: он однозначно не появлялся здесь в течение многих дней, хоть и сделал попытку привести комнату в порядок к моему приходу. На одном столе стояла большая ваза с цветами, подобранными с художественным вкусом, и я инстинктивно почувствовал, что это моя жена их здесь поставила. Я отметил, что Феррари не начал писать ничего нового, а все имеющиеся здесь законченные и незаконченные работы я уже видел раньше. Я уселся в кресло и посмотрел на своего предателя холодным критическим взглядом. Он был, как скажут англичане, готов впечатлять. Он надел черное бархатное пальто вместо тканевого, которое было на нем утром, в петлице торчал один цветок белой японской айвы, лицо казалось бледным, и глаза необычайно блестели. Он выглядел великолепно, я это признавал и прекрасно понимал, как неработающее, сладострастное животное женского пола могло легко увлечься чисто физической красотой его фигуры и черт лица. Я высказал часть своих мыслей вслух:

«Вы художник не только по профессии, синьор Феррари, вы такой же и во внешности».

Он слегка вспыхнул и улыбнулся.

«Вы очень любезны, – ответил он, и его удовлетворенное тщеславие сразу же отразилось на лице. – Но я прекрасно знаю, что вы мне льстите. Кстати, пока я помню, должен сказать, что выполнил ваше поручение».

«Касательно графини Романи?»

«Точно так. Не могу описать вам ее удивления и радости от великолепия и блеска тех драгоценных камней, которые вы ей прислали. Было так мило наблюдать ее невинную радость».

Я засмеялся.

«Маргарита и песнь драгоценного камня в „Фаусте“, я полагаю, с новым пейзажем и эффектами», – спросил я насмешливо. Он прикусил губу и выглядел раздраженным. Однако ответил спокойно:

«Вижу, вы все шутите, граф. Но помните, что если вы ставите графиню в позицию Маргариты, то сам вы, как даритель драгоценностей, натурально должны были бы сыграть роль Мефистофеля».

«А вы будете Фаустом, конечно! – сказал я весело. – А что, мы могли бы исполнить эту оперу с некоторыми внештатными работниками и поразить Неаполь нашим представлением! Что вы на это скажете? Но давайте перейдем к делу. Мне нравится вон та картина на мольберте, могу я взглянуть на нее поближе?»

Он подвинул ее ко мне. Пейзаж на ней выглядел эффектно в лучах заката. Картина была выполнена плохо, но я ее тепло похвалил и купил за пять сотен франков. Затем он предложил мне четыре других эскиза с похожей природой. Их я тоже купил. К тому времени, как мы закончили с этим, Феррари был в прекрасном расположении духа. Он предложил мне великолепное вино и самостоятельно разлил его. Он постоянно болтал и прекрасно развлекал меня, хоть мое внутреннее веселье и не было вызвано остроумным блеском его разговоров. Нет, я был только взволнован смыслом дикого юмора того нового положения, в котором мы оба находились. Поэтому я слушал его внимательно, приветствовал его анекдоты, – все их я уже слышал прежде – восхищался его шутками и дурачил его эгоцентричную душу, пока у него не осталось и клочка чувства собственного достоинства. Он открыл мне свой характер, и я наконец узнал, что наполняло его изнутри: смесь эгоизма, жадности, чувственности и бессердечности, умеряемые время от времени вспышкой добродушия и сочувствующей привлекательности, которые были простым следствием молодости и физического здоровья – не больше. И это был человек, которого я любил! Этот парень, который рассказывал грубые истории, достойные только дешевого кабака и кто упивался остроумием сомнительного сорта; эта тщеславная, легкомысленная, телесная часть человечества была тем же существом, к которому я испытывал столь учтивую и снисходительную нежность! Наш разговор был наконец прерван звуком приближающихся колес. Мы услышали, как экипаж ехал вверх по дороге, затем приблизился и остановился у двери. Я опустил бокал вина, который только что поднес к губам, и пристально посмотрел на Феррари.

«Вы ожидаете еще посетителей?» – спросил я.

Он казался озадаченным, затем улыбнулся и смутился.

«Что ж, я не уверен, но…» – зазвонил звонок. Со словами извинений Феррари поспешил открыть. Я спрыгнул со стула – я знал, чувствовал, кто приехал. Я успокоил нервы жестоким усилием воли. Я контролировал быстрое биение своего сердца и, надвинув очки плотнее на глаза, я принял прямую выжидательную и спокойную позу. Я слышал, как Феррари поднимался по ступеням, – легкая поступь сопровождала его более тяжелые шаги – он говорил со своим собеседником шепотом. Еще секунда – и он широко распахнул дверь студии с поспешностью и почтением, подобающим входу королевы. Послышался мягкий шелест шелка, тонкий аромат духов в эфире, и затем я оказался лицом к лицу с моей женой!

Глава 14

Какой восхитительно прекрасной она была! Я пристально смотрел на нее с тем же изумленным восхищением, которое ошеломило мой разум и здравомыслие, когда я впервые увидел ее. Черные одежды, что она носила, длинная креповая вуаль, отброшенная назад с ее убранных волос и миленького лица – все эти мрачные атрибуты ее траурной одежды служили только для того, чтобы еще больше усилить и показать ее красоту в самом выгодном свете. Искренне скорбящая вдова! Я, ее недавно умерший муж, легко ощутил гипнотическую силу ее очарования! Она на мгновение остановилась на пороге с обаятельной улыбкой на губах, посмотрела на меня в замешательстве и наконец заговорила учтивым тоном:

«Думаю, я не ошибаюсь в том, что обращаюсь сейчас к благородному графу Чезаре Олива?»

Я попытался ответить, но не смог. Мой рот пересох и горел от нервного возбуждения, а горло распухло и болело от скрытого гнева и отчаяния. Я ответил на ее приветствие молчаливым формальным поклоном. Она вдруг подошла, протягивая обе руки с той пленяющей грацией, которой я так часто восхищался.

«Я – графиня Романи, – сказала она с улыбкой. – Я слышала от синьора Феррари, что вы намеревались посетить его мастерскую сегодня, и не смогла устоять перед искушением приехать и выразить мою личную признательность за поистине королевский подарок, которым вы меня почтили. Драгоценности были просто великолепны. Позвольте мне выразить вам мою искреннюю благодарность».

Я взял ее протянутые руки и крепко сжал их, настолько крепко, что кольца, которые она носила, должны были вмяться в плоть и сделать ей больно, тем не менее, она была слишком хорошо воспитана, чтобы издать хоть один звук. Я полностью пришел в себя и был готов играть свою роль.

«Напротив, мадам, – сказал я сильным резким голосом, – это я должен быть благодарен вам за оказанную мне честь принять эти незначительные безделушки, особенно сейчас, когда холодный блеск бриллиантов должен вызывать у вас печальные воспоминания о вашем недавно почившем супруге. Поверьте, я глубоко сожалею об этой тяжкой утрате. Если бы ваш муж оставался в живых, то камни послужили бы его подарком для вас, и насколько больше радости они принесли бы тогда! Я горжусь сознанием того, что вы согласились принять их из столь недостойных рук, как мои».

Во время моей речи ее лицо побледнело, она казалась пораженной и страстно пыталась меня рассмотреть. Под прикрытием своих темных очков я встретил взгляд ее больших темных глаз без всякого смущения. Она медленно отняла свои нежные пальцы от моего пожатия. Я подвинул ей стул, на который она мягко опустилась с прежней своей легкой непринужденностью, словно испорченная императрица или наложница султана, в то время как все еще продолжала смотреть на меня в задумчивости. Феррари в это время занимался тем, что принес еще вина, а также блюдо с фруктами и несколькими сладкими пирожными, и за этим делом он рассмеялся.

«Ха! Ха! Вы попались! – воскликнул он весело. – Вы должны знать, что мы спланировали все это вместе, мадам и я, чтобы сделать вам сюрприз. Не было возможности узнать, когда вы найдете время навестить графиню, а она не могла дождаться этого, чтобы вас отблагодарить, так что мы устроили эту встречу. Что могло быть лучше? Ну, признайтесь, граф, что вы очарованы!»

«Конечно, я очарован! – ответил я с легким налетом насмешки в голосе. – А кто бы не был очарован обществом такой юности и красоты! И я также польщен тем исключительным снисхождением, которое графиня Романи оказала мне, позволив познакомиться с ней в тот период времени, который, несомненно, должен быть наполнен для нее горькой печалью».