Неврозы. Теория и терапия - Виктор Эмиль Франкл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со времен Хауга нам известно, что форсированное самонаблюдение само по себе является благодатной почвой для таких нездоровых явлений, как деперсонализация, которой потом овладевает психотофобия. Склонность к чрезмерному самонаблюдению не обязательно должна быть патологической сама по себе; она, например, объясняется физиологией при пубертате, но она бывает и своего рода профессиональной (например, в случае студентов, изучающих психологию и психиатрию): сбивающие с толку разговоры о расщеплении сознания, «помешательстве с расщеплением»[176], расщеплении личности и прочем приводят к тому, что на них смотрят как на привидения (в смысле одноименной пьесы Ибсена).
Так, одна студентка, изучающая психологию, спросила меня однажды, возможно ли, что в случае ее брата, который действительно болел шизофренией, причина болезни была в травме черепа, поскольку в детстве его товарищ по учебе ударил его по голове чертежной доской и, возможно, при этом расщепил его личность.
К терапии применимы те же принципы. Никакой терапии любой ценой. Никакой терапии ut aliquid fieri videatur[177]. В этом смысле ненужная физио- или локальная терапия только способствует фиксации уже существующих невротических симптомов.
Мне известен случай одной швейцарской пациентки, которая была совершенно в норме психически, однако несколько лет подряд ходила на психоанализ, потому что психоаналитик пригрозила ей, что «оно», бессознательное, однажды станет ей мстить, нападет на нее, внезапно атакует и поработит. Зачем она вообще подвергла себя психоанализу? Просто потому, что ее (очень богатая) подруга однажды ей сказала, что она посещает анализ, ей от этого хорошо и той тоже обязательно стоит попробовать.
Ганс Х., 35 лет. Два года назад сразу после заболевания, сопровождающегося жаром, впервые испытал проблемы с ходьбой. Два раза лежал в неврологической клинике, первый раз было высказано подозрение на рассеянный склероз, а второй раз – на фоне благоприятного терапевтического эффекта высокочастотного облучения – предположили функциональное расстройство. Специалист-невролог, у которого пациент лечился, прописал ему гормональные инъекции. Все без результата. Тогда же пациент стал лечиться у какого-то знахаря. У пациента затруднения при ходьбе, напоминающие тяжелый случай мышечной дистрофии. Может передвигаться только с помощью костылей. При этом объективно неврологических нарушений не обнаружено.
Пациента продемонстрировали на моей лекции, и ему пообещали инъекцию «сыворотки», которая в других случаях (что подтвердили слушатели) отлично срабатывала. Пациенту медленно ввели 5 см3 (уменьшенную дозировку) тиопентала натрия и постоянно спрашивали о субъективных ощущениях. Он сообщил о пустоте в голове. Это мы сразу использовали, объяснив, что пустота в голове возникает из-за того, что вся «нервная сила» поступает из головы в ноги, и вскоре он почувствует, как жизненная сила сконцентрируется в ногах. Не замечает ли он это уже? «Да, но пока только в верхней части ног». Спустя несколько минут, которые я заполнил соответствующей непрямой, скрытой вербальной суггестией, пациент наконец заявляет, что «нервная сила» достигла дистальных отделов нижних конечностей. Его сажают, просят встать и походить в аудитории, уверяют, что все получится само, – и все получается: без костылей и – после некоторых сомнений и суггестивного подбадривания – без поддержки он совершенно нормально подходит к жене, светясь от радости. Пациент прощается и благодарит за чудо-исцеление коллегу, который сделал ему инъекцию.
Несколько заключительных слов о терапии ятрогенных неврозов. Следует дать пациенту понять, какую роль играет страх ожидания в возникновении болезни и какое значение имеет форсированное самонаблюдение, которое как таковое может нарушить все автоматически регулируемые функции. Активация внимания, то есть форсированное самонаблюдение, уже способна сделать осознаваемыми не осознаваемые в норме ощущения.
В итоге любые разъяснения в этом направлении будут иметь положительный терапевтический эффект, если мы не будем забывать следующее: нужно дать пациенту понять, насколько по-человечески понятен патогенный механизм, лежащий в основе его ятрогенно-невротических жалоб, и что нам вовсе не нужно считать сам этот механизм чем-то болезненным. Тогда пациент не будет чувствовать себя заклейменным, а все ятрогенные опасения лишатся почвы.
2.6. ПСИХОГЕННЫЕ НЕВРОЗЫ
Психогенез истинных неврозов ни в коем случае не означает, что этот невроз обусловливается психической травмой или психическим конфликтом, как часто полагают. Все это едва ли может быть настоящей и окончательной причиной такого заболевания. То, что душевная травма, то есть соответствующее тяжелое переживание, вообще действует на человека разрушающе, зависит от самого человека, от всей структуры его характера, а не от события, которое он вынужден пережить.
Еще основатель индивидуальной психологии Альфред Адлер не раз говорил: «Опыт переживает человек». Иными словами, от человека зависит, будет ли на него влиять внешний мир и в какой степени он будет на него влиять.
Не любой конфликт обязательно должен быть патогенным и приводить к психическим заболеваниям, но необходимо доказать, что обнаруженный конфликт патогенен – именно в этом случае соответствующее заболевание будет психогенным.
В наше отделение перевели пациентку, которую в течение несколько месяцев обследовали и лечили в другом месте – при помощи наркоанализа. В результате выявили психогенное заболевание на почве семейного конфликта; кроме того, утверждалось, что он непреодолим. В действительности, как мы вскоре выяснили, речь шла не о психогенном, а лишь о функциональном заболевании, то есть о том, что мы называем псевдоневрозом. После нескольких инъекций дигидроэрготамина пациентка полностью избавилась от симптомов, так что после восстановления здоровья даже смогла справиться с семейным конфликтом. Этот конфликт, без сомнения, существовал, но он не был патогенным, и, следовательно, болезнь нашей пациентки не была психогенной. Если бы каждый семейный конфликт был сам по себе патогенным, тогда, вероятно, 90 % семейных людей были бы невротиками.
Против патогенеза большинства конфликтов говорит их повсеместная распространенность. Что касается психических травм, Клоос полагает, что «при должной находчивости и искусстве трактования их присутствие можно доказать в жизни каждого человека». Я считаю, что для этого не нужна даже находчивость.
Чтобы верифицировать мое утверждение для самого себя, я провел соответствующее выборочное исследование и попросил мою сотрудницу Лотту Боденфордер проанализировать 10 случаев из архива нашей психотерапевтической амбулатории на предмет того, какие конфликты, проблемы и психические травмы, согласно их анамнезу, были устранены. Числовой результат был таков: 20. Эти 20 конфликтов и прочее были распределены по категориям. Затем были таким же образом проверены, исследованы и распределены по категориям 10 случайно отобранных соматических историй болезни нашей неврологической клиники, лишенных психического компонента. Числовой результат составил 51. У этих пациентов оказалось даже больше психических травм, которые, выражаясь словами Шпеера, они смогли «переработать». Неудивительно, ведь их соматические заболевания повлекли за собой массу проблем. Одинаковый опыт и одинаково тяжелые события одной группе навредили психически, а другой нет; то есть то, какой опыт человек получает, зависит не от самого события, не от окружающего мира, а от самого человека.
Итак, нет никакого смысла заниматься профилактикой неврозов, то есть стараться оградить людей от психического заболевания, оберегая их от всякого конфликта и устраняя с их пути все трудности. Напротив, было бы уместно и показано заранее подвергать людей своего рода психической закалке. Особенно ошибочным было бы переоценивать патогенность давления на психику проблем. Из практики давно известно, что ситуации крайней нужды и кризисов в целом сопровождаются спадом невротических заболеваний, а в жизни отдельного человека достаточно часто нагрузка в смысле требований, предъявляемых к его душе, действует скорее оздоровительно. Я обычно
