Золото Каралона - Александр Цуканов

Облачность мешает разглядеть землю. Но вот в прорехе меж туч мелькнула река, и самолет совершенно беззвучно взмыл вверх, огибая каменистый хребет, затем плавно пошел на снижение, под вопли женщин и матерщину мужчин. Заснеженный лесистый склон замелькал в иллюминаторе, следом оглушительный треск. От ударов оба кресло вырвало с корнем, по инерции вдавило в перегородку багажного отсека, нагромоздив сверху кучу вещей и тел пассажиров. Цукан на карачках выполз из под завала, испачкав ладони в крови. Увидел, что в задней части фюзеляжа зияет огромная дыра. Самолет переломился пополам, ударившись о склон сопки.

Глаза заволокло туманом, Цукан решает, что начался пожар, такое однажды видел в кино. Торопливо ползет через нагромождение кресел к пролому, без раздумий прыгает вниз. Словно пловец, выгребая руками, бредет в сторону от самолета, ожидая взрыва топливных баков. Метрах в ста вверх по склону, взвивается вверх огненный столб, следом ударная волна накрывает, вжимает в снег, как когда-то при артобстрелах. Следом еще один столб пламени. Снег плавится и шипит, в небо поднимаются клубы пара и дыма.

Самолет проломил на пологом склоне сопки длинную просеку. От ударов об сосны срубило оба крыла вместе с двигателями и бензобаками, отбросив назад. Корпус переломился. Словно огромная серебристая рыбина с большими рваными ранами самолет распластался в речной долине, прижатый с запада покатыми забайкальскими сопками. Огонь буйствует недолго, оголив юго-восточную боковину сопки и вскоре стихает, прибитый снежной метелью.

Цукан лежит на спине, осыпаемый мартовским снегом, неимоверно болит левая часть тела, ухо распухло. Едва поднялся, сразу заштормило, как после водки. Он ждет, что кто-то выберется из самолета или хотя бы позовет на помощь, тогда, пересиливая боль, пошел бы помогать… Но никто не кричит, не ругается, только там, вдали, трещит огонь, пожирая облитые керосином деревья. Он сидит на корточках, пытаясь восстановить диоптрию, избавиться от тумана в глазах, и подступающей тошноты. Прикладывает к полыхающему уху ком снега, обтирает лицо, становится легче.

«Шапку пыжиковую потерял, когда выбирался. Почти новая», – промелькнуло и ушло. Эта шкурная мысль слегка развеселила: «Шапку ему, дураку, видишь ли, жалко».

Кабина пилотов от удара об деревья развалилась, обнажила рваный металл, патрубки, жгуты проводов. Командир внешне не пострадал, он продолжает тянуть на себя рычаг набора высоты, чтобы самолет не клюнул носом в землю. Его голова завалилась назад, переломленная в шейных позвонках. У второго пилота лица нет, вместо него жуткое месиво с проломом на лбу. Убедился, что у обоих пульса нет. Из кабины пилотов пролез в багажный отсек, затем в салон.

– Есть кто живой?

Взялся разбирать завал, образовавшийся в дверном проеме из кресел, сумок, чемоданов. Наткнулся на тело женщины. Оттащил к кабине. Среди кресел у перегородки нашел мужчину с разбитым черепом. Рядом парень лет двадцати лежит на полу в луже крови и тихо стонет. «Хоть кто-то живой…» Открытый прелом в районе стопы, из разорванной мышечной ткани кровь слабо сочится. Цукан выдернул брючный ремень, перетянул лодыжку. Парень, похоже, потерял много крови, пульс едва прощупывается… «Так у меня же с собой бутылка коньяка!» Ищет сумку. Бутылка от ударов разбилась, но в нижней части у донышка граммов сто коньяка. «Махануть бы их разом!..» Но парня жаль, совсем молодой, как сын Ванька.

Ни стакана, ни ложки под рукой. Цукан осторожно макает носовой платок, чтоб не подцепить осколков стекла и отжимает коньяк в рот парню. Дрогнули ресницы, блеснул влажный глаз, следом какой-то сип из горла.

– Вот и отлично! Лежи тихо, – обрадовался Цукан. – Я тебя сейчас укрою, разными польтами, а после посудой разживусь, чайку сварганю.

Парень молчит, он впал в забытье, что и не важно, главное живой.

Пожилая женщина в клетчатом шерстяном платке и душегрейке лежит, свернувшись калачиком, словно спит, положив руку под голову. Потрогал холодную шею, перетаскивать к другим трупам не стал, потому что бессмысленно. А главное нет понимания, что делать дальше, где остальные, – бортинженер, что находился в салоне перед приземлением, мужчины, женщины…

Переднюю часть салона потихоньку засыпает снегом. Хвостовую часть самолета вместе с туалетом и кухонным блоком раскидало неподалеку на склоне. Он бредет       по снежной целине к обломкам самолета. Прикидывает, что первым делом нужно найти нож, хотя бы перочинный, кастрюлю под чай посуду или что-то подобное. Потом пошарить по сумкам и закоулкам, найти аптечку, обязательно антибиотик. В метель быстро не найдут – это он понимает. Нужно определиться с продуктами, обустроить подобие чума или логова, чтобы не замерзнуть, надо на чем-то железном развести костер… Десятки разных «надо» возникают и отшелушиваются, приходят новые, пока он лезет по снегу к задней части самолета, чтобы сделать ревизию.

От удара хвостовое оперение разлетелось в разные стороны, отсек с хозблоком и туалетом смяло, изрядно покорежило. Он копается в обломках железа, перепутанных проводах, вытаскивает трупы женщин. «А зачем? – тут же укоряет себя. – Если невозможно похоронить». Находит самое главное для себя в этот момент – металлический термос, большую аптечку, несколько пачек чая. В холщовом мешке хлеб, леденцы «Взлетные», немного кухонной утвари и три ярко желтых лимона, очень удививших его в этот момент. А ножа нет. Зато под сиденьем отсек с резиновым спасательным плотом и топорик, судя по картинке, для прорубания аварийного выхода в самолете.

Бортинженера выбросило через пролом при ударе о землю. Снял с него меховую куртку. В кармане комбинезона перочинный нож. Приходится дважды лезть по склону сопки на подъем по снегу, который сыплет и сыплет, словно собирается похоронить их тут заживо. Мокрый от пота смастерил очаг из камней и куска дюралевой обшивки. Края подогнул топором и решил, если соорудить трубу, да зашить проем тряпками, то отличное логово получится в багажном отсеке.

Остатки коньяку влил в чашку с чаем, немного отхлебнул и сразу почувствовал, как теплеет в желудке. Стал поить сладким чаем с коньяком парнишку. Парень бормочет неразборчиво что-то, едва разлепив глаза. Назвался Виктором.

Цукан разом позавтракал и поужинал куском балыка с хлебом, попил чаю с леденцами, продолжая размышлять, как ему соорудить в закрытом отсеке очаг без трубы и не задохнуться от дыма. «Надо пробить топориком в потолке дырку, – решает он. – Но для этого нужно влезть на фюзеляж. Потом вставить в распор куски железа, края обстучать на изгиб, скрутить снаружи проводом, будет сшивная труба…»

Сухостоя самолет наломал целые горы. Цукан таскает дрова про запас, обустраивает багажный отсек, уцелевший лучше других отделений. Парень смотрит внимательно. Пытается привстать и тут кричит от боли.

– – Что там у меня?

– Открытый перелом на стопе, кость мышцы