Золото Каралона - Александр Цуканов

Осенью Сашка Шуляков неожиданно позвал в гости. Его отец работал главным инженером на ЗИФе. Жили они в отдельном доме с тремя комнатами, обставленными не самодельной, а настоящей фабричной мебелью. Ваню удивила обстановка и пианино, на котором Сашка смог сыграть «Во поле березонька стояла», что всех насмешило и он тут же прекратил клацать по клавишам. Но более всего восхитили две пары настоящих боксерских перчаток. Тут же устроили шумную возню. Сашка двигался умело вприпрыжку, бил расчетливо, старался попасть по лицу. Раскровенил Ваньке губу и, подражая отцу, сказал: «Это тебе не девчонок по коридору гонять. Тренировка нужна».

Пришли родители Сашки. Шуляков старший похвалил: хорошее дело затеяли, приходите еще, я вам покажу боксерскую стойку, бой с тенью. Когда вышли на улицу, Ваня присел под окном, чтобы завязать шнурок у ботинка и услышал через распахнутую форточку гневный голос Сашкиной матери: «Ты кого в дом привел! Второгодника. У него отец бандитом был, а мать…».

Тренировались на улице перед школой, бегали по стадиону, отжимались и прыгали, как показывал Шуля, словно настоящий боксер. Его много раз спрашивали: тебя отец научил. «Нет, я сам», – отвечал Сашка и никому не рассказывал про книжку олимпийского чемпиона Валерия Попенченко: «Бесконечный бой».       Сашка показывал уклоны, прямые удары. «Хук – удар снизу в челюсть», – говорил он, это мой любимый удар. Его авторитет поднялся на недосягаемую высоту.

Посмотреть спарринг, собиралось десятка два школьников. Сашка выступал за судью и за тренера. Если подходили парни постарше, просили перчатки, то Шуля авторитетно убеждал, что это запрещено в боксе, что у них другая весовая категория. Напросился на спарринг одноклассник Андрей, толстощекий увалень, по прозвищу Хомяк. Сашка с удовольствием гонял его по площадке, осыпая градом ударов. Зрители хохотали, кричали: «Падай, Хомяк. Лежачего не бьют». Андрей долго терпел, закрывался, как мог, и вдруг снизу с мощным замахом, влепил Шулякову по уху. Сашка упал.

Тренировки по боксу прекратились.

Ваня дочитал книгу «Капитан Сорвиголова» и ему страстно захотелось поделиться этой необычайной историей. Пересказать. А поговорить не с кем, мать ушла на дежурство во вторую смену. На высоком барачном крыльце сидел Кахир. Он не плакал, нет, тер ладошкой лицо и смотрел вдаль на западный склон сопки Пупырь, где еще пламенели отголоски заката. Смотрел в ту сторону, куда увезли на санитарной машине его мать и думал тоскливо о том, что не может ничем ей помочь. Вот если бы достать много денег и отвезти в Москву, где имеются такие больницы, что лечат любую болезнь. А приятель Иван трендел, не уставая про Южную Африку, прерии, страшную муху «цеце», буров и прочую дребедень о которой он никогда не читал и, вряд ли, прочтет. Чтоб не обидеть приятеля, сказал, давай сходим к клубу…

Они пошли через поселок, по дороге вдоль теплотрассы, одетой в рубашку деревянного короба.       В бараке, где жила их одноклассница Люська Забедня, горел яркий свет и красиво играли на аккордеоне, подстраиваясь под хлипкий хор голосов. Мальчишки приостановились, всматриваясь через окна в чужой праздник, где пел и плясал рудничный народ, все больше конторские. На почетном месте сидел Шуляков в бежевом пиджаке, ворот белоснежной рубашки расстегнут, галстук в кармане, рядом красавица жена, в светло-голубой батистовой кофточке, с волосами, уложенными в виде высокой чалмы.

Поднялся горный мастер Забедня со стаканом в руке, чтобы произнести тост и в этот момент зазвенело оконное стекло. Забедня увидел направленные в грудь стволы, попытался выскочить из-за стола, но жена с воплем повисла на руке. Ружейный дуплет опрокинул Забедню на стену. В комнатах повис пронзительный бабий крик, топот ног, но свет погасить догадались. Мужчина в брезентовой робе, переломил стволы, вставил патроны и снова пальнул в темноту, и так же неторопливо пошел в сторону магазина, слегка припадая на правую ногу. Приостановился. Увидел бегущих людей, снова перезарядил ружье и, не целясь, выстрелил.

Ваня и Кахир спрятались за коробом теплотрассы. Они видели, как мужчина зашел в продуктовый магазин и вскоре выскочил оттуда с бутылкой в руке. Он шел в край рудничного поселка, где стояло наособицу несколько домиков, прозванных у местных Бандеровкой.

Народ стал стекаться на площадку у магазина. Вскоре здесь собралось около десятка мужчин с ружьями и карабинами во главе с Шуляковым. Они возбужденно переговаривались, разрабатывая план поимки Власюка, который дома прихватил патронташ и ушел по распадку в сторону участка Пионер. Доносилось: «Делимся на две группы. Мужики, не рискуем, осторожно петляем следом… Собак с поводка не спускаем».

Днем в поселке об этом говорили повсюду. Власюк долго отстреливался, и чуть не убил сварщика Игореху Зузяева. Он вернулся в барак настоящим героем, несколько раз рассказывал, как они долго лежали в стланике, как стреляли в потемках наугад. Ждали, когда Власюк израсходует патроны… «Замерзли напрочь. Вот я и решил обойти его верхом, зайти сзади. На одной из проплешин запнулся о камни. Власюк услышал и с развороту по мне. Я залег. А он, видать, высунулся из укрытия, меня высматривал, тут его мужики и подранили. Зверюга. Настоящий фашист».

В тот год случилась необычайно метельная зима со шквалистым ветром. В школу не ходили из-за морозов. Когда поиссяк холод, снежные заносы пробили, прочистили, загрохотала вновь фабричная камнедробилка. Между домами надувы снеговые выше человеческого роста. Вдоль дороги пласты наста и огромные снежные глыбы, можно крепость построить. Да в школу нельзя опоздать. В раздевалке толкотня, шум, а Ване и это приятно. Сашка Шуляков руку протягивает, о недавней потасовке и не поминает. Учительница классная, та самая, что линейкой метровой по лбу била, едва поздоровавшись:

– Ну, наконец-то Малявин пожаловал.

Потом за дополнительные ответы пятерку поставила. Похвалила.

На большой перемене Ваню возня привлекла в конце коридора. Подошел, глянул, что такое? Все, кому не лень, колотят белобрысого пацаненка и кричат: «Эсэсовец! Фашист!..»

Пацанчик этот малорослый с чубчиком в скобочку, видно, хотел в туалет проскочить, но его настигли, зажали в угол. А он пощады не просил, не плакал, лишь жался к стене, прикрывая голову руками. Даже жалостливые девчонки, одноклассницы Вани Малявина, не заступились, не подняли визг, как делали это обычно.

Ваня растолкал школяров.

– Чего напали на одного! Хватит вам… Пошли со мной, проведу, – тронул Белобрысого за локоть. Но пацанчик смотрел затравленно, злобно и гнул голову, ожидая подвоха.

Тут подскочил Вовка Сычев – давний приятель и враг одновременно, зашипел громко в самое ухо:

– Офигел, что ль, Малява! Это сын эсэсовца, который Забедню убил.