Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

Огорчало то, что сама тираниха явно обо всем знала. Потакает сыну? Пусть так. Но эта совершенно глупая история с платьем была и ему неприятна. Что тогда? Доротея так влезла в доверие, что заставила мамашу плясать под свою дудку? Но что тогда значат сегодняшние слезы и эта пощечина? Тираниха назвала ее растяпой… И Доротея принимала этот гнев так, будто признавала за тиранихой такое право.

И все будто рассыпалось со звоном битого стекла. Ясно было одно: чтобы найти свое место в этом доме, надо было во всем разобраться. Хотя бы попробовать. Но как разобраться, когда никто с Джулией и говорить не хочет. Мать закатывает глаза и воротит нос, Доротея фыркает, как плешивая кошка. Кажется, в этом доме улыбается одна только Розабелла. Да и та прячет улыбку, будто боится, что ей влетит. Розабелла… Кажется, ей понравился Лапушка… Уж, конечно, чудесного Лапу и сравнить нельзя с этим кошмарным котом, с которым все так носятся!

Вдруг что-то промелькнуло в отдалении, будто заблестела голубоватая пыль, прочертив в темноте мгновенно тающую дорожку. Послышался вкрадчивый голос Альбы:

— Лапа! Лапушка! Иди же сюда, маленький гаденыш!

Осторожные шаги, спорый топот маленьких лапок. Грохот… Кажется, Альба на что-то наткнулась в темноте. Так отчего не запалить фонарь? В проходную комнату, в которую выходила дверь прихожей, сквозь незакрытые ставни пробирался скупой лунный свет. Джулия прокралась к проему, украшенному колоннами, заглянула. В серой мути отчетливо выделялся силуэт Альбы, уперевшей кулаки в крутые бока. Она казалась плоской тенью, будто кто-то искусно вырезал ее из черной бумаги.

— Выходи, поросенок! Сеньора вернется — что я ей скажу? Лапушка! Пойдем! Курятины дам!

Лапа лишь зашуршал где-то в отдалении. Альба навострилась, прислушиваясь, пригнулась, вытянула шею. Джулия и сама вдруг заметила голубоватое пятнышко, в котором отчетливо угадывались огромные чуткие ушки. Едва различимо, но этого хватило. Она шагнула в комнату:

— Маленький, иди же сюда!

Узнав голос, Лапа подскочил и тут же кинулся прямо на руки, на долю мгновения вновь оставив в темноте тающую голубоватую дорожку.

Альба едва не взвизгнула:

— Сеньора, вы ли?

— Я. Что здесь происходит? Что с Лапой?

Джулия инстинктивно гладила мягкую шерстку, и удивленно наблюдала, как под ее пальцами будто перекатывается голубое жемчужное сияние. Ровное, мягкое, слабое. Но в ночной темноте его просто невозможно было не заметить.

Она уставилась на Альбу:

— Что с ним? Запали фонарь, что ли!

— Погас фонарь, сеньора. Пока я за ним бегала. Уж и не знаю, что стряслось.

— Да что стряслось? Почему Лапушка светится? Почему убежал? Пойдем в комнату.

Альба молчала, только грозно сопела за спиной. Выдохнула, лишь закрыв дверь в освещенную свечами спальню:

— Блохи, может, разом его закусали? Вот он и взбеленился?

Джулия нахмурилась:

— Не говори глупостей. Никогда у Лапы блох не бывало. Не хуже меня знаешь. Говори, что было.

Лапа успокоился, привычно уткнулся носом в рукав. Джулия смотрела на него, но теперь не замечала ничего необычного. Лапушка был совсем таким же, как и всегда, с привычной сизой шерстью.

Альба растерянно пожала плечами:

— Не знаю, сеньора. Вы ушли, а он через какое-то время забеспокоился. Все носом поводил, принюхивался, присматривался. Ну, думаю, мыша где учуял. Но нет — все норовил в окно или на террасу. Я ставни позакрывала, а он мечется. Прислушивается, принюхивается. Шоркался, шоркался, а потом щель выискал, да и сквозанул в темноту. Насилу отыскала. Ладно, хоть из покоев не убежал. А, ну, проберется в подвал. Так мы его тут разве отыщем? В чужом-то доме! Может, вас искал?

Джулия какое-то время молчала, наконец, тоже пожала плечами:

— Может, и искал. Он не любит, когда я его оставляю.

— Думала, может, с курятиной что не так, которую ему с кухни носят? Мясо не свежее? Все просмотрела, что недавно служанка принесла. Так придраться не к чему — свежее просто некуда. Вам хуже подают! Наверное, и этого жирного кота лучше не кормят!

Джулия вновь погладила Лапушку:

— Но ведь это не объясняет его шерсть. Или ты… не видела?

Альба опустила голову:

— Да лучше бы не видела… — Она вычертила знак, отгоняющий беду. — Всем святым клянусь, сеньора, знать не знаю, что за напасть такая. Может, обтерся где. В извести, или в краске какой… здесь же все стены картинами измазаны.

Джулия пожала плечами:

— Может, и обтерся. Пойдем, еще посмотрим…

Лапушка заерзал на руках, возмущенно тявкнул, спрыгнул на пол и в мгновение ока взобрался на балдахин. Сверкнул хитрыми глазами и улегся в самой середине, продавив своим весом полог. Теперь до утра не спустится…

Глава 28

Альба так суетилась, так разволновалась, что бестолково металась по комнате, не зная, за что хвататься. Остановилась, подняла раскрасневшееся лицо:

— А если не позволит? И бесы не разберут, что творится в ее голове.

Джулия нетерпеливо поджала губы, поудобнее перехватила Лапу на руках и почесала ему за ушами:

— А я не собираюсь ничего спрашивать. Альба, шаль! Ту, голубую, с кистями. Вдруг там ветер. Да не копошись ты!

Альба вызнала, что Розабелла иногда гуляет в саду до полудня. Джулия все утро караулила у окна дальней комнаты, которое выходило в сад и, наконец, несколько минут назад заметила среди листвы Розабеллу в странной компании лекаря Мерригара. Зато без тиранихи и мерзавки Доротеи. Складывалось впечатление, что Розабелла просто не отходила от матери и всегда была при ней. Джулия не хотела упустить такую возможность.

— Нашла, сеньора, — Альба держала шаль на вытянутых руках. — Сеньора, а вдруг тираниха скандал устроит? Тут же все, что угодно, ждать можно.

Джулия даже воинственно выпрямилась:

— А пусть устраивает. Дурного мы ничего не делаем. Мы теперь живем здесь, Альба. Значит, как и все прочие, имеем право погулять в саду. Пойдем.

Альба лишь повела бровями и вычертила охранный знак. Но больше ничего не сказала, последовала за своей хозяйкой.

Джулия старалась вести себя спокойно, ни от кого не таиться, с достоинством принимать поклоны встречных слуг и не озираться по сторонам, выискивая тираниху. Но это впрямь было нелегко. Если вдуматься: что такое дом? Всего лишь стены, камень. И дело вовсе не в бездушных стенах, а в людях, которые в них живут. И только от людей зависит, чем станет дом: убежищем или тюрьмой. Джулия больше не хотела чувствовать себя узницей. Она не прислуга и не приживалка. Фацио Соврано сказал, что ничего не изменить. Она и сама понимала, что обратной дороги нет…

По лестнице поднималась одна из служанок, несла укрытый вышитой салфеткой поднос, а сама таращилась на Лапу так, что едва не упала. Вдруг Джулия обернулась к Альбе:

— Вернись-ка в покои и возьми Лапушкину миску с мясом. Ее только принесли, он не успел поесть.

Альба нахмурилась:

— А это-то зачем? Вернемся — поест.

— Ты не спрашивай, а выполняй.

Альба лишь пожала плечами и ушла.

Джулия неторопливо спускалась по лестнице. Идея показалась неплохой. Наверное, Розабелле покажется милым и интересным угостить Лапу курятиной.

Альба вернулась очень скоро, почти бегом:

— Съедено все, сеньора, — она подняла руку и показала пустую оловянную миску, будто знала, что голословию Джулия не поверит. — Когда только успел — всю дорогу с рук не слазил. В кухню идти?

Лапа, будто понял, о чем говорят. Вытянулся в сторону миски, поводил острым носом, шумно принюхиваясь. Огромные чуткие ушки настороженно заходили. Будто собственную чашку впервые увидел!

Джулия погладила Лапушку, заглянула в хитрые золотистые глаза, поцеловала в макушку:

— Ох, ты и шустрый обжора у меня! — Она посмотрела на Альбу: — Нет, он же наелся. Пойдем, скорее.

Они впервые за все время вышли из дома. Квадратный внутренний двор, который Джулия видела только в ночь приезда, теперь казался просторным, полным света и воздуха. Каменное кружево колоннады представлялось на солнце полупрозрачным, теплым. Необыкновенным. Фонтан посередине выбрасывал тонкие звонкие струи воды. Джулия подставила ладонь, ловя прохладные капли, которые, казалось, пахли горной свежестью. Лапа норовил сделать ртом то же самое, весь вытянулся и чавкал.