Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

Один из слуг показал выход в сад. Проводил несколькими крытыми переходами, и от открывшейся красоты просто захватило дух. В нос ударили сладкие ароматы цветов, уже привычно смешанные с пикантной морской горчинкой. Джулия стояла на широкой мраморной лестнице, а под ногами, вниз по склону горы, террасами раскинулся цветущий сад, в котором звенели фонтаны. На самом горизонте виднелась лазурная полоска спокойного моря, которая встречалась с синью безоблачного неба. И крошечной подвижной точкой белели паруса какого-то суденышка.

Все утопало в бугенвиллиях самых немыслимых оттенков. То тут, то там искрились на солнце, словно лакированные, жесткие густо-зеленые листья магнолий и цитрусов, щетинились пальмы, словно иглами морские ежи. По обе стороны от лестницы благоухали ухоженные розовые кусты.

Альба даже открыла рот от изумления:

— Господь всемогущий! Какая красота! — Она насупилась: — И как в такой красоте эти люди остаются такими злыднями? Тут же сердце поет!

Джулия лишь пожала плечами: истинная правда, но она и сама хотела бы знать ответ.

Лапушка привстал на передних лапах и жадно внюхивался в воздух, вслушивался в птичьи пересвисты. Здесь наверняка есть ящерицы и кузнечики — будет ему раздолье.

Альба охнула:

— Сеньора…

У подножия лестницы вышагивал, лоснясь на солнце немыслимым оперением и волоча длинный хвост, павлин. Будто нарочно, он остановился на белом сияющем камне, издал странный скрежещущий звук и расправил свой невероятный хвост. Джулия и раньше видела павлинов, но те казались теперь какими-то… не такими впечатляющими. Не такими большими и не такими яркими.

Со всей этой красотой Джулия едва не позабыла, зачем вышла в сад. В конце концов, сад никуда не денется, а вот Розабелла… Она внимательно огляделась, пытаясь прикинуть, где именно увидела ее в окно. Но, не зная сада и толком не зная дома, сделать это было крайне сложно. Она даже не понимала, куда с этой стороны выходят ее окна. Оставалось лишь обойти все.

Они спустились с лестницы и свернули на ближайшую, вымощенную морской галькой дорожку, которая змеилась влево между кустиками мирта и шпалерами, сплошь увитыми плетистыми розами. Искусные руки неизвестного мастера сложили на дорожке мозаичный узор из розовых, обкатанных морем мелких камешков. Альба молчала, только восхищенно смотрела по сторонам. Вдруг, едва слышно прошептала:

— Ой, смотрите, сеньора, дикий чеснок! Страх, как люблю!

И, правда, дикий чеснок со знакомыми продолговатыми листиками. Только, слишком маленькая грядка для дворцового огорода. Дальше виднелись какие-то колышки, низенькие оградки. Снова грядочки. Кажется морковь. Джулия вышла из тени лимонного деревца и заметила черное пятно. А вот и Розабелла… Та стояла, наклонившись, и что-то говорила стоящему прямо на земле на коленках Мерригару. Наконец, лекарь с трудом поднялся, взял плоскую корзинку и направился в сторону Джулии. Совсем не дело, если их обнаружат за кустом. Джулия опустила на дорожку Лапушку, и тот тут же побежал в сторону грядок.

— Ой! — Розабелла восторженно вскрикнула и принялась оглядываться.

Джулия вышла и широко улыбнулась:

— Сеньора Розабелла!

— Сеньора Джулия! Какая чудесная встреча.

— Вы не видели здесь моего питомца? Он убежал, и теперь не могу его отыскать.

— Видела! — Розабелла просто лучилась от восторга, и ее хорошенькое личико сияло. — Вон он, в жасминовых кустах! Какой же он хорошенький!

— Какое счастье, нашелся!

Джулия погрозила Лапе пальцем. Розабелла подняла ясные глаза:

— Не ругайте его, сеньора Джулия. Ему, наверное, тоже нравится гулять в нашем саду. А вам нравится? Я раньше вас здесь не видела.

— Очень нравится. Прекраснее сада я в жизни не видела. И столько цветов! — Джулия кивнула в сторону: — А это что за грядки?

Розабелла пожала плечами:

— Аптекарский огород. Сеньора, только умоляю, не срывайте ничего! Мерригар так дрожит над своими грядками, что слов не подобрать. Он готовит из них успокоительные отвары и настойки для матушки. Если вдруг чего не хватит — матушка будет очень недовольна.

Джулия с готовностью кивнула, но недоуменно посмотрела на грядку с чесноком:

— И дикий чеснок с морковкой?

Розабелла отвела глаза и пожала плечами:

— Лекари говорят, что в каждой травинке и польза и вред. Значит, и в этой морковке польза есть.

Джулия мгновение помолчала:

— А вред? Разве в морковке может быть вред?

Розабелла вдруг побледнела на глазах, смотрела куда-то Джулии через плечо. Но можно было уже не оборачиваться, потому что за спиной раздался знакомый высокий голос:

— Розабелла!

А вот и тираниха…

Глава 29

Джулия старалась не показаться напуганной, но была натянута, как струна.

В великолепии сада сеньора Соврано выглядела настолько неуместно, насколько вообще можно было себе вообразить. Она смотрелась еще изящнее, еще чернее. Кружевная шемизетка будто топорщилась особенно остро и напоминала уже не стальные спицы, а острия множества клинков. Дотронься пальцем до тончайшего узорного зубчика — и пойдет кровь. Щеки тиранихи были как-то необычайно бледны, взгляд — кристально холоден. За спиной госпожи неизменно отиралась нарумяненная Доротея с жирным котом на руках.

Джулия поклонилась:

— Сеньора Соврано.

Но тираниха подчеркнуто смотрела только на дочь, будто Джулия была пустым местом:

— Розабелла, что происходит? Почему здесь посторонние?

Розабелла виновато молчала, словно совершила непростительную провинность.

— У тебя отсох язык?

Лапушка вынырнул из-под листвы лимонного дерева и уставился на кота. Поводил носом, морщился и уже почти обнажил клыки, потявкивая. Джулия подхватила его на руки, стараясь успокоить. Гладила за ушами, прижимала к себе. Но Лапа тоже был предельно напряжен, будто задеревенел. Под пальцами чувствовалось, как его густая шерсть у корней привстает дыбом. А потом по его теплому тельцу побежала нервная дрожь. Он сверкал золотистыми глазами и, казалось, был готов накинуться на кота. Золотко, в свою очередь, лениво свисал в тонких руках Доротеи и лишь беззвучно скалился. Но и это, казалось, давалось ему с неимоверным усилием. Лишь кончик пушистого хвоста нервно и энергично шлепал по цветастой юбке этой бесстыжей девицы, словно независимо от размякшего от лени обладателя.

Розабелла по-прежнему молчала, и Джулии просто стало жаль ее. Она до такой степени боялась собственную мать, что не знала, что ответить? Джулия вдруг живо вспомнила себя и свою матушку — и подобное показалось просто невозможным. Возмутительным и несправедливым. Даже Паола обращалась с ними нежнее, чем тираниха с собственной дочерью.

Джулия подняла голову:

— Мы уже уходим, сеньора.

Тираниха по-прежнему не смотрела на нее:

— Надеюсь, вам понятно, что не стоит появляться здесь впредь?

Джулия сглотнула, чувствуя, как внутри поднимается волна возмущения, которая утопит, если не получит выхода. Можно ли найти общий язык с этой странной женщиной по-хорошему? Кажется, нет. Тогда стоит ли играть в жертвенное смирение? Фацио говорил, что его матери следует простить некоторые слабости. Такая формулировка обычно подразумевает снисхождение. Он не говорил, что следует безропотно терпеть все, что от нее исходит.

Джулия подняла голову, чувствуя, как закипело в висках:

— Где именно, сеньора? В вашем доме столько запретов, о которых я не знаю. Я буду очень признательна, если вы наймете картографа и составите для меня подробную карту, на которой будет отмечено, куда мне можно, а куда нет. Я не думала, что и в саду могут быть какие-то запреты.

Тираниха перевела небесный взгляд, будто впервые увидела ее, различила:

— Вам не позволено расхаживать, где только вздумается. И крепко запомните, что я не желаю видеть вас в этой части сада. Никогда.

— Почему?