Рок-звезда - Б. Б. Истон

Ганс слегка застонал, и я внезапно точно поняла, что могу для него сделать. Чем могу отплатить ему за все, что он для меня сделал.

Я опустилась на колени. Плитка пола была прохладной – на мне были только тоненькая маечка и трусы-боксеры Ганса, – но мягкий свет свечей, легкий флирт между Дрю Бэрримор и Эдвардом Нортоном, плоть на моем языке, все было теплым и бархатистым. Я не спешила, с абсолютной уверенностью зная – возможно, впервые в своей жизни, – что мне некуда больше спешить и меня не ждет ничего, что может быть лучше.

Я пришла.

Длинные жесткие пальцы зарылись в мои короткие волосы, пока я медленно воздавала хвалу мужеству Ганса своими губами. И руками. И языком.

– Черт, – выдохнул Ганс, стискивая мою голову. Его бедра начали слегка покачиваться, а все тело напряглось.

Я видела, что он сдерживается. Он хотел трахать меня в рот, но он был слишком большим, а я – слишком неопытной.

Ну, или он так думал.

Я схватила его руками за бедра и поглядела на него из-под ресниц. Ганс наблюдал за мной. Уже стемнело, и комната была погружена в темноту, но его глаза пылали, как два голубых огня. Я и забыла, как зловеще он выглядел, когда не улыбался. Как мощно. У Ганса была другая сторона, с которой я пока не была знакома; я это чувствовала.

Я взяла его в рот на всю длину, давая понять, что он может не сдерживаться. По моим рукам побежали мурашки.

Он не сломает меня.

«Он не будет меня ломать».

Ганс смотрел в мои налитые слезами глаза, проверяя мою решимость, перенимая контроль, направляя мои движения. Я вцепилась в его бедра, пока он вонзался в мой рот, с каждым разом немного глубже, с каждым выходом – немного дальше. Задыхаясь, я обхватила член правой рукой у основания, предлагая ему продолжать. Но едва я почувствовала, как он твердеет у меня в руке, Ганс отстранился.

– Черт, детка, – выдохнул он, проводя рукой по спутанным черным волосам. – Ты меня так угробишь.

Я улыбнулась распухшими губами. Его яростный член торчал из расстегнутых джинсов. Мы уставились друг на друга с расширенными глазами, вздымающимися телами, и тут оба, одновременно, посмотрели на ванну.

Сорвав одежду, мы с Гансом рухнули в воду, которая остыла до комнатной температуры. Одним нажатием кнопки он вызвал к жизни мощные струи, и тихая вода забурлила тысячами пузырей. Ганс сел, прислонившись спиной к дальней стороне овальной ванны, и вытянул свои длинные, мускулистые ноги. Я хотела оседлать его, но его руки на моих бедрах остановили меня.

– Нет, детка, не так. Повернись.

Мое сердце билось почти так же, как плотные струи воды вокруг нас, когда я сделала, что он сказал, поднялась и повернулась к нему спиной. Две руки взяли меня за голый зад, сжимая единственное мягкое место в моем организме. Я затаила дыхание, когда Ганс развел их в стороны, и изумленно ахнула, когда почувствовала между ними его язык, скользнувший по шву. Все началось спереди.

А закончилось сзади.

Когда он сделал так снова, у меня подогнулись коленки. Не прекращая, Ганс убрал одну руку, положил ее мне на изгиб спины и нажимал, пока я не наклонилась. Вцепившись руками в край ванной, я захныкала, но он не переставал терзать меня своим ртом. Для Ганса не существовало пределов. Он хотел меня всю, без остатка, и я была более чем готова отдать ему это.

Нежные, посасывающие движения сменились длинным, жадным лизанием.

Поглаживающие ладони – любопытными пальцами.

И эти пальцы наполнили меня, став скользкими.

Скользкие пальцы гладили те места, которых раньше никто даже не касался.

Теплый язык следовал за ними легкими касаниями.

Этот путь желания спустился вниз по моему бедру.

Мой рот наполнился слюной.

Что-то шершавое, как наждак, царапало мою чувствительную кожу.

Жадный язык нырнул туда, где я ждала его.

Большой палец Ганса, смазанный смесью его слюны и моей страсти, теребил мою выпуклость, пока он трахал меня языком. Выгнув спину, я вся дрожала, всей позой умоляя его о большем. Я даже не представляла, что мне может быть так хорошо. Так много ощущений сразу, и, когда Ганс дал мне то, чего я так хотела, когда он прижался к моему тесному входу и наполнил меня по-новому, все мое нутро свело судорогой.

У меня в горле зародился крик, но прежде, чем он вырвался из меня, Ганс вышел, обхватил мои бедра обеими руками и утянул меня к себе в бурлящую, пенную воду.

Прижав меня спиной к себе, Ганс поцеловал меня, погладил руками и тут же, не давая опомниться, вошел в меня снизу, наполнив своим невыносимо твердым стержнем.

Я тут же кончила. Мое нутро стиснуло и сжало его, пытаясь принять его во всей длине, но желая все больше и больше. Вцепившись в край ванной, я укусила его за губу, и ураган, круживший нас в своем танце, передался от меня Гансу. Когда буря во мне начала утихать, Ганс обхватил меня обеими руками, приподнял мои бедра и с криком и поцелуем наполнил меня до краев.

Когда мы спустились с небес на землю, из ванной выплеснулась вода, залив мой рюкзак.

Ганс обнимал меня, уткнувшись небритым подбородком мне в шею. Прижавшись щекой к его виску, я улыбалась, возможно, впервые в жизни совершенно довольная и умиротворенная. На светящемся экране люди плясали и пели, но я не обращала на них внимания. Я плавала в любовном пузыре только для нас двоих.

Пока он не лопнул.

Пока мрачные мысли не подкрались ко мне, как пауки, и не начали плести свою паутину сомнений в темных уголках моего разума.

«Ничто никогда не сравнится с этим. Ты это понимаешь?»

«Ты никогда не будешь счастливее, чем сейчас. А тебе всего-то семнадцать».

«Ты пропала».

«Ганс только что разрушил всю твою жизнь. Все оставшиеся восемьдесят три года. Напрочь».

«Вы вместе всего-то месяц, а ты уже не можешь без него жить».

«А что ты будешь делать, если он бросит тебя, как Рыцарь? Если изменит, как Харли?

«Да ты просто сдохнешь, вот что».

«Так что тебе предстоит жизнь в мучениях или смерть».

«Ну, поздравляю».

– Ганс?

– М-м-м-хм-м?

– Это было… Сильно. Невозможно. Душераздирающе. – Ну, в смысле, никто никогда… Так меня не любил. – Я… не могу потерять тебя.

– Я знаю, детка, – пробормотал Ганс в теплое место у меня за ухом, словно прочитал мои смятенные мысли. – Я знаю.

Мы нырнули глубже в пульсирующую, еле теплую воду. Сквозь шелест струй и удары собственного сердца я начала различать безошибочный звук дурного пения. Взглянув на мерцающий экран, я увидела Тима Рота, одетого, как оборванец, и поющего серенаду очень важной Дрю Бэрримор.

– Это что, чертов мюзикл? – вырвалось у меня.

Ганс фыркнул.

– Ты серьезно? Да он почти кончился.

– Тем хуже, – не сдавалась я.

– Ага. Он просто ужасен, – согласился Ганс.

– Надо включить его