Большая книга ужасов – 66 (сборник) - Ирина Мазаева

– Да, не прочитала. На фига нам листочки? Я планшет хочу!

– Женя!

– Ладно-ладно, я сегодня же их отсканирую и пришлю тебе, о’кей?

Поболтали о школе. А потом Сашка, помявшись немного, спросил:

– Женька, ты же мне друг?

– Да. А что?

– Жень, ты не рассказываешь… Но я хотел спросить… Хочу спросить… Ты боишься огня, ведь так? Тебе снятся кошмары про пожар. И у тебя на левой лопатке шрам, похожий на ожог. Что же с тобой произошло?

– Я не хочу об этом говорить.

– Почему? Может быть, ты расскажешь и тебе станет легче, ты…

– Карпов, отвянь. Я не хочу об этом говорить, не хо-чу. Все, адьес.

– Женька, ну ты же не такая злая, ты добрая. Чего ты сразу?

– Я не добрая и не злая. Я добрая в злую полосочку. – И она выскочила из кафе, оставив Сашку расплачиваться.

А вернувшись домой, села за стол и задумчиво уставилась на тетрадные листки из сейфа: может, Сашка прав и это важная находка?

– Ну рассказывай! – ворвался в комнату Лешка.

– Как культурист-блондин, объевшийся кукурузы, лопнул в солярии?

– Да не!.. – Брат резко прикрыл дверь. – Про…

Вслед за дверью почему-то резко захлопнулась форточка, а листки бумаги разлетелись по полу.

– Что делаешь-то?! – тут же вспылила Женька. – Прочитаю все – расскажу, не лезь!

– Да я че, я ниче. Я к парням пойду, у нас ваще крутые дела.

Лешка ушел, а Женька собрала листки, исписанные убористым почерком с двух сторон, и в ней проснулось любопытство: она погрузилась в чтение.

«12.12.

Сегодня ровно три месяца, как я работаю на комбинате. Мои рисунки предварительно одобрили, но в производство еще не запустили. У комбината вообще наступили трудные времена. В отделе сбыта говорят, что конкурировать с Китаем не получается. Раньше предприятие работало в три смены, потом в две, а с завтрашнего дня переходит на одну смену. Мне грустно.

24.12.

Теперь в шесть часов цеха пустеют. Я устроила себе уютный уголок в четвертом цехе. Кинула удлинитель, и теперь мне есть куда подключить электрический гончарный круг. Работаю в тишине, никто не лезет с вопросами. Блюдца у меня уже отлично получаются. И миски. И даже вазы, только простые, обычные. Вытянуть узкое горлышко в вазе до сих пор не выходит. Но ничего, надо просто работать и верить в победу:)

26.12.

Мои эскизы приняли! Окончательно и бесповоротно! Теперь с ними работает технолог! Они пойдут в производство. Ура! Это самый лучший подарок к Новому году!

27.12.

Сегодня снова пыталась сделать вазу…»

Женька отвлеклась и задумалась. Это был обычный дневник какой-то работницы комбината. Наверное, художницы, той, что придумывает, какой формы должны быть чайнички и какие цветочки на них рисовать. Женька пробежалась глазами дальше – еще пара листков были посвящены размышлениям, как правильно «вытягивать» горлышко вазе и как радостно видеть свои – сделанные по своим эскизам – чайники на стеллажах. «Непонятно только, зачем обычный дневник надо было прятать в сейфе да еще таким странным образом…» – подумала Женька. Сидела и рассеянно перебирала записи. Пока вдруг не наткнулась на нечто странное…

«3.02.

Сегодня я снова слышала голоса в цехе обжига. Это было около девяти вечера. Наш сторож Василич, если и обходит помещения, никогда сам с собой не разговаривает. Да я уже спрашивала его, был ли он в цехе в прошлый раз: его не было. Я выключила гончарный круг, чтобы было лучше слышно. Это на самом деле были голоса! Только мужские или женские – непонятно. Мне стало интересно, и я прокралась в цех. Если честно, я думала, что кто-то пришел воровать продукцию. Глупая! Я думала: я остановлю воров! Раскрою преступление! Выглянула из коридора, а там никого нет. Наверное, все оттого, что я совсем заработалась с этими вазами в одиночестве. Надо в выходные съездить в центр и развеяться.

5.02.

Меня до сих пор трясет. Я их видела. Я видела их так, как вижу любого из работников комбината. Они производят странное, даже отталкивающее впечатление. И сами они, и то, что они делают».

– Святые пряники! – вырвалось у Женьки.

Пряники она любила. Особенно мятные и имбирные. А тут на днях к маме заходила какая-то знакомая; они уселись на кухне. Женька заскочила на минутку что-то спросить, увидела на столе пряники и ловко подцепила парочку. А мамина знакомая как закричит: «Ты что! Это святые пряники!» – и отобрала. Как позже выяснилось, та тетка их из какого-то монастыря привезла. Только Женька все равно не поняла, почему их нельзя было съесть.

А теперь вдруг вот выскочили из нее эти «святые пряники»… Наверное, от волнения.

– Святые пряники! – повторила Женька, чувствуя, как все внутри у нее дрожит от предвкушения прикосновения к настоящей Тайне…

И продолжила читать.

«9.02.

Я должна все понять и во всем разобраться! Мне с самого начала казалось, что что-то здесь, на комбинате, не так. Я продолжаю свое наблюдение. Очень хочется с кем-нибудь поделиться увиденным, но я боюсь, что меня сочтут сумасшедшей. Интересно, кто-нибудь еще знает, что здесь творится? Ведь есть люди, работающие здесь по тридцать лет и более! Неужели они никогда не замечали, что происходит?

P. S. Звонила маме в Питер. Сказала, что у меня все хорошо. Мама сказала, что папу отправили в командировку в Германию. Я очень рада. Он давно этого ждал.

15.02.

Я поговорила со сторожем дядей Ваней, которого все тут называют Василичем. Он долго кричал на меня, что я никому не должна об этом говорить, должна перестать оставаться на комбинате после шести и вообще мне нужно уехать. Я не верю своему счастью! Он не просто мне поверил, он говорил со мной так, как будто он сам их видел! И после этого всего он теперь требует, чтобы я уехала? Не на такую напал! Он думает, я от него отстану? А я не отстану! Я не отстану от него, пока не узнаю, что здесь происходит».

А дальше шел листок, помеченный началом марта.

«3.03.

Не понимаю, как может Василич, зная, что здесь происходит, жить себе спокойно. Мы должны позвать ученых! Журналистов! Обратиться в милицию! Как он не понимает, что следующей жертвой может стать, например, его внук или внучка?! Это ведь опасно, в конце концов!»

Женька перечитала эти строки два раза. По всему выходило, что к марту неизвестной художнице сторож Василич уже рассказал в подробностях, что происходило на комбинате. И получалось, что она описала это все в своем дневнике. Только этих листочков не было! Женька внимательно проглядела каждый из них – вдруг перемешались, затерялись? – но их не было. Дальше шли только странички, помеченные мартом и апрелем.

«10.03.

В нашем районе – очередная пропажа. И снова не животное, а человек. Продавщица из магазина, тетя Нюра. Она была такая добрая, улыбчивая, сквернословила, конечно, как сапожник, но весело и беззлобно. Ее все любили. Понаехала милиция, всех опрашивают. А я знаю, знаю, что с ней случилось! И ничего никому не могу сказать! Это ужасно. Я не трушу. Я просто знаю, что мне не поверят. Да и какие у меня есть доказательства? Василич закроется в своей будке, прикинется дурачком и будет твердить, что он ничего не знает.

14.03.

Странно, почему никто из комбинатовских их не видит? И почему они так спокойны? Почему они уверены, что с ними ничего не случится? Мне кажется, Василич рассказал мне не все. Он знает больше.

16.03.

Я снова ходила к Василичу. Я взяла его измором. Он разговорился! Теперь я знаю все. Все-все! Только мне от этого не легче…

P.S. У меня получаются обалденные вазы! И вазы, и горшочки, и чайнички. Я создала свою серию посуды! Не для комбината. Я, наверное, уже писала о своей задумке… Я хочу отправить их на конкурс «Живая глина». У меня будет первое место! Я гений!

22.03.

Очередная жертва. Склочный мужик, который в декабре устроил драку на почте. Но мне его все равно жалко.

Я долго думала обо всем этом. Люди по-разному относятся к судьбе, а я в нее верю. Я ведь попала сюда совершенно волшебным образом. А значит, это неспроста. Василич сказал, что это должна быть девушка. Наверняка это должна быть я. Ведь я их вижу! Я вижу и слышу их. А они меня не замечают.

1.04.

Василич сказал: «Надо отобрать у них то, чем они владеют». Я отберу это. У меня все получится. Не буду больше с ним разговаривать. Он за меня боится – а мне надо, чтобы в меня поверили! Осталось только придумать, как это сделать.

5.04. 2:48

Я придумала! Глаза слипаются. Завтра все напишу».