Победитель - Харлан Кобен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда она сворачивает на север и выходит на дорожку, окаймляющую водоем, который мы зовем просто озером, я беру западнее и двигаюсь по параллельной дорожке. Мой путь лежит через заросли. На дорожке темно и в такое время суток не слишком-то безопасно. Но, во-первых, я всегда вооружен, а во-вторых, ни один опытный грабитель не станет подкарауливать добычу в столь захолустном уголке парка, где ему пришлось бы ждать днями, неделями и даже месяцами появления тех, кого выгодно ограбить.
Я то и дело теряю Кэтлин из виду, но пока мой замысел удается. Она продолжает идти в северном направлении, к входу в Рэмбл, нетронутый уголок природы на северном берегу озера. Это почти сорок акров охраняемой заповедной территории с извилистыми дорожками, старыми мостиками, разнообразием ландшафта и фауны и так далее. Здесь собираются любители наблюдать за птицами. В менее просвещенные времена Рэмбл служил местом встреч гомосексуалистов. Это было место, где геи, как тогда говорили, «курсировали». Считалось, что здесь у них минимальная вероятность стать жертвами гомофобов, хотя, конечно же, их свидания все равно оставались весьма небезопасным занятием.
Кэтлин останавливается на мосту, который пересекает озеро и ведет вглубь Рэмбла. Лунный свет, отражающийся в воде, очерчивает силуэт Кэтлин. Проходит минута. Она продолжает стоять. Притворяться дальше нет смысла.
Я выхожу на дорожку. Кэтлин слышит мои шаги и поворачивается, ожидая увидеть вовсе не меня.
– Прошу прощения, что разочаровал тебя, – подходя ближе, говорю я.
Кэтлин вздрагивает:
– Постой, я же тебя знаю. – (Я молчу.) – Так это ты шел за мной?
– Да.
– Чего тебе надо?
– Рай Стросс сегодня не придет.
– Кто-кто? – Но я вижу страх в ее глазах. – Не знаю, про кого ты говоришь.
Я подхожу ближе, и теперь она видит мою разочарованную, хмурую физиономию.
– Ты умеешь играть получше, – говорю я.
– Чего ты хочешь?
– Мне нужна твоя помощь.
– В чем?
– Рай убит.
Я говорю это просто и сухо, поскольку не отличаюсь умением сообщать плохие новости.
– Он…
– Да. Убит.
На ее глаза наворачиваются слезы. Кэтлин кулаком зажимает себе рот, чтобы не вскрикнуть. Я жду, давая ей время свыкнуться с услышанным. Она опускает руку и смотрит на лунный свет.
– Это ты его убил?
– Нет.
– Ты собираешься убить меня?
– Если бы это входило в мои планы, ты была бы уже мертва.
Похоже, мои слова ее не слишком успокаивают.
– А от меня ты чего хочешь?
– Мне нужна твоя помощь.
– В чем?
– Я пытаюсь поймать его убийцу.
Глава 13
Мы идем по Центральному парку, направляясь к Семьдесят второй улице и моему дому. Кэтлин молчит.
Ворота входной арки в «Дакоту» заперты на ночь. Я нажимаю на кнопку звонка. Появляется Том и открывает ворота. Он привык, что я в любое время суток привожу к себе женщин, хотя в последние годы не столь часто, как раньше. Но, думаю, его удивляет почтенный возраст Кэтлин.
Мы проходим через внутренний двор с двумя фонтанами, садимся в лифт и едем в мою квартиру с видом на парк. У многих мое жилище вызывало некоторую оторопь. Кэтлин не из их числа. Пока мы шли сюда, она успела совладать с собой. Войдя в квартиру, она сразу же подходит к окну гостиной и смотрит на панораму парка. Движения Кэтлин уверенны, голова высоко поднята, глаза сухие. За долгий рабочий день ее одежда измялась. Пуговицы на блузке и сейчас кокетливо расстегнуты, увеличивая вырез. Я купил эту квартиру с полной обстановкой у одного известного композитора, прожившего здесь тридцать лет. Вы уже представляете, как она выглядит: темная мебель из вишневого дерева, высокие потолки, наборный паркет, старинные шкафы и комоды, хрустальные люстры, громадный камин с медными кочергой и щипцами, узорчатые шелковые восточные ковры, стулья, обитые темно-красным бархатом. Если у вас сложилась такая картина, вы правы. Майрон окрестил мое обиталище «Versailles redux»[19], что совершенно правильно относительно впечатления, которое оно производит, но совершенно неверно во всем остальном, поскольку у меня нет французского антиквариата той эпохи.
Я наливаю коньяка и протягиваю Кэтлин.
– Как ты узнал? – спрашивает она.
По-видимому, она говорит о своих еженедельных встречах с Раем Строссом в парке. Разумеется, полной уверенности у меня не было. Я просто следовал своей интуиции.
– Начнем с того, что за тобой числится двенадцать арестов и все они – за гражданское неповиновение на разных прогрессивных сборищах.
– И что?
– Это во-первых.
– А во-вторых?
– Ты мне говорила, что пришла работать в «Малаки» летом семьдесят восьмого года. А Мальчуган Фрэнки мне рассказал, что еще в семьдесят третьем ты подрабатывала в баре.
– Мальчуган Фрэнки – известное трепло. – Она делает большой глоток. – Так Рай действительно мертв?
– Да.
– Знаешь, я любила его. С давних пор.
Я об этом догадывался. Кэтлин вовсе не «спасала» Лейк Дэвис, а если и помогала беглянке, то косвенно. Она убедила Лейк сдаться властям и помогла выбраться из Нью-Йорка по одной простой причине: таким образом она устранила соперницу. Теперь Рай Стросс целиком принадлежал ей.
– Кто его убил? – спрашивает Кэтлин.
– Я надеялся, что ты мне подскажешь.
– Не понимаю с чего. У полиции нет подозреваемых?
– Ни одного.
Кэтлин делает большой глоток и снова поворачивается к окну:
– Бедная измученная душа. Все они, эта «Шестерка с Джейн-стрит». Они же в тот вечер не собирались никого убивать.
– Это я слышу постоянно.
– Зеленый молодняк. Идеалисты. Мы все были такими. Хотели изменить мир к лучшему.
Мне хочется сойти с этой изъезженной оправдательной колеи и вернуться на ту, где я могу что-то узнать для своего расследования.
– Ты знала, где Рай жил все эти годы?
– Конечно. В «Бересфорде». – Она поворачивается ко мне. – Ты видел его прежние снимки? В смысле, когда Рай был молодым? Боже, каким он был красивым! Такая харизма. И чертовски сексуален. – В окне отражается ее улыбка. – Я знала, что у него не все в порядке с головой. Я это сразу поняла. Но меня всегда тянуло к опасным парням.
– Кто еще знал, что Рай живет в «Бересфорде»?
– Никто.
– Ты уверена?
– Целиком и полностью.
– Ты его навещала?
– В «Бересфорде»? Ни разу. Он никогда не водил к себе гостей. Знаю, это странно звучит. Так Рай и был странным. И чем дальше, тем чуднее становился. Настоящий
