Там, где бьется артерия (сборник) - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, принесли плоды трудов хуторского «Репина»? – выглянув из сеней и утираясь полотенцем, иронично спросил Стас.
– На, посмотри! – Лев протянул приятелю листы с рисунками в карандаше.
Похлопав глазами, тот только и смог произнести:
– Охренеть!
Удивиться было чему. Пусть и не идеально, но с явной внутренней силой, с какой-то необычной энергетикой, на бумаге были изображены бегущие странные создания весьма страхоглядного вида. Ломаные, угловатые линии, грубовато положенные тени создавали необычное внутреннее настроение реалистичности.
– Талант! – перебрав эскизы, однозначно оценил Станислав. – Правильно говорят, что, обделив в одном, природа с лихвой вознаграждает в другом. Ну, что тут могу сказать? Это костюмы из магазина «Тролль и гоблин». Все – один в один! Там на складе висят точно такие же.
– Вот и отлично! – забирая рисунки, подытожил Гуров. – Теперь у нас есть зримое материальное свидетельство сущности происходящего. О мистике нет смысла даже упоминать. Это – бандитский маскарад, предназначенный для достижения каких-то неблаговидных целей. Значит, сегодня нам должна поступить информация об окружении Ананаса, а также предварительные результаты патологоанатомического исследования останков женщины. И еще одна мысль. Тебе надо бы созвониться с Викентием, взять у него контакты того экс-американца и сегодня же встретиться с ним. Что, если именно он продал «Майнус-дог» тем, кого мы ищем?
– Понял! – Достав телефон, Стас нашел в кармане визитку и, созвонившись с Викентием, в нескольких словах договорился с ним о встрече.
Следующий его звонок был сержанту Димке. Тот пообещал подъехать через полчаса. Когда опера сели завтракать, на телефон Гурова позвонил Жаворонков, замначальника информотдела Главка. Он сообщил, что установил по базам данных нечто весьма интересное. Оказывается, у Ананаса в заключении и в самом деле имелся близкий приятель, уроженец Краснокуренного, который был ему безраздельно предан. Его звали Илья Шацков по кличке Шатун. Минувшей осенью Шатун вышел на свободу и поселился в окрестностях Среднедонска.
Почти сразу же после разговора с Жаворонковым позвонил Песчанцев и сообщил, что его подчиненные Шатуна разыскали и допросили. Как заверил экс-зэк, с прошлым он покончил и занялся легальным бизнесом – в своем гараже открыл небольшую СТО, поэтому ни к каким криминальным делам отношения больше не имеет. По всем случаям происшествий в Брутах у него железное алиби.
Убрав телефон, Лев рассказал Станиславу об услышанном.
– Лева, я понял, к чему ты клонишь, – уминая мастерски приготовленное картофельное пюре с тушеной утятиной, меланхолично откликнулся тот. – Чтобы я от знакомого Викентия, ну, который американский собачник, доехал до этого самого Шатуна. Верно? Привык ты меня запрягать, как савраску, блин! Ну, да ладно уж, доеду…
Когда завтрак был закончен, у ворот, пискнув тормозами, остановился «уазик». Вошедший во двор Димка был жизнерадостно улыбчив. Лишь взглянув на сержанта, Гуров вполголоса поинтересовался:
– Что так сияем? Прямо как будто пообещали досрочно произвести в полковники, а то и в генералы.
– Берите выше! – рассмеялся тот. – Потенциальная теща, которая до этого костьми ложилась, чтобы ее дочка ни за что не стала моей женой, вчера сдалась, и я наконец-то получаю звание зятя. В определенном смысле это больше, чем генеральские погоны.
– А чего это она кочевряжилась? Были какие-то претензии к тебе?
– Ну, да-а… – Димка махнул рукой. – Их семья из старообрядцев, и они надеялись, что найдут жениха из своих единоверцев. А моя уперлась: только за него! Ну, в смысле, за меня. Месяц шла эта катавасия. И вот вчера сопротивление было сломлено. На днях едем подавать заявление.
– Поздравляю! – хлопнул его по плечу Лев и усмехнулся: – Смотри уж, не обижай свою избранницу…
– Что вы! Таких обижать грешно! – помотал головой сержант. – Сегодня у нас какие планы?
– Сейчас едем в Краснокуренной, к собачнику, потом – в Среднедонск, на рандеву с одним бывшим «сидельцем», – пояснил Станислав. – Машина заправлена? Все на ходу? Как говорил один юморист, кони пьяные, хлопцы запряженные. Ладно, поехали!
Взметнув колесами дорожную пыль, «уазик» помчался к околице. А Гуров, который планировал сходить к управе, чтобы Пал Палыч проводил его к местному всезнаю и самодеятельному краеведу деду Василию, неспешно зашагал по улице, вспоминая ночное происшествие. Староста про этого старика как-то раз уже упоминал, но у Льва постоянно, что называется, «не доходили руки». Однако сейчас он решил отбросить все дела и обязательно повидаться с дедом. Вдруг у того будут какие-то соображения по части брутовских криминальных тайн и загадок?
Неожиданно в его размышления вторгся гул мотора легковушки, и сзади послышался чей-то голос:
– Гражданин! Здравия желаю. Вы кто и по каким здесь делам?
Гуров оглянулся и увидел фырчащую мотором уже основательно потрепанную «семерку», из которой выглядывал старший лейтенант полиции лет сорока.
– А вас не затруднит заглушить мотор, выйти из машины и представиться? – суховато спросил он, измерив старлея изучающим взглядом.
Тот, издав многозначительное «гм», вышел из машины и, показав удостоверение, соизволил представиться:
– Участковый оперуполномоченный Червонов. А ваши документики можно?
Одарив его взглядом, в котором читалось: «Шут ты гороховый!», Лев достал удостоверение и сухо произнес:
– Главное управление угрозыска. Кирилл Андреевич, вы не переигрывайте, делая вид, будто не догадались, кто я на самом деле, дабы имелась возможность показать свое служебное рвение. Давайте-ка присядем вон там на лавочке и обсудим кое-какие здешние дела. Вы что, и в самом деле были на больничном?
– А-а-а… М-м-м… – В момент утратив свою напускную многозначительность, участковый проследовал за ним и сел на краешек лавочки у двора Раисы Григорьевны. – Да, болел. Желудок дурил – хоть на стенку лезь. Но сейчас все в порядке. А что касается здешних дел… Ну, понимаете, товарищ полковник, этим вопросом занимались ваши здешние коллеги из угро. Я-то что? Моя работа – помирить соседок, которые чего-то не поделили, пресечь хулиганские действия какого-нибудь пьяного бездельника, разобраться с кражей стираного белья или кур. А такой масштаб мне не по зубам.
«Да, от работы ты не переломишься!» – мысленно отметил Гуров и, стараясь говорить без излишней язвительности, поинтересовался:
– Но хоть какое-то личное мнение о происходящем у вас имеется? Кто и каким образом убил людей? Куда могли деться жители Брутов, пропавшие без вести? Неужели вы об этом ни разу не задумывались?
С тупым выражением лица, глядя куда-то в одну точку, Червонов растерянно развел руками:
– Да бог его знает, кто тут у нас злодействует! Так-то я думал об этом, но… Даже близко понять не могу, кто и почему это делает.
– Когда Куразин Ваня попал в больницу с тяжелым нервным потрясением, вы этот случай расследовали? Место происшествия осматривали? С мальчиком пробовали поговорить?
– Это… Я осматривал место происшествия, но только на следующий день… То есть через день. Вот… Найти ничего не удалось, тем более что прошел дождь, и им все смыло. А к мальчику меня не пустили. Эта… Людмила Артуровна запретила.
Как явствовало из дальнейшего повествования Червонова, по поводу всех прежних происшествий – и убийства людей, и их исчезновения, – он на хутор приезжал обязательно. Но вот только, по его словам, из-за неустойчивой связи между селами о случившемся он узнавал не сразу, а из-за частых поломок машины приезжал чаще всего «к шапочному разбору».
Поняв, что этот разговор – не более чем пустая трата времени, Гуров поднялся с лавочки и, сухо попрощавшись, уведомил, что у него вопросов больше нет.
– Кстати, сегодня ночью была попытка поджога дома жительницы хутора Роговой, у которой мы квартируем, – не глядя, бросил он своему собеседнику. – Выясните, у кого в райцентре и окрестных селах есть хорошие, мощные арбалеты. Прежде всего меня интересуют незарегистрированные. Вам понятно задание?
Участковый, отчего-то разволновавшись, закашлялся и пообещал «выполнить все в точности». При этом его голос почему-то звучал весьма неискренне.
Минут двадцать спустя вместе с Пал Палычем Лев подошел к некогда добротному рубленому дому, за годы своего существования осевшему и скособочившемуся. Дед Василий, уже пребывающий в возрастной категории «божий одуванчик», тем не менее держался бодро и обладал вполне звучным голосом, весьма далеким от характерного старческого дребезжания или шамканья. Да и изъяснялся он весьма грамотно, без запинки произнося самые заковыристые слова. Узнав, с чем к нему прибыли гости, старик лишь рассмеялся, сокрушенно качая головой.
– Да, есть такая байка про несметные сокровища, – заговорил он с ироничными нотками в голосе. – Только все это пустая болтовня. В былые времена говорили, что клад запрятан на берегу Дона под старым дубом. Потом стали болтать, что он спрятан под Плетюхой. Третьим местом называли Ведьмину балку. Вроде того, богатства спрятаны в какой-то норе, но их охраняет сам Вий. Позже стали говорить, будто сокровища нашел переселившийся сюда отставной запорожский атаман Бунчук, для этого он даже свою душу продал нечистому. Вот казаки его и выгнали из атаманов…