Играй против правил. Как нестандартные решения спасают жизни и миллиардные бюджеты - Марк Бертолини

схватить каталку, чтобы дать отдохнуть парамедикам. Во рту я держал «Мальборо», и пепел падал на пациента, когда я делал непрямой массаж сердца. Тогда это было приемлемо. Когда мы приближались к комнате с кислородом, я кричал «заберите ее у меня изо рта», потому что сигарета в помещении, где для анестезии использовались огнеопасные газы, могла взорвать все помещение. Кто-нибудь обязательно перехватывал «Мальборо» перед самыми дверями.

Однажды к нам привезли женщину с приступом, у которой был еще и рак легких. Я делал ей непрямой массаж сердца и чувствовал, как хрустят ее кости, потому что на них распространился рак. Я крикнул врачу: «Я ломаю ей ребра!» Он велел медсестре дать ей двенадцать миллиграмм Демерола[6] и вводить его PRN[7] – по мере надобности – пока она не уйдет.

Эвтаназия. Это случалось постоянно.

В другой раз нам привезли с сердечным приступом приятеля отца. Я делал непрямой массаж сердца и просил его держаться. После того как пациента перевели в палату и интубировали, с ним работали уже другие специалисты. Пока приятель отца был без сознания, я навещал его, передавая информацию семье. Он пришел в себя и был переведен в сердечно-сосудистое отделение. Через три недели, после выписки, он пришел в отделение скорой помощи и рассказал, что в бессознательном состоянии слышал все, что я говорил. «Я был словно под потолком, – объяснил он. – Я слышал все, что ты говорил».

Работа в отделении неотложной помощи связана с жизнью и смертью, а также с эпизодическим внетелесным опытом.

… … … … … … … … … … … … …

Я понял, что мы придаем различную ценность человеческой жизни, основываясь на богатстве, влиянии или привилегиях.

… … … … … … … … … … … … …

Неспособность относиться к разным людям одинаково была неосознанной и легко оправдываемой, и это оставило сильный след.

Однажды ночью я сидел за стойкой дежурного, когда через раздвижные двери на каталке провезли молодого человека. В него дважды выстрелили из пистолета 22-го калибра[8], кровь текла из уха, но выходного отверстия не было. При нем не было бумажника: мы не знали его имени. Но на рентгенограмме видели его судьбу: на снимке были видны пули, застрявшие в его мозгу, как два белых острова в сером море.

Врачи провели сорок пять минут, осматривая его, но он скончался еще до прибытия медиков, очередная безымянная жертва убогих улиц Детройта. У врачей не было другого выбора, кроме как отправить его в морг.

Позже прибыла полиция с бумажником погибшего. Он был студентом колледжа и подрабатывал таксистом, его убили, чтобы ограбить. Теперь, когда мы знали, кто он такой, я должен был поставить в известность его родственников.

Я набрал номер и назвал себя.

– Зачем вы меня беспокоите? – сказал мужчина. – Я не на дежурстве.

– А кто вы? – спросил я.

Он представился: главный врач больницы Сент-Джон.

– Ваш сын в реанимации, – сказал я. – Произошел несчастный случай, и вам нужно приехать.

– Что случилось?

– Вам нужно приехать.

Повесив трубку, я сообщил персоналу, кто отец погибшего и что он скоро будет здесь, чтобы опознать сына. Это было похоже на сирену. Санитары поспешили в морг и забрали тело, врачи еще полчаса пытались его оживить – в буквальном смысле, воскресить из мертвых. Когда это не удалось, они очистили рану, чтобы сделать тело более презентабельным для отца.

Даже после смерти статус имел значение.

В конце концов я понял, что мы действовали на основе неписаной социальной иерархии и распределяли наши ресурсы соответствующим образом. Те, у кого были деньги и влияние, получали лечение в первую очередь, в то время как все остальные ждали. Именно это в реанимации означало «делать все правильно», согласно обычаю, в соответствии с ожиданиями. Я ничего не мог изменить. Я был слишком молод. Но я нашел способ выразить свое несогласие.

Отделение неотложной помощи обычно было переполнено, часто из-за небрежности тех, кто работал в системе. Например, если больной обращался к врачу со срочным вопросом и врач из-за лени или недостатка возможностей не хотел его принимать до утра, пациент приезжал в отделение неотложной помощи. Другие люди, которым не хватало влияния или связей, появлялись потому, что им больше некуда было идти.

… … … … … … … … … … … … …

У нас не было свободных коек, и мы становились залом ожидания последней надежды.

… … … … … … … … … … … … …

Иногда в коридоре на каталках лежало по тридцать человек. Я называл их «пациенты под часами». Часто это были наркоманы, бездомные, неудачники, обделенные и неимущие. У некоторых были боли в груди, у других – переломы, про некоторых мы даже сами не знали. У больницы были палаты и ресурсы на этажах выше, но забота об этих людях не была первостепенной задачей. Так они и лежали, всю ночь, под часами.

Однажды вечером я записал их имена и составил «список VIP-уведомлений», а затем просунул этот список под дверь руководителя больницы, чтобы он первым делом увидел его утром.

Я хотел, чтобы он знал, что это были люди – все VIP, – которых мы не смогли обслужить накануне вечером в приемном покое скорой помощи.

Мое неподчинение могло привести к неприятностям, но это было правильно.

Такое отношение повлекло за собой некоторые демонстративные противостояния на рабочем месте, но оно помогло мне реализовать многие из моих целей. Коллеги могут не всегда соглашаться со мной, но они знают, что я поступаю правильно, особенно в тех случаях, когда нарушаю общепринятые взгляды или бросаю вызов могущественным интересам.

… … … … … … … … … … … … …

Я борюсь за то, во что верю, это пришло из моей юности.

… … … … … … … … … … … … …