Соучастие - Владимир Чванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но, Тамара!.. Твоим фантазиям нет конца, — удивленно бросил он. — Я всегда рад помочь, но есть же предел… — Гурам достал бумажник и вытащил узенькую голубоватую полоску.
Виктор протянул трешку.
— Виктор, не смеши! — запротестовала Тамара.
— Спрячь, спрячь бумажку, парень, — проговорил Гурам. — И помни, я для тебя билетик от сердца оторвал.
Виктору в варьете было все необычно. И загадочный полумрак, и ощущение странного уюта, и шелест незнакомой музыки. Официант в красном пиджаке и галстуке-бабочке проводил их к столику у самой эстрады. Принес фужеры с пепси-колой, зеленые синтетические соломинки и, пошептавшись с Тамарой, направился важной, неторопливой походкой к другим гостям.
Виктору казалось, что он попал в чужой мир, в котором не знает, как нужно себя вести. С чувством облегчения он услышал о начале концерта. Зажглись юпитеры. Зал наполнялся розовым светом. На небольшой эстраде заметались зеленые, красные, желтые, сиреневые огни. Программа была разнообразной: балет, певцы, акробаты, жонглеры… А потом — танцы под оглушительный грохот динамиков. Время пролетело быстро.
Они вышли на улицу возбужденные. Была полночь. Падал редкий снег. На затихшей площади и проспекте — гирлянды новогодних фонарей.
— Тебе понравился концерт? — пряча лицо в воротник дубленки, спросила Тамара.
— Не очень, — ответил Виктор и после небольшой паузы смущенно добавил. — Наверное, я чего-то не понимаю…
— Судя по аплодисментам, концерт многим пришелся по душе.
Виктор смутился еще больше, но все же сказал:
— Это настроение от вина и танцев. Мне жаль артистов, которые стараются для подвыпившей публики.
— Во всех варьете так.
— От этого не легче. Не должно быть так.
— Какая категоричность! Похоже, что ты обладаешь чрезвычайными полномочиями решать такие вопросы, — рассмеялась Тамара. — Словно приговор вынес… Но в чем-то ты прав.
Они шли мимо ярких витрин с новогодними искусственными елками, мимо покрытых снегом кипарисов, закрытых на ночь табачных и газетных киосков с разложенными на полках красочными журналами.
— До завтра, — сказала Тамара, останавливаясь у подземного перехода. — Не провожай, — она дотронулась до его рукава. — Мне здесь недалеко. — И, слегка поколебавшись, добавила: — Приходи завтра днем в кафе. Я буду на работе…
Виктор не упустил случая встретиться с Тамарой. Швейцар улыбнулся ему добродушно и открыл дверь. Сегодня в кафе народу на удивление было много.
Тамара работала старательно. Приняв заказы, она скрывалась за перегородкой из деревянных реек с большой чеканкой посередине. Изредка подходила к Виктору и, перекинувшись незначительными фразами, возвращалась на раздачу. Он терпеливо дожидался ее. В перерыве между номерами к нему подсел Гурам. Он с жадностью отхлебнул из фужера минеральную воду и, вытерев губы, сказал:
— К черту! Надо срочно менять профессию. Этот кларнет меня до энфиземы доведет, а от минералки и до камней в почках недалеко. Между прочим, здравствуй! Все пополняешь знания?
— Учусь, чтобы снова не провалиться на экзаменах.
— Ну-ну. А чему тебя учит Тамара? — Гурам захихикал.
— Слушай, нарвешься!
— Ладно, ладно! Шуток не понимаешь? — У Гурама была такая привычка — сначала сказать что-нибудь обидное, а потом превратить все в смех. — Хочешь выпить? Есть отличный чешский ликер. Бехеровка! — Он нырнул за сцену и вскоре принес плоскую зеленую бутылку.
Подошла Тамара, осуждающе посмотрела на Гурама.
— Ничего плохого, ничего плохого, — поспешно проговорил он. — Я сегодня вполне воспитанный, понятливый и во всем с тобой согласный. Поэтому прошу — не нарушай моего творческого состояния. — Он встал и пошел на сцену, но тут же вернулся, обнял Тамару за талию, заговорщически сказал: — А ты, голубка, с Виктором, гляжу, счастлива до умопомрачения. Только знай, он ревнивый. Его на пустом месте разыграть можно.
Тамара уклонилась от его объятий.
— Учту! Только тебе-то что? — бросила она ему уже вслед и, подойдя к Виктору, сказала: — Не обращай на него внимания.
— А я и не обращаю.
Тамара поставила посуду на рабочий столик.
— Ну и правильно. — Она посмотрела в сторону эстрады. — Странный Гурам человек. В трудную минуту поможет, переживать станет. Но обижает легко. На чужой душе синяк поставить — для него не проблема.
В понедельник в кафе выходной, и Гурам пригласил Тамару и Виктора к себе в гости, на день рождения. У него однокомнатная квартира километрах в пяти от центра города, с окнами на ипподром. Ему нравится этот микрорайон: здесь тихо, свежий воздух и бесплатное развлечение — смотри, любуйся из окна на разномастных лошадок. Сверху был виден весь скаковой круг. Прихожая увешана афишами, чеканками, красавицами из заграничных календарей. Подвязавшись полотенцем вместо фартука и подвернув рукава рубашки, Гурам суетился как заправский кулинар. На столе зелень, сыр, помидоры. Аппетитно поблескивали кетовая икра, стручки зеленого перца, розовые ломтики лососины…
— Фантастика! — воскликнула Тамара.
— Сегодня все по-скромному. А вообще, чего скрывать, — постарался, конечно, — бесхитростно ответил Гурам. — Это в честь тебя, — он взял с подоконника бутылку армянского коньяка «Ахтамар».
— Спа-си-бо, — с улыбкой протянула Тамара и с интересом взглянула на этикетку. — Ого! Пятнадцать лет выдержки!
Добродушный, без обычной грубоватости, Гурам сейчас располагал к себе. Напевая, он умчался на кухню и вскоре вернулся в комнату с большой тарелкой горячей картошки. Торжественно поставил ее на стол…
— Вот теперь — порядок! Не картошка, а халва! Ну что, давайте начинать?
Тамара вытащила из сумочки небольшую коробку:
— Это тебе, Гурам! На память о дне рождения и о нас!
Гурам открыл узкую коробку. Галстук и индийские запонки очень подходили к его кремовой рубашке.
— Спасибо, друзья!
Виктор вручил хозяину томик Ахматовой.
— Это тоже от нас.
— Ого! Я долго искал эту книжку.
Гурам быстро перелистал страницы.
— Вот!
Любовь покоряет обманно,Напевом простым, неискусным.Еще так недавно — странноТы не был седым и грустным.
— И вот еще, послушайте, — он перевернул несколько страниц.
Я с тобой не стану пить вино,Оттого что ты мальчишка озорной.Знаю я — у вас заведеноС кем попало целоваться под луной.
— А что еще там про любовь? — спросила Тамара.
Простые ее слова: «А что еще там про любовь?» — смутили Виктора. Ему показалось, что интерес Тамары к ахматовским стихам нечто большее, чем восторженная любознательность. Это неожиданное чувство осталось в нем надолго…
— Хватит, — ответил Гурам, — декламировать — не моя специальность. Давайте лучше выпьем зато, чтобы в жизни не целоваться с кем попало. — И стал разливать вино.
Прозвучали тосты за здоровье и успехи Гурама, за его дом. Виктор от волнения говорил не очень складно, но зато искренне. Гурам не остался в долгу. Поднял рюмку за родителей, за дружбу. Сказал о счастии первой любви. Расстегнув ворот рубашки, он стал рассуждать о дружбе.
— Вы самые дорогие мои друзья. Потому что вы искренние, а все остальные хитрят. За вас я черту душу отдам… — И он снова потянулся к бутылке.
— Не надо, — попыталась остановить его Тамара.
— Ты что? Кто видел Гурама Тарголадзе пьяным? — скривив губы, обиженным тоном спросил он. — Никто! Я трезвее трезвого. — Он вытер разгоряченный лоб скомканной салфеткой. — Давайте еще по одной. Душа праздника требует.
Тамара вздохнула.
— Последнюю, и хватит. За счастливую жизнь!
— За жизнь? За счастливую? — Гурам с любопытством взглянул на них, взяв веточку кинзы, принялся неторопливо ее жевать. — Жизнь прекрасная штука, если ею правильно пользоваться. Правда, сейчас возможности не те, но весной я покажу вам настоящую жизнь. Разверну по первому классу! — Словно споткнувшись, он замолчал.
— О чем говоришь, Гурам? Жизнь и так хороша. Без разворотов. Да и что ты можешь? — спросила Тамара с усмешкой.
— Я? Плохо меня знаешь! Скажи, ты видела когда-нибудь настоящую жизнь? Имеешь понятие? В жизни не просить — брать надо. Вот и вся премудрость.
Неторопливо потягивая вино, он рассказывал о тех, кто и без образования преуспевает и располагает полным достатком. Кто, нигде не работая, разъезжает на «Волгах». Особенно в восторге он был от автослесаря со станции техобслуживания, который за год построил дачу и приобрел машину.
Тамара с потешным ужасом спросила:
— Тебя тоже к безделью тянет?
— С чего ты взяла? — посерьезнел Гурам. — Не скрою, мне совсем не хочется вкалывать у станка. Днем работать, ночью работать лишь для того, чтобы на склоне лет обзавестись мебельным гарнитуром, цветным телевизором или даже автомобилем. Как видишь, я обошелся без самоотверженной работы, а имею все, о чем можно мечтать.