Соучастие - Владимир Чванов

— Кому стыдно? Нам?

— Им, — ответил Виктор.

Музыка смолкла.

— Дамы отдыхают, мужчины угощают!

Разгоряченные танцоры, взяв протянутые бокалы, под крики одобрения с жадностью пили вино.

— Колоссально! — сдержанно проговорила Виктория Германовна. Гурам перебрался к ней поближе и сидел теперь рядом.

Около десяти танцы прекратились. Кто-то предложил сыграть в карты. Со стола убрали посуду. Гурам с Тамарой вышли в коридор.

— Тебе в самом деле нравится Виктор?

Вопрос прозвучал не грубо, но Тамара посмотрела с вызовом:

— А что?

— Ничего. Показалось, что ты и замуж за него не против, — он усмехнулся. — Молодой, незарегистрированный…

— А хотя бы и замуж! Чем не парень? Честный…

— Честный, нечестный. Эти понятия относительные… Не обижайся. У твоего друга сердечного перспективы маловато. Что он может?

— Тебе-то что? Вроде бы соболезнование высказываешь? Оставь про это…

— Напрасно сердишься. Я по-свойски. Научись смотреть на жизнь реально. Она ошибок не прощает.

— Странный разговор завел ты, Гурам. К чему бы? — Тамара холодно посмотрела на него.

— Ну что ж! Будем считать, что разговор представлял односторонний интерес, — и как ни в чем не бывало улыбнулся.

В коридор выглянул Лева:

— Общий сбор на верхней палубе. Прошу за стол.

В комнате кто-то притушил люстру и зажег бра. В успокоительном полумраке стало еще уютнее.

— Прямо как в Монте-Карло. — Лева сделал эффектный жест рукой. — Не захочешь — заиграешь. Ну, что? Метнем? — обратился он к Гураму. — Жаль, новой колоды нет.

— Ничего. Я человек без претензий.

— Зато денежный, — в тон добавила Валя.

— Давайте в секу, — предложил Лева. — Ты будешь? — обратился он к Виктору.

— Я не знаю эту игру.

— Это просто. Не преферанс. Как играют в очко, знаешь? А здесь набирай тридцать одно. Только масти пиковая и червонная.

Игра оказалась несложной. Виктору повезло. За полчаса он выиграл почти семьдесят рублей.

— Браво, Виктор, браво! Так по миру нас пустишь. Спасайтесь, кто может! — посмеивался Лева.

— Правильно говоришь. Это же возмутительное безобразие, даю честное слово! Я последнюю ставку делаю, — хмурясь, сказал Гурам и, ловко распушив колоду, передал ее Виктору. — Сдавай, — он небрежно бросил на стол три полсотенных бумажки. — Пан или пропал.

— Ого! Среди нас капиталист, — засмеялась Виктория Германовна. — Сделайте его банкротом, ребята!

— Это мне не угрожает! — и, словно спохватившись, Гурам добавил: — За что вы меня так, Вика? Я-то думал, ко мне с симпатией…

— Думающих всегда ждут великие дела, — ответила она смеясь.

Виктор побаивался делать большую ставку. Он незаметно ощупал тоненькую пачку денег, лежащую в боковом кармане. Мать дала их на покупку пальто. Кто-то остановился за его спиной.

— У тебя хорошая карта, — шепнула Тамара. — Но не зарывайся.

Лева сказал:

— У него духу не хватит…

— Я ставлю на все, — сказал Виктор.

Он набрал тридцать очков. Лева тридцать одно. Перед глазами Виктора все поплыло как в тумане. На какой-то миг его охватило оцепенение.

— Дурак!

— Ты чего?

— Это я о себе!

— Господи! Ты как малый ребенок. Говорила же, — взволнованно прошептала Тамара.

— Не горюй. Не в деньгах счастье. Деньги — дрянь, — утешал Лева. — Проиграл — радуйся. Значит, в любви повезет. Вот меня нынче карта ласкает — значит, жди: дева изменит.

Виктор взял опять карту и опять проиграл, теперь уже сто шестьдесят рублей.

— Тебе хватит играть. Долг потом отдашь, — сказал Лева, тасуя колоду.

— Успокойся, Виктор, — Гурам обнял его за плечи. — Ты сам вошел в игру. А если бы выиграл?..

Закусив губу, Виктор растерянно смотрел перед собой. Денег на покупку пальто матери не осталось. Гурам отвел его в сторону:

— Я тебе одолжу. Уж лучше бы я тебя обыграл, чем этот… философ!

— Все равно! Проигрыш есть проигрыш.

— Ну смотри, — Гурам ладонью хлопнул его по спине.

Шел двенадцатый час. Тамара стояла у окна и смотрела на ночную заснеженную улицу. Вид был так себе: два ряда железных гаражей, за ним пустырь.

К ней подошел Виктор.

— О чем ты говорила с Гурамом в коридоре?

— Так, пустое.

— Ты меня осуждаешь?

Тамара посмотрела на него с досадой:

— Что хотел доказать? И кому? Вздорно до глупости. Нельзя вести себя так безрассудно. Будь у меня право, я бы…

— Что?

— Выпорола бы, как маленького.

— Оказывается и ты не прочь помахать кнутом, — попытался защититься шуткой Виктор.

— В твои годы нужно быть серьезнее. Поедем домой, товарищ неудачник.

— Побудем немного, — сказал Виктор. — Подумают — проиграл и сбежал.

Белозубо улыбаясь, Гурам встал, подошел к магнитофону и, быстро прогнав пленку, отыскал понравившуюся ему песенку.

— А ты приятные мелодии выбираешь. У тебя хороший вкус, — проговорила Виктория Германовна.

— Обычный профессионализм, — ответил Гурам. — А вкус?.. Я как и все. Люблю красивое. Вот вы, например, такое чудо редко встретишь! — сказал открыто, и получилось серьезно. — А все это, — он кивнул на кассеты, — игра и треп, который можно размножить десять, сто, тысячу раз. Вы такая одна!

…Была уже ночь. Полная серая луна висела над крышами домов. В золотистом отсвете фонарей улицы казались игрушечно расцвеченными. Тамара шагала неторопливо, прижавшись к плечу Виктора. Она казалось ему сейчас особенно красивой. Виктор неожиданно ощутил странное, тревожное чувство. Вспомнился Робик, который поначалу равнодушно, а потом с интересом поглядывал на Тамару. И Гурам, что-то нашептывающий ей в коридоре. Уклончивый ответ Тамары он тоже истолковал по-своему.

— Как тебе эта компания? — спросила она.

— Трудно сказать. Но первые впечатления не очень. Симпатичные, но какие-то неопределенные…

— Наверное, ты прав, — Тамара усмехнулась.

— Ты чего?

— Да так! — отозвалась она. — Мне показалось, что они сами мало знакомы друг с другом. Знаешь, почему так решила? Они говорили обо всем и ни о чем. Как на смотрины пришли. Словно приглядывались друг к другу. И все так вежливо: пожалуйста, спасибо, извините… Мне кажется, у них какой-то общий интерес. Ради чего они собрались? Попить, поесть?.. И разойтись? Ты понимаешь меня?

— Понимаю. — Виктор поддал ногой льдышку, и она, закрутившись, полетела в снег. Он помолчал, а спустя минуту, будто встревоженный догадкой, сказал: — Я бы смотрел проще. По-моему, это мы для них непонятны. Поэтому и разговоры у них — обо всем и ни о чем. Приглядывались к нам. Ждали, что о себе расскажем.

— Нас узнать хотели, а себя скрывали. Я правильно поняла?

— Да. Только зачем это им? Мы пришли и ушли, скоро уедем. Мы с ними в жизни больше и не встретимся…

— А ты им понравился…

— Мне бы хотелось понравиться тебе, а не этим чужакам. И чтоб ты это поняла!

Реакция Тамары была совершенно непредвиденной.

— Ты любишь только себя. Все, что сказал, это одни слова. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я уже давно заметила, что ты мне не веришь! — воскликнула она запальчиво.

— Я тебе поверил с первого взгляда, — прямо ответил Виктор и тут же смутился этого невольного признания.

— Ты мне не веришь, — повторила Тамара с каким-то детским упрямством.

— С чего ты взяла? — все больше недоумевал Виктор, не понимая резкой перемены в ее настроении.

— Тебе все время кажется, что я с тобой неискренна…

— Это неправда! — обиделся Виктор.

— Ты уверен, что это неправда? — вдруг мягко спросила она.

— Да!.. Да!.. Да!

И тогда Тамара взяла его под руку, пожала локоть, будто благодаря за то, что он разрешил ее сомнения, и улыбнулась.

По скользким, влажным ступеням они спустились в метро. Сели в сверкающий стеклом и никелем пустой вагон. Он мчался по тоннелю так, словно хотел как можно быстрее увезти их в другой конец города.

ГЛАВА 5

Школьникова по вызову не явилась. Таранец за суетой дел вспомнил о ней лишь к полудню. Открыв сейф, он взял папку с материалами о краже и позвонил ей на работу. Ответили сдержанно: «Школьникова на службу не вышла». Трубку квартирного телефона сняли сразу, после первого зуммера. Послышался женский плачущий голос.

— Оксана Артемьевна? Это Таранец из уголовного розыска. Я у вас был вчера. Что с вами?

Всхлипывания перешли в рыдание.

— Горе одно не приходит, — задыхаясь от плача, проговорила Школьникова.

— Что случилось?

— Мой сын отравился! За что мне такая кара? Разве я заслужила?

— Я еду к вам!

…Таранец вернулся от Школьниковой взволнованный. Он не был растерян, но плохо представлял, как станет докладывать начальнику о случившемся.