Очередь - Михаил Однобибл

Измученная, но счастливая горстка сезонников скопилась в самой уютной, задней части салона, где крыша покато опускалась над высокими сиденьями, а мотор дул в ноги теплым воздухом. Они были уже не чужие люди, вместе толкали автобус, а потом еще и затиснулись в него, поэтому учетчик попытался выяснить у попутчиков маршрут движения. Но остальные пассажиры сами его толком не знали. И интерес учетчика восприняли неодобрительно: разве мало того, что они без билетов, в тепле мчат сквозь метель? Мотор оглушительно выл в самые неподходящие моменты. Собеседники беспомощно прикладывали к уху ладони или притворялись, что не слышат. От них удалось узнать, что любой маршрут проходит через центр города, а им туда и надо. Но ведь автобус поедет дальше. А куда? Будет кружить по городу или выедет за городскую черту? Ничего не оставалось, как только спросить шофера.

Учетчик приблизился к месту водителя и встал за его плечом. Это был матерый городской волк. Сильные руки уверенно держали рулевое колесо. Губы были твердо сжаты. Глаза неотрывно следили за дорогой. Она с трудом просматривалась сквозь летящие в лобовое стекло мокрые хлопья, щетки «дворников» не успевали их счищать. Шофер не хотел и не мог отвлекаться на посторонние разговоры. В данном случае лучшей вежливостью была бы краткость. Но и простота могла оказаться хуже воровства. Опрометчиво было спрашивать, идет ли автобус на окраину города. Шофер мог резонно уточнить, на какую именно, ведь в городе много окраин, и каждая со своим местным названием. Ни одного названия учетчик не знал, а брякнуть, не важно, на какую окраину, было бы нелепо и подозрительно. В лучшем случае шофер оборвет разговор, а в худшем вытолкает из автобуса безбилетного пассажира, не знающего, что ему надо, и отвлекающего водителя разговорами. Поэтому учетчик подался вперед и внятно проговорил шоферу в самое ухо: «Какая остановка конечная?» – «Завод», – хмуро обронил автобусник, не отрывая взгляд от дороги. Для того его кабину и отделяло от пассажиров завешенное шторкой стекло, чтобы ему не дышали в затылок. Рассчитывал он или нет одним словом оборвать беседу, но у него получилось. Учетчик задумался.

Завод! Речь могла идти только об одном большом предприятии, за чьей проходной и расстроился этот городишко. Прежде он был умирающим шахтерским поселком над тощими пластами низкосортного бурого угля. После закрытия шахт построили приборостроительный завод. Большинство трудящихся на заводе были постоянные городские служащие, многие сидели по кабинетам и даже в цеха выходили в белых халатах, но среди чернорабочих-сезонников репутация завода была скверной. Все, кто туда устроился, сгинули и больше не появлялись на раздолье загородных работ. Поэтому рассказов очевидцев учетчик не знал, но и сведения из вторых рук, а долгими звездными ночами у костра он слышал многое, наводили жуть. Говорили о закрытых железными стенами обширных пространствах, где днем и ночью царил полумрак и гуляло эхо промышленных шумов. Говорили о каморках без окон, загроможденных чертежами, приборами, комплектующими деталями и прочим хламом. Даже в главном цехе воздух был прогорклым от эмульсий и масел, под высоким потолком, закрывающим вольное небо, висела копоть. Шум станков, шипение сжатого воздуха и протяжное пение лебедок полностью заглушали звуки внешнего мира. Словом, это была жизнь в ангаре, где нельзя понять, какое снаружи время дня и года. Учетчик припомнил поразившую его даже по рассказам картину громадных раздвижных ворот прямо в стене главного корпуса (они легко запускали внутрь тяжелый грузовик или железнодорожный вагон, а потом так же плавно и намертво затворялись). Если это правда, шофер мог сделать конечную остановку внутри завода, особенно сегодня, чтобы не высаживать пассажиров из теплого салона в метель. Учетчик представил, как растворяется железная стена и автобус вкатывается в чрево завода.

Нет, такое его никак не устраивало! Ему надо было вновь вступить в беседу с водителем, чтобы уточнить важные обстоятельства. Но мешали попутчики. Если двумя минутами раньше, когда он пытался заговорить с ними, они притворялись глухими, то сейчас вытягивали шеи из-за его спины и откровенно подслушивали. Учетчик решал, терпеть ли ему их присутствие. А что он мог с ними поделать! И времени уже не оставалось ни на что.

Автобус тормозил и криво, с небольшим заносом, катился к остановке. У обочины было черно от ждущих опаздывающий рейс служащих. Конечно, все они хотели спрятаться в салон от холода и ветра. Такой же плотной тугой массой, как стояли, они перетекли к дверям автобуса и на секунду замерли. Послышалось знакомое шипение воздуха в механизме открывания двери. Учетчик ринулся к выходу из автобуса, чувствуя, что потом может быть поздно. Встречные потоки пассажиров из передней и задней дверей затиснут его в середину, откуда он протолкнется наружу не раньше конечной остановки, ведь наверняка подавляющее большинство служащих едет к началу рабочего дня на завод. Его опасения подтвердились: солидные пассажиры с деньгами, у них было чем оплатить проезд, и не подумали ждать, пока жалкая стайка безбилетников, подвезенных из милости, покинет автобус. Едва двери открылись, служащие хлынули внутрь. К счастью, попутчикам тоже надо было выходить. Полные решимости, они надавили на учетчика. Его ударило головой о край двери, завертело и вынесло на улицу. Толкаясь в толпе, учетчик неожиданно обнаружил себя над головами людей. Ну, конечно, хилый легковес, он мог выбраться из давки лишь по пути наименьшего сопротивления, то есть вверх!

Стиснутый толпой, он несколько долгих секунд возвышался над ней. Его несло, оторвав от земли, кружа и покачивая, как на реке. Машинально упираясь ладонями в чьи-то шапки, учетчик зачаровано смотрел сверху вниз. Никогда он еще не наблюдал с такой точки зрения людей, стоящих неизмеримо выше его на общественной лестнице. Они были солидные штатные служащие, уверенные в завтрашнем дне, а он был прохожий сезонник, перекати-поле, его появление в городе мало кто заметит, а исчезновение никого не огорчит. Конечно, он и раньше видел служащих, в деревнях и на проселочных дорогах, но не сходился с ними, а посматривал издалека. Поэтому сейчас чувство было острее и упоительнее, чем верховое слежение за лесным пожаром. (Однажды во время сезонных работ потянуло гарью, Рыморь велел учетчику подняться на господствующее дерево, чтобы оценить, насколько близко огонь; дул сильный ветер, клоками гоня от горизонта красную пену верхового пожара и раскачивая мачту высоченной сосны с вцепившимся в ее вершину наблюдателем; рядом рухнул от ветра ощетиненный голыми ветками сухостой, но мрачный восторг, с которым учетчик озирал распахнувшийся перед ним грозный простор, был сильнее страха.)

Теперь жадно впитывая мельчайшие детали происходящего, а он видел лица служащих до прищура глаз, до складки губ, учетчик заметил, что не все так уж горят желанием втиснуться в автобус, как показалось на первый взгляд. Сердито толкались, чтобы успеть занять сидячие места, только полные женщины в возрасте. Молодежь грелась в борьбе. Некоторые напирали для куража и откровенно ухмылялись. В самом деле, разве это был последний автобус, если день только начинался! Словом, гордые, суровые и неприступные в массе служащие поодиночке казались довольно занятными типами.

Учетчик засмотрелся на них и забыл, что находится в подвешенном состоянии. Когда его вынесло из самой гущи и тиски чуть разжались, он сверзился под ноги толпе. Тяжелый заплечный мешок опрокинул его, и учетчик барахтался, как упавший на спину жук. Он выбрался из толпы и проводил взглядом отъезжающий автобус. По меньшей мере один из попутчиков так и не сумел выйти, встречный поток пассажиров унес его в салон, в заснеженном окне мимо учетчика проплыло бледное лицо с приплюснутым к стеклу носом и широко распахнутыми глазами, в них стоял ужас.

Учетчик зашагал от остановки совсем с другим настроением. Впервые оказавшись в городе, причем в самых неблагоприятных условиях, он оказался втянут в борьбу с городом и уже научился не уступать. Разве не испытал он себя на прочность в этой борьбе! После первого конфуза с дворничихиной девкой удачно минул злую собаку, ловко зашел в автобус и еще более ловко из него вышел. Он начал преодолевать город. И это служило верной приметой, что скоро он достигнет окраины. Пусть на борьбу с метелью израсходовано много сил, они восстановятся, а ничего безвозвратно город отнять у него не смог. Дорожный мешок на крепких лямках по-прежнему надежно висел за плечами. Сбитую с головы шапку он нашел, когда толпа поредела. А разорванный рукав телогрейки, из-под мышки торчала вата, он зашьет в первую свободную минуту, как всегда привык это делать. Он еще сохранял самообладание, в то время как его попутчики, теряя элементарное достоинство и личные вещи, удирали от остановки к ближайшему зданию.