Смерть выберет тебя - Ричард Пратер

Мало того что во мне шесть футов два дюйма, если мерить меня в одних носках, и что я вешу двести пять фунтов, в которых почти невозможно найти жира, мои коротко остриженные волосы совершенно белые. Вернее, они блондинисто-белые, но кажутся абсолютно белыми на фоне моей загорелой кожи. Такого же цвета у меня и брови, которые стоят «домиком» над моими серыми глазами и о которых злословы говорили, что эти четыре брови были случайно собраны не на той голове. Лично я считаю их весьма лихими, поскольку мне все равно от них не отделаться, как и от носа, который однажды был сломан и затем подрихтован не совсем ровно. К тому же мне не хватает маленького кусочка на верхушке левого уха, задетого пулей одного мазурика. Но кто смотрит мужчине на уши? Моя внешность — главная помеха в моей работе частного сыщика. Мне не так-то просто скрыться в толпе. Мне легче было бы спрятаться среди бетономешалок или посреди дорожно-транспортного происшествия.

У меня крепкие зубы, но они, казалось, закачались, когда я улыбнулся самому себе. Я-то хотел улыбнуться победно, но получилось довольно потерянно.

Рядом со мной Диди проговорила:

— О Боже, какой вы очень большой!

Я еще немного глупо поулыбался самому себе:

— Зеркала-зеркала, кто красивей из всех слюнтяев? Но хватит. Я должен встретиться здесь с Лоуренсом. Где он?

Диди показала рукой на дверь, так тщательно упрятанную в зеркальной стене, что различить ее можно было только по розовой ручке размером с гроздь винограда.

— Нужно войти сюда, и с другой стороны холла увидите дверь, на которой написано: «Мамзель». Он там.

— Ага! Теперь-то мы узнаем всю правду. Выходит, Сказочный Лоуренс — это Мамзель? Она хихикнула:

— Не совсем так. Просто он сегодня пользуется ее кабинетом. Мамзель — Лита Коррел, и она совсем не похожа на Сказочного Лоуренса, который, кстати сказать, уже, наверное, думает, куда вы запропастились. — Тут она улыбнулась очень приятной улыбкой. — Мне не хотелось бы, чтобы вас уволили.

Я поблагодарил ее за работу, подошел к двери, повернул розовую гроздь и прошел в холл за зеркалом.

По периметру холла было несколько дверей справа от меня и две двери — посредине стены слева. По-видимому, справа находились офисы салона «Мамзель», за ними расположилась автостоянка, а двери слева вели в сам салон: с его аппаратами, тренажерами, парными кабинками, всем тем оборудованием, которое служило улучшению фигур клиенток. Из-за левой стены доносились мягкие звуки и приятно ласкали мои барабанные перепонки. Я не знал в точности, что означали эти звуки, поэтому дал волю своему воображению.

Тут я увидел слово «Мамзель», выписанное женским почерком красными буквами на двери справа, — миниатюрное повторение надписи над входной дверью снаружи. Я постучал, и мужской голос пригласил:

— Входите, входите.

Я вошел в кабинет. Мужик уже обходил белый письменный стол, женственный, как фальшивые ресницы, протягивая мне руку. Комната была выдержана в пастельных тонах: бледно-голубые стены, розовые стулья и другие предметы. В таком окружении Сказочный Лоуренс выглядел совершенно нелепо.

Я узнал его по тем фотографиям, которые появлялись в газетах. Сильное лицо, не очень привлекательное, но мужественное, с резкими чертами. Каштановые волосы, чуть тронутые сединой, хоть он и выглядел слишком молодым для седины. Его брови лежали прямыми темными линиями над его карими глазами, которые впились в мои зрачки, когда он ухватил мою руку и твердо пожал ее. Он был чуть ниже шести футов, мощно сложенный, но не толстый.

— Вы — Шелл Скотт?

— Верно. Мое почтение, мистер Лоуренс. Он подвел меня к белому письменному столу, указал на розовый стул рядом с ним и проговорил быстрым стаккато:

— Садитесь сюда. Скотт. Так я постараюсь сразу определить, насколько вы круты. В действительности стул гораздо крепче, чем кажется. Он даже может выдержать ваш вес.

Он таки выдержал. Лоуренс сел за стол и спросил:

— Вы готовы начать работать на нас уже сегодня утром?

— Если я возьмусь за дело. Какие у вас проблемы?

— Проблем хватает. Разрешите мне обрисовать подоплеку. «Мамзель» — это цепь салонов шейпинга, самое крупное имя в этом бизнесе. Лита Коррел — первоначальная Мамзель, обладательница наибольшего пакета акций и основательница компании «Мамзель» — наняла меня, чтобы сделать ее имя еще известнее. Пока в сети семь салонов, а в понедельник откроются еще три. Завтра в имении Хорэйшио Адера в три часа дня состоится большой прием и коктейль с журналистами, телекамерами и тому подобным, который положит начало самой широкой рекламной кампании, которую я когда-либо организовывал. Как вы понимаете, тут не место для неприятностей с «Мамзель». Пока все ясно?

Он поднялся, отошел от письменного стола, вернулся к своему стулу и присел на его краешек. То ли в нем было так много энергии, что она неудержимо сочилась из него, то ли у него были слишком тесные трусы.

— Все пока ясно, — откликнулся я. — Что за неприятности?

— Их несколько. В том-то, черт побери, и беда. Погибла одна женщина — это, пожалуй, самое худшее. Но… Я расскажу все в хронологическом порядке. Во-первых, у нас возникли трудности с Роем Тоби. Это не все, но достаточно для начала.

— Да уж, неважное начало.

— Верно, неважное. И первое из пожеланий: сделайте так, чтобы оно не стало еще хуже. Я пригласил вас, уяснив из передачи Рэндольфа на прошлой неделе, что вам Тоби нравится не больше, чем мне, и что вы его не боитесь. Вы даже находитесь в состоянии войны с ним, не так ли?

— Примерно. Но пока что обходимся боксерскими перчатками. До крови еще не дошло.

— Если вы будете работать на нас, вам, вероятно, придется снять эти перчатки.

— Отчего же нет?

— Хорошо. Но единственное, что я знаю о вашей стычке с Тоби, — это то, что было сообщено Рэндольфом. Может быть, вы расскажете мне всю историю?

На самом деле ничего особенного не случилось. Рой Тоби был одним из крупнейших мафиози на Западном побережье. Гангстером, который занимался созданием империи ублюдков из тех, кто готов зарезать собственную бабушку или застрелить кого-нибудь из-за угла. Он возглавлял одну из самых грязных, порочных и опасных банд, которая когда-либо существовала в Южной Калифорнии. Тоби следовало бы давно изъять из обращения, но если не считать одного осуждения на срок от одного до десяти лет, — а отсидел он только тринадцать месяцев в тюрьме Квентин, — он проживал на воле, и его даже не очень преследовали правоохранительные органы.

Рэндольф был из тех парней, кому не нравилось, что Тоби находится на свободе. По крайней мере, в последние два месяца Рэндольф преследовал Тоби по пятам и вполне мог организовать своему «подопечному» крупные неприятности. «Новости и комментарии Джона Рэндольфа» смотрели в полсотне миллионов семей, если верить рекламе передачи. И в русле кампании по разоблачению наиболее неприглядных сторон деятельности Тоби Рэндольф нанял меня на сутки следить за Тоби в надежде, что я разнюхаю какие-то сведения, которые он мог бы использовать в своей субботней передаче. Даже то немногое, что мне удалось узнать, весьма порадовало Рэндольфа.

Вечером в прошлую субботу Рэндольф процитировал в своей телепрограмме несколько строк из моего донесения. Дело не в том, что мои донесения хорошо написаны, но Рэндольф процитировал добытые мною сведения буквально. Он сказал: «Я цитирую донесение, переданное мне мистером Шелдоном Скоттом, известным местным детективом: „Могу свидетельствовать, что шестнадцатого числа сего месяца Рой Хоскинс Тоби, иначе известный как Малыш Тоби, встретился с Мэнни Куном по прозвищу Хей-Хей, неофициальным гробовщиком банды Джека Спрэтта, и с Полем Кохеном по прозвищу Мороженый, мошенником, отсидевшим два срока в Квентине за подделку чеков. Все трое отправились на охоту. Рой Хоскинс стрелял из винтовки 30-го калибра и из автоматического пистолета 45-го калибра, который он неожиданно достал из-под своего пиджака. Весьма вероятно, что эти громилы охотились на кроликов с винтовками 30-го калибра, автоматическими пистолетами 45-го калибра и ружьем 12-го калибра только потому, что у них не было с собой автоматов. И пока Тоби стрелял только по кроликам и попадал в воздух, могу биться об заклад, что он просто тренировался для стрельбы по людям“».

Рэндольф прокомментировал это в том духе, что Тоби освобожден условно-досрочно, но общается с известными преступниками, владеет оружием и стреляет из него, что является вопиющим нарушением условного освобождения. Рэндольф подробно остановился на этом вопросе и спросил, почему это Тоби все еще пребывает среди добропорядочных мужчин и женщин на улицах Лос-Анджелеса.

Я объяснил Лоуренсу, каким образом я проделал эту работу для Рэндольфа, и добавил, что на следующий день после его телепрограммы, то есть в прошлое воскресенье, ко мне заявились двое подручных Тоби и предупредили, что мне следует утратить всякий интерес к Тоби, если только я не хочу потерять всякий интерес и навсегда. Потом я спросил: