Светорожденные. Предвестники бури - Рутен Колленс

Лист трясся в его руках. Боттер все бормотал и бормотал, и может его голос был настолько тягостен, или холодная ночь была настолько тревожна, но Хедрик начинал засыпать, мало-помалу проваливаясь в глубокий сон.

Кнат говорил еще о Эргорте Нерфинте, Мафет Кралиогне, Терибти Ольс. Говорил о каких-то лицах, затеявших мятеж, о странных магах из Харны, что подожгли конюшни с имдомпскими1 жеребцами. Говорил, говорил…

– Хорошо, Боттер, – откликнулся алакс сонным голосом, когда список подошел к концу. В глубине души Хедрик был этому несметно рад. Он выпрямил ноги, что мало-помалу начинали затекать, и посмотрел сверху-вниз слегка слипшимися глазами, – Можешь готовить осужденных.

Владыка встал. Медленно спустился по узким ступеням и недовольно потер ботинками по лазурному ковру, лежавшему на безупречно чистом мраморном полу зала.

– И прикажи постелить новый ковер. Чары этого обветшали, к тому же он мне порядком надоел!

Потянувшись, алакс отправился на кухню добыть себе что-нибудь съестное.

Хедрик прошелся по мосту, сооруженному из светло-розового турмалина, что связывал левое и правое крыло замка. Мост парил в воздухе, в нескольких лимах над морем и острыми скалами обрыва, продуваемый всеми ветрами и лишь в морозные зимние дни накрываемый теплым куполом защитной магии. На туну алакс остановился, чтобы еще раз взглянуть на свои земли.

Септим, опаленный багряными лучами илиуса, заслоненного крошечным кругом Ремени, растелился белым пятном по берегам Линистаса. Поток домов, разделяемых зелеными лужайками городских садов, крытых оранжерей и скверов, мчался вдаль, с одной стороны пропадал за речными берегами у хмурого редколесья Туманной чащи, с другой – возвышался холмами и взлетал чуть выше Дарка в незримые небесные просторы. Возвышенные и величественные храмы четырех главенствующих религий теперь уже не были такими, какими он увидел их в первый раз. Алакс не любил суеверия. Единственным богом на всем Эйлисе нынче был он и никто иной. Ему нравилось восхищаться своей властью день за днем, год за годом.

Зал наполнялся запахами цветов, ранним утром принесенных из Мглистого леса. Синие лепестки источали жгучий аромат, ядовитые шипы, ни раз погубившие неосторожных слуг, весело глотали свежую росу и капельки чьей-то крови. Потолок, на котором каждый день появлялся новый узор, сегодня был укрыт райскими птицами. Окна по правую сторону зала открывали вид на внутренний сад с маленьким малахитовым фонтаном.

Кухарки Дарка прекрасно знали, что любая оплошность, и им не досчитаться душ, а посему стол был накрыт безупречно. Здесь были и тушеные овощи в молочном соусе, и макароны в несколько лим в длину, и яичница из златоцвета2, и разнообразные каши из всевозможных сортов пшеницы. Сладкие съедобные подносы ломились от всевозможных сладостей: конфет, булочек с маковой, клубничной, яблочной, ореховой и сырной начинкой. Фонтан из горячего шоколада неустанно шептал что-то приятное, хрустальные вазы трещали, переполняемые свежими неописуемыми фруктами разных форм и размеров.

Обычно Хедрик завтракал один и сегодняшний день не был для него исключением. Он нашел для себя одиночество и не считал нужным разыскивать что-то еще.

С завтраком к нему хлынули силы. Настроение улучшилось. Вдоволь наевшись и порассуждав о своем, алакс вернулся в тронный зал. На пол постелили новый ковер светло-голубого цвета с вшитыми в него темно-синими топазами, в углу появился черный рояль, а рядом с главной аркой – пленные, со всех сторон ограждаемые хранителями. Бледны, избиты, худы. Их испуганные лица были направлены к Хедрику и только к нему. Жалкие тряпки, измокшие от крови и грязи, – все, что прикрывало их наготу. На руках каждого – тяжелые оковы, сдавливающие хрупкие запястья.

Хедрик прошел в центр зала и поднялся на трон. Гул от ударов его каблуков кровью забился в ушах напуганных жертв. Наступила мертвая тишина. Он развернулся и сел, бросив безразличный взгляд на столпившихся. Все встрепенулось. Смерть встала за его спиной.

Алакс поглядел сверху-вниз. Он был готов сделать то, для чего все они собрались здесь, но что-то остановило его. Хедрик направил взор к пустующему месту у рояля. От скудного затишья в голове все переворачивалось. «Она снова проспала!» – подумал он и тут же услышал легкие удары тонкой шпильки о мраморный пол. Хватая последнюю надежду, плененные и беззащитные направили свои скованные взгляды в сторону идущей. Алая пелена загорелась перед ними и ослепленные, они пали на колени. Из угла показалась тонкая женская фигура. Девушка, та самая, что сегодня утром так нежно спала в белоснежных покоях, теперь была здесь. Шелковое платье багрового цвета облегало ее фигуру, нежный шлейф развивался за ней огнем. Она шла, наигрывая пальцами веселую мелодию. Пепельные локоны ее волос были собраны, глубокие зеленые глаза глядели прямо.

Слегка улыбнувшись алаксу, она села у рояля. Хедрик качнул головой в ответ, напрягся и попытался искренне улыбнуться.

– Что ж, – начал он, чувствуя, как голос пропадает при одном лишь взгляде на нее, – начнем.

«Нет! Умоляю!» – вдруг закричала альвийка, и тут же тяжелый удар плетью пришелся ей на голую спину. Тлеющая искра черной крови осыпала мрамор. Дети прижались к друг другу, мужчины попытались высвободиться. Каменным скрежетом толпа была успокоена.

– С кого начать? – послышался голос Боттера, присоединяющийся ко всеобщему страху.

– Ах, Боттер, ты прекрасно знаешь, с кого бы я начал! – всплеснул руками Хедрик. – Но ни от тебя, ни от хранителей никаких вестей о них нет.

– Умоляю, простите, мой алакс, – пискнул слуга, заикаясь, – я и хранители делаем все, что в наших силах!

– Что ж, будем довольствоваться малым, – Хедрик состроил унылую гримасу. Толпа заверещала.

– Дарин Гроуз, мой алакс, чародейка. Женщина пыталась перейти через купол Септима у границ с Изургом. От стражи решила бежать, используя магию.

– М-да, – потянул Хедрик, высматривая в бледных лицах лицо будущей жертвы, – как же так, Дарин? Неужели ты не слышала, что по приказу Великого алакса все маруны должны пройти обряд «Жатвы повиновения»? Нехорошо уклоняться от приказов. Разве ты когда-нибудь увиливала от воли Мудрых?

Из толпы послышались всхлипывания. Пленные расступились, в центр хранители выволокли женщину. Она дрожала всем своим дряхлым телом. Обугленные кусочки кожи сползали с ее левой руки, один глаз затек, редкие обожженные волосы торчали грязными пучками. Она попыталась вырваться, но стражники загородили ей путь тяжелыми остриями пик. Ее подвели к ковру, и как только она ступила на него, тело избавилось от ран, глубокие морщины ушли прочь, очищая каждую крупицу ее помолодевшей кожи. Старая одежда, напоминающая о том, что она все еще пленница, исчезла, Дарин Гроуз оказалась облаченная в легкую полупрозрачную накидку. Это было нечто иное, как чары, вернувшие ее воспоминания о давних забытых днях ее молодости. Это колдовство принадлежало ему.

– Боттер, как насчет зеркал? – неожиданно спросил Хедрик, неохотно подымая взгляд на девушку. Каждый день к его трону прислонялись сотни таких красавец. Ничего особенного в юной красоте его пленниц он больше не замечал. – Все они уже перенесены в Галадеф?

– О, да, мой алакс! – встрепенулся Боттер, готовый ответить на любые вопросы владыки. – Все до единого в башне. Новые будут доставляться балеонами.

– Хорошо, – протяжно вымолвил Хедрик и встал. Дарин, с ужасом падая на колени, неожиданно закричала во все горло нечеловеческим криком.

– Сатаил! Темный волшебник! Убийца! – заверещала толпа. Послышались немощные стоны. Они лишь позабавили его. Волшебник, как назвала его Дарин (и это было чистой правдой), подмигнул девушке за роялем, и та начала наигрывать веселую мелодию. Хедрик подошел к женщине, и, взяв ее за подбородок, заставил подняться и посмотреть в его глаза. Она рыдала, она была не готова принять свою участь, свою судьбу. Алакс прислонился к ее уху и прошептал:

– Попрощайся с сим миром красиво, моя чародейка, ведь больше ты его никогда не увидишь.

Ее глаза судорожно бросились в сторону света, что изливался из витражей. Она попыталась найти в нем что-то важное, что-то особенное, но не смогла. Хедрик дал ей время полюбоваться последним мигом ее жизни, а затем…

Затем произошло нечто из вон выходящее, и, окажись случайный путник, пришедший из других мидгардов или заброшенный сюда волею провалов, свидетелем сего, вовсе оцепенел бы от ужаса представшей перед ним картины.

Владыка провел тыльной стороной ладони, начиная от самого сердца жертвы вверх, к искореженным болью губам. Лицо побледнело, женщина забилась в предсмертных судорогах, белки глаз налились черной кровью, губы распахнулись, она выдавила удушающий крик и из ее рта вылетел крошечный шар света. Дарин упала замертво, ее облик снова вернулся к ней. Исчезла магия – исчезла красота. В толпе пленных раздались крики, трепыхания, и стихло. Замолчала музыка рояля. В зале наступила мертвая тишина, теперь – по-настоящему мертвая.