Светорожденные. Предвестники бури - Рутен Колленс

Светорожденные

Предвестники бури

Рутен Колленс

© Рутен Колленс, 2017

ISBN 978-5-4485-9139-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

И ныне жизнь принято делить на сущую – мидгардскую, хранящую в себе вселенную до самых ее краев, и высшую – утгардскую, за гранью ее понимания, оставшуюся со времен зарождения мироздания и пронизывающую его неосязаемыми струнами.

Мидгард – денница бытия, твердыня ойкумены, мир по левую границу от безвестно сгинувших душ. Сей мир делим для каждого и цел для всего, осязаем, видим, населен. В мидгард приходят души, в мидгарде они зарождаются и существуют до тех пор, покуда не вознесутся до края окраинного поднебесья. Мидгард есть всяк элемент, а всяк элемент и есть мидгард.

Утгард – поднебесная ойкумены, та часть ее, что по ту сторону сущего, правее границы безвестного царства; безмирье постоянное, вечное и единое. Безмирье есть подлинный центр обетованной, есть нить, сплетающая материю. Зарок пробужденный в Утгарде законом высшим плеядой Отреченных читается – так нарождается закон в Мидгарде из беззакония пришедший.

Неведома тропа меж двух стихий, бытием и небытием разделенная. Одна только связь утгарда с мидгардом – Нэден – окраинная земля – всеобъемлющая гениза фолиантов, светом посеянных; обитель безымянных и безвольных. Обитель Создателя.

Утгард и мидгард – два столпа кромлеха, увенчанные гардвиковым разумом поколе послушным им. Два столпа из сотен. Меж ними нет мостов. Меж ними нет души, коя верна была бы объединяющему свету, но есть велиарная канитель, по кой вознесенным под силу отыскать путь к окраинным землям, а значит, отыскать путь к Создателю…

Глава первая. Предчувствие

Душа его жила в темнице отчаянья и боли,

Всесильных и могучих ввергла в страх,

Глумилась, жгла сердца и покоряла волю,

Стремилась к жизни, но обращала в прах…

Рубиновый рассвет опалил небосвод. Туман, что вязким белым дымом ютился у подножья все прошедшие томительные часы ночного ожидания, пришел в движение и поспешил скрыться под листвой золотых деревьев, что величавыми истуканами охраняли берега Агнии. Седая мгла, сгущавшаяся в оврагах и лощинах, поредела, обратилась в кристальные водяные печати чистой росы и лихорадочно усеяла землю. Горизонт заробел от легкого весеннего ветерка, звезды потерялись в синеве, и лишь на самой верхушке неба осталась одинокая маленькая точка, что хотела бы уйти в ночь, но не могла. Ее время еще не пришло.

Феюрия, что блуждала в темных глубинах все прошедшее тысячелетие, теперь была близка к Эйлису, как никогда.

Руна проснулась, ожила. Руна великая простилалась с севера на юг и с востока на запад. Здесь она была сама по себе и обладала тем же разумом, что и вселенная. Каждая ее крупица несла невиданные знания, коснувшись которых однажды, навсегда можно было бы позабыть о привычной, беззаботной жизни.

Заснеженные вершины Западных, Северных и Верных гор, необъятные просторы Мледиума, Зормана и Вальмарских лесов, бурные течения Агнии, Разгурна, Азгурна и тысяч других рек, глубины морей Линистаса и Фортуноса – все это царило внизу под теплыми лучами далекого от Эйлиса дневного светила. Илиус медленно восходил. Яркий и загадочный. Сегодня он был окутан серой пеленой хмурых туч, подкрадывающихся с дальних берегов Вантури.

Илиус расцвел и вместе с ним расцвела земля. От самого запада до востока протянулась полоса благоухающих красок. Цвели безоблачные просторы Радужных полей, что простирались у вечнозеленых берегов Ярлы норгротских земель, запутанные вереницы Зеркальных долин под нависшими остроугольными пиками Северных гор, и даже Светлые заводи Тенистых берегов на окраинах Аладеф. Весь мир встрепенулся и ожил. Мидгард возродился, восстав из снежного пепла, что задержался здесь аж до третьего месяца весны.

Нынче Эйлис не беспокоился по пустякам. Как и любой иной юный мир, он был полон сил и энергии. В каждой его частице таилась магия, незабвенная и неподвластная даже времени. Сей великий мидгард все еще хранил в себе множество опасностей, оставшихся здесь со времен первого слияния, и так и не ушедших, даже под натиском гоменских зеркал.

Ветер ударил, настежь распахнув хрустальные двери ее спальни, ведущие к безмятежным небесам. Белые тюльпаны зашептались друг с другом, лилии гордо приподняли головы, ромашки и ирисы сплелись воедино. Легкие белые шторы медленно заколыхались, лаская холодные безжизненные стены, обволакивая их, словно облака молочного пара; встрепенулись и ожили, протянув к ее плечам забавные пушистые кисточки. А она спала. Спала одиноко и крепко, несмотря на то, что утро уже наступило. Ее хрупкие тонкие ноги слегка прикрывала скрученная белая простынь, руки лежали на белой холодной подушке, вцепившись пальцами в пепельные волосы. Все в ее комнате было белым и чуточку черным, и только ее кроваво-красные губы являлись воплощением пылающих роз в этом безмятежном спокойствие сонливого цветочного сада.

Она спала и ее секреты оставались с ней. Вся красота могла оказаться обманом, и, лишь добравшись до ее души, можно было узнать правду. Душа показала бы ее истинную сущность, да только вот душу, как знал каждый житель Эйлиса, нынче нельзя было никому ни показывать, ни открывать, ни доверять.

Она, все еще укутанная сном, вздыхала морской воздух. Одинокая, заброшенная, одна во всем замке. Или нет? Не одна.

Совсем рядом, касаясь белого шелка, над девушкой стоял человек. Он казался призраком, но лишь казался. Сумрак сгущался рядом с ним и воздух стыл, и будь в этой комнате кто-то еще, увидевший эту темную стать, кровь застыла бы в его жилах, дыхание остановилось, сердце глубоко вонзилось бы в плоть.

Довольно длинные человеческие пальцы, яркой пестротой видневшиеся сквозь мелкую сетку, нашитую на рукава, прикоснулись к ее лицу. На мгновение от щеки до красных губ пробежала искра морозного холода, но она в ответ лишь улыбнулась и глубже нырнула в подушку. Ей нравились его прикосновения.

Он, весь в черном, вышел на балкон, и его лицо заблестело в лучах илиуса. Это был высокий статный муж лет двадцати восьми. Широкие плечи медленно вздымались, и, казалось, что он глухо дышит, тяжело глотая воздух. Статная осанка подчеркивалась красотой дорогой одежды: на нем все, начиная от упругих черных ботинок, вычищенных до безупречного блеска, и заканчивая крохотной бронзовой брошью, вылитой в форме сенмурва и украшенной драгоценными камнями, блистало великолепием и знатностью. Чего стоила одна только шинель, сотканная из самой редкой зачарованной материи на всем белом свете!

Сильные руки вцепились мертвой хваткой в поручни. Многое сотворили эти руки, многое создали и уничтожили. Темные локоны коротких волос падали на его лицо и разлетались от дуновения ветра. Кожа молодая, без единого изъяна. Широкие черные брови были расслаблены. Черные глаза смотрели куда-то вдаль, и, несмотря на все богатство и роскошь, красоту и безмятежность, они были уставшими, как после долгих бессонных ночей. В них было что-то пугающее, что-то отталкивающее. В нем самом было что-то жестокое и ужасное. Каждая его частица изливала тьму.

Он стоял на краю обрыва, уходящего в беспробудную синь. В туманной пучине, разверзавшейся у подножия замка, бушевало море. Оно день за днем менялось: то уходило в глубину, оставляя за собой тонкие борозды песка и холодного бриза, то недвижно замирало, принимая мрачное затишье и всматриваясь в лучи одинокого илиуса, то высвобождало всю свою силу и со всей мощью ударяло по берегу – замок содрогался.

Дарк, возвышаясь над морской бездною, виднелся за тысячи лим до самых Западных гор и берегов Эвингера. Слегка заметные детали окружали пологие края золотых куполов с янтарными ветровыми вышками, закручивающихся в круглые сияющие прорези, от которых слезились глаза. Высокие башни парили в воздухе – им не нужны были ни подпоры, ни крепления. Часть пиками устремлялась вверх, исчезая под белыми пуховыми перинами облаков, а часть билась за место у холодных морских берегов.

Линистас грозно ударялся о стены. Сегодня море было неспокойным. Что-то тревожило его пучину, волновало сильнее, чем когда-либо.

Нет, не застали дети четырнадцатой эры тех времен, когда здесь, на широких просторах Септима, бушевало не море, а свобода, магия и наука. Когда-то замок был центром знаний всей Руны. Сюда приходили мыслители, философы, книгописцы и маруны. Здесь творили волшебство. Многое изменилось с тех пор.