Благодарность - Дельфина де Виган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Директриса больше не скрывает своего раздражения.
— Мадам Сельд, вы явились на собеседование о приеме в дом престарелых. Вам следует представить себя в наиболее выгодном свете, ведь на места в нашем заведении претендует великое множество людей, неужели я должна объяснять вам такие простые вещи?
С каждым произнесенным словом ее голос становится все резче.
— Нет-нет… Конечно, я понимаю. Но я не подозревала, что мне предстоит собеседование, и потому не подготовилась.
Директриса выходит из себя.
— И на что же вы надеялись, мадам Сельд? Что здесь принимают первого встречного по первому требованию? А вот и нет! На всех мест не хватит, вам ли этого не знать?! Не хватит! И так везде! Чем бы вы ни занимались, надо проходить проверки и собеседования, сдавать экзамены и испытания, участвовать в состязаниях и конкурсах, заполнять анкеты и опросники! Демонстрировать свою приверженность, командный дух, мотивацию, решимость! В школе, на работе, в университете — везде, мадам Сельд, да, везде, везде, везде — должностные лица вынуждены сортировать, выбирать, отдавать предпочтение! Отделять зерна от плевел приходится даже в доме престарелых! Так устроен мир, и не я диктую его правила, но я, заметьте, их соблюдаю!
Речь директрисы, похоже, произвела на Миша впечатление.
— То есть мне необходимо доказать, что я достойна места в вашем учреждении?
— Вот именно! Опишите свои сильные стороны, наиболее слабую сторону, назовите направления, в которых вам следует работать над собой. Перечислите свои секторы роста, рассчитайте свой индекс способности к совершенствованию.
— Вы знаете, я пожилой человек.
— В этом-то и проблема, мадам Сельд.
— Просто я… больше не могу оставаться дома одна. Я боюсь… Я теряю вещи… Я боюсь, что мне станет еще хуже.
Дама снова нарочито громко вздыхает.
— Эх, не облегчаете вы мне задачу. Вы хотя бы танцевать умеете?
— Да, немного.
— Покажите.
Миша встает и нерешительным шагом отходит от письменного стола. Начинает танцевать, как девочка. Поворачивается вокруг себя, держа чуть согнутые в локтях руки над головой, поднимается на цыпочки. Она грациозна. Тело понемногу обретает легкость, Миша втягивается в игру и танцует все лучше и лучше, ее движения становятся свободнее, а на лице появляется улыбка.
Сейчас ее можно принять за девушку, каждый жест которой точен и выверен. Она сияет.
Директриса черкает что-то в своем досье. Затем молча встает и уходит.
Миша остается одна в центре светового круга, она продолжает танцевать для себя.
А потом отступает в тень и исчезает.
Она часто пересказывала свои сны, всякий раз добавляя к сюжету какие-то новые детали. То ли воспоминания об этих сновидениях со временем становились четче, то ли она специально придумывала те или иные подробности, которые представлялись ей более красноречивыми и которые позволили бы нам — тем, кто приходил и уходил, когда считал уместным, тем, кто пока полностью контролировал свое тело, — лучше понять переполнявшее ее чувство панического страха.
Наступил день встречи. Миша сидит на том же месте, что и в своем сне. Но сейчас рядом с нею сижу я.
В ожидании директрисы дома престарелых мы устроились в креслах перед ее письменным столом. Миша напряжена так, словно ей предстоит важный экзамен.
— Не волнуйся, Миша. Директриса просто познакомится с тобой, только и всего.
— Мне точно не придется проходить собеседование… предоставлять рекомендации… демонстрировать свою пригодность… чтобы меня приняли?
— Что ты, нет, конечно. Сама увидишь.
Я заглядываю ей в глаза и улыбаюсь. Кажется, она немного расслабляется. Миша всматривается в меня, на ее лице появляется выражение преувеличенного недоумения.
— Ты причесываешься?
— Да, Миша, я причесываюсь.
В кабинет входит милая и приветливая дама в светлой одежде.
Дама усаживается в кресло и кладет перед собой папку с документами.
Затем обращается к Миша:
— Правильно ли я понимаю, мадам Сельд, что еще несколько недель назад вы не нуждались в помощи?
Миша коротко кивает.
— Теперь же вы больше не можете оставаться одна… По словам вашего врача, за последние месяцы вы не раз падали, и однажды после такого падения вам даже потребовалась краткая госпитализация. Вы испытываете головокружение, это частично объясняет ваши опасения и трудности с самостоятельным передвижением.
Миша снова едва заметно кивает. Дама перелистывает документы.
— Вы бываете на улице?
— Иногда. Вместе с Мари. Раз в неделю. Раньше я гуляла по своему балкону, но теперь и это мне не под силу.
— Гуляли по балкону?
— Да, там-отсюда, как арестантка… По десять проходов, а когда я была в форме, то и по двадцать. Каждый проход — это десять шагов в длину плюс два в ширину, итого двенадцать, а вместе… сочтите, пожалуйста, сами.
Директриса смотрит на Миша и пытается понять, какова доля самоиронии в ее словах. Но никакой самоиронии нет и в помине, Миша гордится собой: сто двадцать шагов в день — это вам не шутки.
Директриса переводит взгляд на меня, словно передавая эстафету. Я подхватываю рассказ:
— Когда я навещаю Миша, непременно вывожу ее погулять, но… с каждым разом она робеет все сильнее. Боится снова упасть. К тому же уличная суматоха быстро утомляет ее.
— Вы рассматривали помощь на дому?
— Да, разумеется. Но проблема в том, что кто-то должен неотлучно находиться рядом. Миша больше не в силах оставаться одна. Ей страшно.
— А по ночам мне снятся… кошмары, — добавляет Миша.
— Я предлагала ей поселиться у меня, но она не хочет и слышать об этом.
— Ни за что на свете! Жить на шестом этаже, в доме без люфта… И потом, Мари совершенно не обязана заботиться обо мне!
Директриса вопросительно поворачивается в мою сторону, а я не отвожу взгляда от Миша и хочу, чтобы она тоже посмотрела на меня. Я жду, когда ее вылинявшие глаза поднимутся и сосредоточатся на моем лице.
— И правда, Миша, совершенно
