Благодарность - Дельфина де Виган

— Да.

— Вы сегодня обедали?

— Не особенно.

— То есть вы не вставая сидите в кресле с самого утра?

— Да, именно так.

— Я позвоню кому-нибудь из ваших близких, чьи имена указаны в карточке, вы согласны?

— Да.

Пальцы оператора торопливо застучали по клавиатуре. Не сомневаюсь, Миша отчетливо слышала этот звук.

— Тут значится имя мадемуазель Мари Шапье. Я звоню ей?

— Не знаю…

— Это ваша дочь?

— Нет.

— Вы хотите, чтобы я позвонила ей?

— Да, пожалуйста. Передайте, что мне неловко… извлекать ее, просто я вот-вот кое-что потеряю… кое-что важное.

Голос оператора сменяется музыкой, какая обычно звучит в супермаркетах. Миша не двигается, она смотрит прямо перед собой, замерев в такой знакомой мне позе сосредоточенного ожидания. Спустя некоторое время снова раздается голос Мюриель:

— Мадам Сельд, вы слышите меня?

— Да.

— Мари немедленно выезжает к вам. Обещает, что будет у вас минут через двадцать — двадцать пять. Она предупредит вашего врача.

— Порошок.

Миша произнесла слово «порошок» тем тоном, каким обычно говорят «хорошо».

— Какой порошок?

— Да, порошок.

— Я сейчас вернусь к своей работе, мадам Сельд, но буду на связи. Если почувствуете себя плохо, снова нажмите кнопку на своем браслете, и я позвоню вам, хорошо?

— Да, порошок. Спасибо.

Миша продолжает сидеть, положив руки на подлокотники. Пытается успокоить дыхание.

Закрывает глаза.

Спустя несколько мгновений она слышит девичий голосок.

Я буду спать у тебя? Ты оставишь свет? Ты останешься тут? Ты можешь оставить дверь открытой? Ты останешься со мной?

Миша улыбается. Голос девочки пробуждает воспоминания, приятные и в то же время болезненные.

А мы позавтракаем вместе? А ты чего-нибудь боишься? А ты знаешь, где моя шкала? Ты ведь не выключишь свет? Ты проводишь меня, если мама не сможет?

Я коротко нажала на звонок и тотчас вставила ключ в замок.

Вошла в комнату и увидела Миша, чьи пальцы впились в подлокотники кресла так, будто его сейчас унесет быстрым течением.

Я приблизилась к ней и обняла. Ощутила сладковатый запах ее лака для волос. Поразительно, но этот аромат по сей день не утратил своей власти надо мной: стоит мне вдохнуть его, в памяти тотчас оживают картины прошлого.

— Ну, Миша, рассказывай, что стряслось?

— Не знаю. Я боюсь.

— Помочь тебе встать?

— Нет-нет-нет.

— Миша, я была у тебя три дня назад, и ты прекрасно ходила с тростью. Ты точно сможешь подняться.

Я подхватила ее под мышки. Она уперлась ладонями в подлокотники, оттолкнулась и, к своему удивлению, оказалась на ногах. Ее немного пошатывало, но она сумела удержаться в вертикальном положении.

— Вот видишь…

— Я говорила тебе, что упала в гостиной?

— Да, Миша, ты говорила.

— Так глупо — булавой вперед!

Я протянула ей трость и встала с другой стороны, чтобы она могла взять меня под руку.

— Идем!

— Только осторожно…

— Ты, должно быть, умираешь с голоду…

Мы отправились в кухню. Миша цеплялась за меня и семенила маленькими шагами. Я чувствовала, что уверенность понемногу возвращается к ней.

— Ну, неплохо…

И все же с этого дня Миша больше не могла оставаться одна.

Миша в какой-то безликой комнате. Сидит перед письменным столом, заваленным документами. С другой стороны стола пустует кожаное кресло, большое и черное.

Желая подбодрить себя, Миша напевает песню.

Бедный солдат идет с войны, Идет не спеша. Бедный солдат идет с войны, Идет не спеша. Плохо он экипирован, плохо он обмундирован, На одной ноге сапог, на другой нет сапога, Идет не спеша. Идет он проведать хозяйку трактира, Идет не спеша. Идет он проведать хозяйку трактира, Идет не спеша. «Налейте поскорее фляжку белого вина, Пускай солдат в дороге осушит ее до дна!» Идет не спеша.[1]

В комнату входит директриса. Это дама со строгим лицом, в руках у нее огромная папка. Дама швыряет папку на стол и неприветливо смотрит на Миша. Длинные ногти дамы покрыты темным лаком. Она садится в кожаное кресло и холодно обращается к Миша:

— Мадам Сельд, расскажите, пожалуйста, о себе.

Та заметно робеет.

— Э-э… Мое полное имя — Мишель Сельд, но все называют меня Миша.

— Очень хорошо. Вы замужем?

— Нет.

— У вас есть дети?

— Нет.

Повисает молчание. Директриса ждет более развернутого ответа.

— Я… много путешествовала по работе. Делала фоторепортажи для журналов. А потом служила корректором в газете. Вычитывала тексты статей. Опечатки, синтаксические ошибки, просторечия, повторы — ничто не ускользало от моего внимания…

Директриса перебивает ее:

— По какой причине вы желаете оставить свой теперешний пост?

Миша не понимает вопроса. В ее взгляде вспыхивает паника, она не в силах скрыть этого. Миша озирается в поисках кого-нибудь, кто мог бы ей помочь, но в кабинете нет никого, кроме нее самой и этой дамы, которая нетерпеливо постукивает пальцами по столу, потому что Миша медлит с ответом. Ногти директрисы с глухим скрипом скребут по пластиковой поверхности стола.

— Вообще-то… видите ли, я уже давно на пенсии.

Собеседница чему-то усмехается, а затем подчеркнуто громко вздыхает.

— Позвольте мне задать вопрос иначе, мадам Сельд: что вызвало ваш интерес к нашему учреждению?

— Я, наверно, ошиблась кабиной… кабинетом… Я