Большая интрига - Робер Гайар

— Но подумайте о том, Реджинальд, что я его больше никогда не увижу. Мне нужно побыть с ним в эти последние минуты.

— Конечно, — сказал он, — и я совсем не думаю отрывать вас от его праха, скорее наоборот. Я просто хотел прийти к вам на помощь, дорогая моя. Вам следует немного отдохнуть, а я сменю вас…

— Речь идет не только о нем, но и обо мне. Чем дольше я буду рядом с ним, тем больше мне будет казаться, что он все еще со мной. Вы не можете понять, чего мне будут стоить завтрашние похороны, ведь я никогда больше не увижу это лицо, этого человека, который уйдет от меня навсегда!

— Я все отлично понимаю, Мари! Но перед вами стоит большая и очень сложная задача. Оставайтесь здесь, друг мой, до полуночи, а потом я сменю вас.

Она поразмыслила немного, глядя на охладевшее тело генерала. Казалось, что она сомневается, но в глубине души она сознавала, что шевалье прав. Ей еще только предстояло выполнить задачу, намного более тяжкую и тяжелую, чем та, которую выполнял ее супруг. В конце концов, она была всего лишь женщиной, и многие люди из ее окружения, большинство членов Высшего Совета, вероятно, надеялись воспользоваться слабостью, свойственной ее полу. «Но они ошибаются!» — сказала себе Мари, и чтобы доказать им это, ей потребуется вся ее сила воли и средства, которыми она располагала.

— Послушайте, Реджинальд, я останусь здесь до полуночи. Потом попрошу Луизу сменить меня. Ведь Луиза наша кузина. Только она слаба, и у нее плохие нервы. Вы смогли бы сменить ее потом. Я благодарю вас за ваши знаки дружеского внимания, которые вы оказываете нам в эти тяжелые минуты, шевалье.

Реджинальд поднялся с колен.

— Оставайтесь, Мари, — сказал он, — и ни о чем не беспокойтесь. Я пойду к мадмуазель Франсийон и обо всем с ней договорюсь. Оставайтесь до полуночи, а потом идите отдыхать, вы в этом сильно нуждаетесь.

Она признательно улыбнулась ему и поблагодарила. Реджинальд галантно поклонился ей, взглянул на покойника и вышел на цыпочках так же тихо, как и вошел.

Прикрыв за собой дверь, он уже не столь тихо вышел на лестничную площадку и спустился по лестнице.

Едва достигнув первого этажа, он встретился с Жюли.

— Ваша комната готова, шевалье, — сказала она ему.

Он игриво взял ее за подбородок:

— Надеюсь, что вы приготовили мне хорошую постель? — спросил он. — Я не люблю жестких постелей и обожаю простыни из тонкого сукна. Мне придется спать совсем немного, и я желаю, чтобы матрацы были мягкими.

— Думаю, что вы будете довольны, — бросила она, сделав вид, что собирается уйти.

Но он быстро догнал ее.

— Жюли, — прошептал он ей сладким голосом на ухо, — я думаю, что останусь здесь надолго, очень надолго. Вам бы понравилось, если бы я остался здесь жить?

Она кокетливо рассмеялась, но с сомнением покачала головой:

— Боюсь, шевалье, что ваше присутствие здесь создаст не очень-то приятную обстановку, — сказала она с улыбкой. — Петух в нашем курятнике — это очень соблазнительно, — добавила она, рассмеявшись еще громче. — Теперь здесь только женщины.

— Тихо, — сказал он, — тихо!

Он хотел еще что-то добавить, но она вырвалась и убежала в конторку. Тогда он сказал себе, что ему надо увидеться с Луизой де Франсийон, и что она, по-видимому, уже закончила укладывать детей. Он инстинктивно взглянул наверх.

Его высокие сапоги громко скрипели, но он и не собирался скрывать своего присутствия. Подойдя к двери девушки, он постучал и сразу же услышал голос Луизы:

— Войдите!

Он медленно повернул задвижку, сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь со словами:

— Здравствуй, дружок!

Держа в одной руке тяжелый подсвечник, Луиза что-то искала в тяжелом сундуке. Она резко обернулась, настолько резко, что свечи едва не упали на пол. Луиза выронила кусок ткани, которую перед этим рассматривала. Она с трудом сдерживала биение своего сердца.

— Реджинальд! — воскликнула Луиза.

Какое-то мгновение она рассеянно искала место, куда поставить подсвечник, потом поставила его на ночной столик и подошла к нему.

Он не двинулся с места, стоя посередине комнаты, словно ожидая, когда она сама к нему подойдет.

Он развел руки, чтобы обнять ее, и она крепко прижалась к нему, счастливая, дрожа с головы до ног, как маленькое хрупкое животное, ищущее тепла.

Она не могла ничего вымолвить, кроме имени шевалье, которое неустанно повторяла, как бы убаюкивая себя. Это имя ей казалось музыкой:

— Реджинальд! Реджинальд!

Он нежно похлопал ее по спине, словно утешая ребенка:

— Я пришел к вам узнать, как вы поживаете, Луиза. Я только что слышал маленького Жака, который был просто невыносим, поэтому я не осмелился побеспокоить вас во время вечернего туалета.

— Жак не понимает, что происходит, — объяснила она. — Он еще не понимает, кого и что он потерял.

Она тихо заплакала на его груди, и он подумал, что эти слезы могут испачкать его кружевное жабо и помять гофрировку на тщательно отглаженной рубашке. Он осторожно отодвинул ее.

— Вы плачете, Луиза? — спросил он, слегка откашливаясь, затем добавил: — Ах, как я понимаю ваше горе!

Она буквально повисла на нем, ее ногти вонзились ему в спину.

— Я плачу не от горя, — призналась она несколько сердитым голосом, что удивило шотландского джентльмена, привыкшего видеть в ней робкую молодую девушку, незаметное существо, лишенное индивидуальности. — Нет, я плачу не от горя, а от радости, что вижу вас снова, дорогой Реджинальд!

Она подняла на него заплаканные глаза, блестящие, как свежая роса. Он прямо взглянул ей в глаза, снова улыбнулся и попытался высвободиться из ее объятий, но она так вцепилась в него, что ему пришлось применить силу. Потом ему показалось, что она была как пьяная, у нее дрожали губы, и она часто моргала глазами.

Дело в том, что Луиза плохо владела собой. Присутствие Реджинальда пробуждало в ней страсть огромной силы, страсть, которую она скрывала ото всех в Горном замке, которая ее терзала по ночам, когда приходили воспоминания о кратких мгновениях физического наслаждения с шевалье. В такие минуты она спрашивала себя, неужели все удовольствие от любви заключалось только в этих объятиях, но, не находя ответа, она все же чувствовала себя удовлетворенной и желала, чтобы это повторялось снова и снова.

Когда ее тело прижималось к шевалье, ее желание вновь просыпалось. Все ее существо требовало этого, она жаждала его ласк до такой степени, что ей казалось, будто она теряет голову.

В сильной экзальтации, которой Реджинальд не ожидал, она воскликнула: