Советский Союз. История власти. 1945–1991 - Рудольф Германович Пихоя

АТС-1. Сам факт включения фамилии чиновника в книжечку с красным переплетом, украшенным гербом Советского Союза и надписью «Правительственная АТС-1», свидетельствовал о принадлежности к олигархии, к высшему звену власти в стране. Простой звонок владельца этого телефона мог иметь последствия для отрасли промышленности или культуры, для людей, которые руководили заводами или киностудиями. «Телефонное право» — предмет иронии журналистов 80-х гг.— было действительно правом, принятым олигархической властью.

В список абонентов АТС-1 были включены члены Политбюро и секретари ЦК КПСС, некоторые политические обозреватели и главные редакторы, представители высшего генералитета и президиума Академии наук СССР, руководители министерств и ведомств, директора заводов и ректоры крупнейших университетов. Таких главных действующих лиц в Советском государстве, судя по справочнику АТС-1 от 1 июня 1991 г., насчитывалось более 600 человек10

В олигархию входили также руководители, жившие в столицах союзных и автономных республик, в краевых и областных центрах. Список абонентов автоматических междугородных телефонных станций правительственной междугородной связи включал высших партийных и государственных чиновников, директоров крупнейших промышленных предприятий, командующих военными округами и крупными воинскими частями, начальников управлений КГБ. Этот перечень для всего СССР включал примерно 2 800 местных начальников11

Между двумя ветвями власти — местной и центральной — существовали тесные связи. В Москве, во всех звеньях управления — от аппарата ЦК до Совета Министров и отдельных министерств — к просьбам и предложениям первого секретаря обкома партии внимательно прислушивались. Беседы с секретарями обкомов входили в обязательный ритуал деятельности генеральных секретарей ЦК. Причины этого разнообразны. Прежде всего, секретари обкомов, будучи в большинстве своем членами ЦК КПСС, участвовали в голосовании на Пленумах ЦК, поэтому отношения с секретарями могли либо укрепить власть Первого секретаря, как это было на июньском Пленуме ЦК 1957 г., либо предопределить его отставку, как случилось с Н. С. Хрущевым на октябрьском Пленуме ЦК 1964 г. Хорошие отношения с первыми секретарями — гарантия исправного функционирования «машины голосования» на пленумах и съездах партии.

Кроме этого, от деятельности первых секретарей обкомов и крайкомов в известной степени зависело выполнение правительственных программ в области промышленности, обороны, сельского хозяйства, так как в их распоряжении была возможность направить «местные ресурсы» на решение тех задач, которые признавались общегосударственными.

Представители местной власти пополняли ряды столичной бюрократии, в том числе и высшие их звенья, достаточно вспомнить хотя бы Н. С. Хрущева и JI. И. Брежнева, Ю. В. Андропова и М. С. Горбачева.

В свою очередь, местные руководители в огромной степени зависели от центральной власти — от инвестиций в свои области, выделения «фондов» (гарантированного промышленного и продовольственного снабжения) до решения собственных, личных проблем, вплоть до получения после выхода на пенсию уютной квартиры в центре Москвы или устройства своих детей в престижные учебные заведения.

Власти на местах в значительной степени зависели именно от Центра и в меньшей степени — от собственного окружения в республиках и областях.

Итак, число главных действующих лиц советской послевоенной истории вряд ли превышало 3 тыс. человек12. Это как раз те люди, которые олицетворяли власть в СССР. У них существовали взаимные интересы и взаимная зависимость.

Принцип номенклатуры, ставивший, казалось, всех государственных чиновников в зависимость от партийного аппарата, не был универсальным законом организации власти в стране. Да, без утверждения в партийных органах — отделах ЦК, Секретариате или Политбюро — нельзя было получить назначение на соответствующую должность. Однако если кандидатура на должность не была согласована с соответствующим ведомством — Советом Министров, министерством, Комитетом государственной безопасности (последнее было совершенно обязательно), то невозможно было и назначение на любую действительно важную должность в государственном или партийном аппарате. По существу, требовалась взаимная заинтересованность чиновников. Там, где обрывались цепочки взаимных обязательств, заканчивалась карьера чиновника.

Механизм осуществления власти предполагал в обычных случаях тесное взаимодействие многих управленческих институтов — министерств и ведомств, Совмина и его отделов, аппарата ЦК КПСС, Секретариата и Политбюро. Вместе с тем кажущаяся безукоризненной система согласования, предварительной экспертизы фактически устранялась, если решения должны были приниматься оперативно или в случае, когда эти решения имели высокую политическую цену. Тогда их принимали на уровне высшего политического руководства страны (как правило, руководитель партии по согласованию с главой Совмина, КГБ и армии) из соображений политической целесообразности, точнее, того, как понималась эта целесообразность в конкретный момент. Мнение руководства могло решительно расходиться с мнением экспертов, противоречить ранее принятым решениям. Высочайший уровень централизации, стремление управлять всем, свойственное советской организации власти, создавали известную управленческую проблему: поток информации, направлявшийся «снизу», не мог быть освоен и использован для принятия решений. Невольно напрашивается сравнение с громадным динозавром, мощным, но неповоротливым, с громадным телом и непропорционально маленькой головкой на длинной шее.

Задачей книги является изучение того, кто, как и какие решения принимал в послевоенной истории страны, как осуществлялась власть в стране в ее различных проявлениях, почему, наконец, система, считавшаяся эффективной, располагавшая громадными ресурсами, перестала существовать.

При соблазне «расставлять оценки по поведению» (имеющем, заметим, громадные традиции в отечественной историографии) постараемся остаться в прокрустовом ложе фактов и документальных свидетельств. Это не самая удобная позиция, так как она исключает полет эффектных обобщений и социологических выводов, однако она позволяет не только сообщить читателям фактические сведения по истории недавнего прошлого, но и дать ученым возможность проверить те наблюдения, которые сделаны в этой книге.

Хотелось бы выразить сердечную признательность за помощь, оказанную в подготовке этой книги Н. А. Кривовой, сотрудникам Архива Президента России А. В. Короткову, А. С. Степанову, С. А. Мельчину, А. Д. Черневу, директору Центра хранения современной документации Н. Г Томилиной, директору Российского государственного архива кинофотодокументов J1. П. Запрягаевой, а также академикам Г. Н. Севостьянову и А. Н. Яковлеву за замечания, высказанные при знакомстве с рукописью книги.

Примечания

Сходные процессы происходили и в западной советологии, представлявшей собой до известной степени зеркальное отражение официальной советской историографии, только, естественно, с противоположными знаками.

См.: Пихоя Р. Г. Размышления об архивной реформе // Археографический ежегодник. 1994 г. М.. 1996. С. 3-17.

См.: Хлевнюк О. В. Политбюро: Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. С. 266. Исследователь полагает, что после назначения И. В. Сталина в мае 1941 г. Председателем Совета Народных Комиссаров СССР Политбюро было фактически ликвидировано как регулярно действующий орган политического руководства, превратившись, в лучшем случае, в совещательную инстанцию при Сталине. При кажущейся полемичности этого утверждения нельзя не согласиться, что центр тяжести власти в военные и послевоенные годы