Человек в Высоком Замке - Филип Киндред Дик

карману бывших военнослужащих, которым было труднее всех найти работу. Спасибо японскому Торгпредству — его чиновники судили Омуро за спекуляцию и отрубили ему голову. Зато теперь ни один предприниматель не осмеливается нарушить суровый, но справедливый японский Гражданский Кодекс. В этом заслуга нынешних оккупационных властей, пришедших на смену Военному Кабинету. Мысль о кристальной честности служащих Торгпредства придала Фрэнку уверенности. Им наплевать, что Уиндэм-Мэтсон — глава «Корпорации У-М», для них главное — справедливость. «Кажется, я начинаю верить в эту муру насчет «процветания Тихоокеанского содружества», — подумал он. — Странно, в первые годы это казалось пустой болтовней, очередной фальшивкой. А сейчас…»

Фрэнк заставил себя подняться и поплелся в ванную. Пока он стоял под душем, по радио передавали новости.

— Не надо недооценивать этих попыток, — произнесла дикторша, когда он отключил горячую воду.

«Не будем», — мрачно подумал Фрэнк. Он знал, о чем идет речь, и все же улыбнулся, представив себе, как бесстрастные, неулыбчивые немцы шагают по красным пескам Марса.

— Gott, Herr Kreisleiter. Ist dies vielleicht der Ort wo man das Konzentrationslager bilden rann? Das Wetter ist so schön Heiss, aber doch schön…[4]— бормотал он, намыливая щеки.

— Цивилизация Содружества должна сделать окончательный выбор: либо дальнейшие шаги к установлению равных для всех стран прав и обязанностей, либо…

«Типичный жаргон правящей верхушки», — поморщился Фрэнк.

— Мы прекрасно понимаем, что ареной, где будут вершиться судьбы всех рас — арийской, японской, негроидной… — и дальше в том же духе.

— У нас погодка благодать, ну просто schön.[5] Жаль только, нечем нам дышать… — весело мурлыкал он, одеваясь.

Но факт остается фактом: Тихоокеания практически не участвует в колонизации планет. Она занята, а вернее — завязла в Южной Америке. Пока немцы одну за другой запускали в космос огромные автоматические станции, японцы выжигали сельву в Бразилии и возводили жилые кварталы для бывших охотников за черепами. К тому времени, когда стартует первый японский космический корабль, наци приберут к рукам всю Солнечную систему. В старых учебниках истории было написано, что Германия опоздала к разделу мира. Немцы спохватились, когда другие страны Европы дорисовывали карты своих колониальных империй. «На этот раз они не станут плестись в хвосте, — размышлял Фрэнк. — Немцы — хорошие ученики».

Потом ему вспомнилась Африка и проводимый там нацистами эксперимент. От мыслей об этом кровь стыла в жилах.

Опустошенный, обезлюдевший материк…

— Однако, мы с гордостью можем утверждать, что наше стремление удовлетворить первоочередные материальные и духовные потребности каждого человека…

Фрэнк не выдержал и выключил радио. Но, немного успокоившись, включил снова.

«Заповеди Христа отправили на свалку», — подумал он. Африка. Призраки умерщвленных туземцев — целые племена стерты с лица Земли… Зачем? Этого никто не знал. Возможно, даже «архитекторы» в Берлине не знали.

Нация роботов. Роботов-покорителей и преобразователей природы, роботов-строителей. Строители? Перемалыватели — вот они кто!

Великаны-людоеды, сбежавшие из палеонтологического музея, промышляющие выделкой чаш из черепов. Прежде всего мозг — он годится в пищу, затем череп, превосходный материал для кухонной утвари. И так далее. Какая бережливость: сожрать врага из его собственного черепа! Безотходное производство, лучшие в мире специалисты. Питекантропы в белых халатах, ставящие эксперименты в университетских лабораториях. «Герр доктор, мы нашли новое применение большому пальцу ноги. Смотрите, этот сустав подходит для зажигалки. Если герр Крупп сможет освоить…»

Фрэнк содрогнулся, представив Землю под пятой недочеловека-каннибала. «Миллионы лет мы пытались убежать от него, — думал он, — но каннибал все равно настиг нас, и теперь он не просто враг — он владеет миром!»

— Мы должны протестовать, — звучал по радио нежный голос японки-дикторши, — и мы неоднократно протестовали против принесения в жертву миллионов человеческих жизней во имя безумных, бесчеловечных замыслов, когда широкие массы людей оказываются вне общества, вне закона…

«Господи! — подумал Фрэнк. — Мы называли этих кривоногих малюток желтопузыми мартышками, а ведь они давно не строят газовых печей для вытапливания жира из людей!»

Словами всем известного западного святого:[6] «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?..»

Радио замолчало. Пальцы Фрэнка застыли на узле галстука.

«Надо смириться, — сказал он себе. — Даже если меня занесут в черный список. Если я покину территорию протектората Японии и появлюсь на Юге или в Европе — мне конец. Придется как-нибудь договориться со стариной Уиндэмом-Мэтсоном».

С чашкой остывшего чая Фрэнк уселся на кровать и положил на колени «Книгу Перемен»(*). Из кожаного футляра он извлек сорок девять черенков тысячелистника и посидел минуту-другую, собираясь с мыслями.

«Как я смогу поладить с Уиндэмом-Мэтсоном?» — записал он в блокнот вопрос и принялся перекладывать черенки из руки в руку, пока не получил первую черту. «Шестерка». «Слабая» черта. При этом была исключена половина из шестидесяти четырех гексаграмм, начинающихся со сплошной «сильной» черты.

Умело обращаясь с черенками, Фрэнк быстро получил все шесть черт. Гексаграмма лежала перед ним. Ему не нужно было сверяться с Оракулом, чтобы узнать ее номер, и ни к чему было заглядывать в текст — он помнил его наизусть. Гексаграмма пятнадцать, «Смирение». Афоризмы к ней гласили: «Смирение. Развитие. Благородному человеку предстоит свершение». Оракул давал дельный совет.

Все же Фрэнк был чуточку разочарован.

Было что-то беззубое в гексаграмме пятнадцать, слишком благочестивое. Конечно, ему надо быть скромным — после случившегося у него не осталось рычагов давления на Уиндэма-Мэтсона. Все, что он может сделать, это последовать совету пятнадцатой гексаграммы: просить, надеяться, ждать и верить. Бог даст, его возьмут на прежнюю работу, а может, подвернется что-нибудь получше…

Смотреть афоризмы к чертам не было особой необходимости — гексаграмма была статичной.

Собравшись с духом, Фрэнк задал следующий вопрос: «Увижу ли я Джулиану вновь?»

Джулиана — его жена, точнее, бывшая жена. Она ушла год назад, и Фрэнк даже не знал, где она сейчас; наверное, уехала из Фриско, возможно, даже из Тихоокеанских Штатов. Общие знакомые ничего не слыхали о ней или не хотели ему говорить.

Он углубился в манипуляции с черенками.

Сколько раз он спрашивал о Джулиане, по-разному задавая один и тот же вопрос!

Гексаграмма — порождение слепой случайности расположения цветочных черенков — тысячами нитей связывала мгновение, в котором он — частица — жил со всеми остальными мгновениями и частицами Вселенной. Сквозь рисунок прерывистых и непрерывных черт всегда находила себе путь неумолимая истина. Он, Джулиана, фабрика на Гоуф-стрит, хозяйничающие на побережье Торгпредства, исследование планет, миллионы кучек химических