Камо - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лет в пятнадцать я стал знакомиться со студентами. Политической жизни я тогда еще не понимал, но к студентам чувствовал симпатию. Очень много слышал о Гиго Читадзе[4] и преклонялся перед ним».
Разумного дела в Гори — никакого. С отцом отношения полностью враждебные. Материальное положение семьи крайне ухудшилось. Аршак большую часть своего капитала промотал. Маро скрепя сердце принимает давнее, не раз повторенное предложение сестры Лизы прислать Симона. Лизу, как и Маро, рано отдали замуж за богатого купца, тифлисского жителя Геурка Бахчиева. Только характеры у сестер разные. Маро — воск, Лиза — кремень и остра на язык. Мужа своего она крепко держит в руках, что в будущем сослужит весьма добрую службу.
Шестнадцатилетний Симон отправляется в Тифлис. Там энергичная тетка уже приглядела ему учителей. Из земляков-горийцев, воспитанников духовной семинарии. Одного из них — Иосифа Джугашвили, в обиходе просто Кобу, Симон и сам знает. Жили по соседству.
2
Первый приезд в Тифлис существенного следа не оставляет. Слишком скоро неумолимые обстоятельства требуют возвращения в Гори. Свалилась, долго скрывающая неизлечимую болезнь, мать Симона Маро Андреевна. Папаша Аршак всякую заботу с себя снял, догуливает остатки состояния. Угасавшая мать, четверо сестер — на плечах Сенько — безотказного утешителя, сиделки, кормильца.
После похорон тетка окончательно забирает к себе Симона и младшую из девочек — Люсик. Через год или чуть побольше добьется согласия мужа взять и остальных племянниц.
Снова, теперь по-серьезному, призваны для обучения Симона семинаристы Гига Годзиев и Иосиф Джугашвили. Если бы еще как следует знать, чему, собственно, учить, для какой цели?
Тетя Лиза жаждет для племянника традиционной карьеры Тер-Петросянов, священников. Стало быть, готовить Симона к экзаменам в духовную семинарию. Муя» Лизы преследует цель более близкую — надо пристроить парня на бухгалтерские курсы, чтобы побыстрее живая копейка…
Свой особый интерес у Симона. «В один прекрасный день, — сообщает 15 июля 1925 года в тифлисской газете «Заря Востока» Гига Годзиев, — Симон сознался, что хотел бы готовиться не на бухгалтерские курсы, а в юнкерское училище, чтобы, изучив военное искусство, отправиться в Турцию для освобождения армян».
Есть, обронено и в автобиографии: «В это время я был определенным националистом. Разговор с одним сознательным рабочим повернул меня совсем в другую сторону. Он мне сказал: «В нации есть хорошие и дурные, посмотри кругом: дома, театры, соборы — все построено рабочими, каждая улица мощена ими — и как они живут, никогда не пользуясь тем, что они строят. Значит, не нация нуждается в улучшении жизни, а часть ее, именно рабочие».
Духовная семинария… Бухгалтерские курсы… Юнкерское училище… Цель достаточно расплывчатая и, по мнению честно отрабатывавших свои обеды у тетушки Лизы Бахчиевой Гиги и Кобы, вовсе не стоящая. «Самое большое — из тебя получится офицер, — решительно выходя за рамки учебной программы, объяснил Коба, — оставь это! Лучше займемся другим делом!»
Симона больше не отсылали под каким-либо предлогом из комнаты Гиги, когда собирались семинаристы. Пусть остается и слушает. Пора ему!
Своим чередом, даже более энергично, шли занятия по арифметике и русскому языку. Задержались на склонении существительных. Не давался дательный падеж. Вместо «кому» само настойчиво вырывалось «каму», «камб»!
В плотных сумерках, когда с горы Мтацминда на многобалконный, знойно-каменный Тифлис сбегает свежий ветер и набирают голос зурны и дудуки, неумолимый Коба потребовал просклонять два десятка существительных. Ошибки тут же выписать длинным столбиком. Вошел товарищ Кобы, принялся рассказывать о каком-то интересном происшествии. Симон заинтересовался, прислушался, но, так как друзья говорили по-русски, не все понимал. Не выдержал, беспокойно переспросил: «Камб, слуши, камб?» — вместо «Кому, слушай, кому?». Дружный хохот был первым ответом.
«Камо, слуши, камо?» — поддразнивал Коба…
Свидетельство грузинского писателя Давида Сулиашвили:
«На конспиративной квартире я должен был познакомиться с неким Камо, доверенным подпольного Тифлисского комитета РСДРП. Я представлял его пожилым, бородатым, с нахмуренным, серьезным лицом.
После непродолжительного ожидания в комнату вошел парень с черными густыми волосами и улыбающимися глазами. «Это Камо!» — представили мне его мои друзья.
Но что это? Мы, кажется, были давно знакомы?
— Парень, твое имя же Симон, Сенько, почему тебя называют Камо? — спросил я, узнавая своего горийского соседа.
— Не знаю, во всем виноват этот Коба, — тихо проговорил новоиспеченный Камо. Торопясь перевести разговор в деловое русло, он протянул мне тугую пачку желтоватых листков. — Это тебе распространить.
Я тут же принялся читать нашумевшее впоследствии обращение эсдеков к тифлисским рабочим. Густой черной краской большими неровными буквами было напечатано:
«Призываем вас на наш желанный первомайский праздник. Призываем всех, кого давит капитал и притесняет царское правительство, всех, кто недоволен своей горькой участью, всех, кто осознал, что для улучшения положения необходима борьба. Призываем всех в первомайский праздник единодушно и энергично заявить наш протест против современного общественного и государственного строя».
— Кто писал? — вырвалось у меня.
— Кто писал, тот в Метехах. Прошлой ночью взяли.
Камо крепко сжал мою руку. Первым ушел».
Первые обыски, аресты с ночи на двадцатое марта. Увезен в Метехский тюремный замок Виктор Константинович Курнатовский. Сердечный, разносторонне образованный человек. В Тифлис он приехал по совету Ленина — они вместе отбывали ссылку в Енисейской губернии, — пользуется огромным влиянием, успевает многое сделать для распространения в Закавказье марксизма и упрочения связей русских и грузинских социал-демократов.
Желтоватые листки прокламации в Главных мастерских Закавказской железной дороги… На табачных фабриках… В вагонах конки… В караван-сарае… На центральном Головинском проспекте[5]… В казенном театре… Всюду. На русском, грузинском, армянском языках. Кто печатает, распространяет, когда все «освещенные» агентурой в Метехах?!
Ничего обнадеживающего сообщить в Санкт-Петербург губернское жандармское управление не в состоянии. «Выяснить своевременно деятельность и личный состав революционных кружков, влияющих на рабочих, совершенно невозможно. С одной стороны, недостаточность наблюдательного состава, совершенно переутомленного работой; с другой — заключение под стражу также не дало должных результатов, так как ввиду переполнения тюрьмы одиночное заключение не могло быть осуществимо».
В Тифлис стягиваются войска. Казачьи сотни хоперского полка, эскадроны драгунского нижегородского, пластунские и саперные батальоны. Отменены все отпуска господам офицерам гренадерских тифлисского и мингрельского полков. Вскоре после полудня семнадцатого апреля главноначальствующий на Кавказе князь Голицын собственноручно утверждает дислокацию войск у мостов через реку Куру, также на площадях и главных перекрестках.
Во вторник, семнадцатого. Заблаговременно, стало быть. Невысокий крепкий парень еще успеет мелькнуть во многих местах. Друзья у него всюду. А кто он сам — попробуй разбери.
