Неспокойные воды Жавель - Лео Мале

– Жила,– согласилась она.– Да, жила. Я с ним жила. По-семейному. Но не зарегистрированной. Может, я и несправедлива, но мне не нравилось, что он отказывался узаконить наши отношения, жениться на мне. Я хотела выйти за него замуж! И говорила ему об этом. Что поделаешь? Такая уж я дура. И мысли у меня дурацкие. Я часто поднимала этот вопрос, но он всегда находил предлог, чтобы отложить решение на потом. И в конце концов я потеряла всякую надежду. Ладно, раз мы и так были счастливы, не все ли равно? Счастливы…– вздохнув, она бросила ожесточенный взгляд на вязаные занавески,– насколько можно быть счастливыми, сидя без гроша. Но теперь мне опять все вспомнилось. Боже мой! Чем это можно объяснить? Говорить о совместной жизни, жить, в общем-то, вместе и отказываться жениться. Нет, верно, он был не такой уж хороший человек.

Я не остался в долгу и ответил ей вздохом, добавив к нему немного дыма.

– Думается, вы и в самом деле несправедливы. Разве нельзя относиться к браку как к ненужной формальности и не быть при этом подлецом?… Давайте все-таки разберемся,– добавил я, не желая до бесконечности обсуждать этот деликатный вопрос.– Давайте разберемся. Он исчез или покинул вас. Во всяком случае, вы его больше не видели с какого… С каких пор?

– Вот уже три дня.

– И вы, конечно, хотите, чтобы я отыскал его и доставил к вам?

– Я на это надеялась, но теперь поняла, что я идиотка.

– То есть?

– Ведь вы меня, в общем-то, не знаете. Поль как-то познакомил меня с вами, да с тех пор уж сто лет прошло, и вы меня, по сути, не знаете. Я хочу сказать, что у вас нет причин помогать мне… в особенности во вред ему. Если он сбежал с другой женщиной или просто не хочет меня больше видеть из-за ребенка, который должен родиться, то, уж конечно, не вы, один из его приятелей…

Не закончив фразы, она снова тяжело вздохнула.

– Давайте разберемся,– снова сказал я.– Он ушел с другой или сбежал сам по себе? У вас есть какие-нибудь основания предполагать либо одно, либо другое?

– О, я уж и не знаю, да и потом… осточертело мне все, осточертело. Мужчины всегда поддерживают друг друга. Я просто не в своем уме и потому на что-то надеялась. Вы можете идти, месье. Извините, что побеспокоила вас.

Голос у нее сорвался. Она обхватила голову руками и разразилась нервными рыданиями. Я дал ей выплакаться всласть. Ей это пойдет на пользу. После того как она отведет душу, можно будет поговорить обо всем более обстоятельно.

Дождь разошелся, небо, видимо, не желало, чтобы Органс Демесси исходила слезами в одиночку. Ветер, набирая силу, дул теперь с другой стороны. Слышно было, как он завывает у дома и на железных лестницах, как швыряет потоки воды в двух зоологических чудищ в виде занавесок, которые, казалось, насмехались над ним, чувствуя себя в полной безопасности за стеклами. Оконные рамы потрескивали, словно пораженные артритом суставы.

Время шло. Женщина понемногу успокаивалась. И вот наконец она уронила руки на свое оплодотворенное чрево, подняла голову и взглянула на меня сквозь слезы.

– Вы все еще здесь,– проговорила она с удивлением в голосе.

– Я все еще здесь,– отвечал я,– и если уйду, то для того лишь, чтобы вернуться. А вернусь непременно в обществе вашего благоверного. Ну а если его со мной не будет, то вам в любом случае не придется тревожиться о своем ближайшем будущем и о будущем вашего малыша. Я сумею заставить его позаботиться о вас. Демесси многим мне обязан. Я спас его от бродяжничества. Если бы не я, он и сейчас еще спал бы под мостами. Я намерен напомнить ему об этом.

– Да,– сказала она, понемногу приходя в себя и вытирая лицо платком.– Да, он говорил мне, что был клошаром и что вы отвадили его от бродяжничества. Но… как раз поэтому…– она громко проглотила слюну,– вы, верно, крепко дружили, если…

Все страхи разом проснулись в ее душе. Я замахал руками.

– Успокойтесь. Мы вовсе не были приятелями. И даже никогда прежде не виделись. Я встретил его случайно среди других голодранцев на площади Мобер. Но он мне сразу понравился, внушил симпатию. Потому-то я и не могу понять теперешнего его поведения. Можно, конечно, как вы говорите, измениться. А появление ребенка всегда так или иначе меняет поведение людей. Как только появляется ребенок, какой-нибудь закоренелый хулитель семейных уз впадает, например, в восторженный маразм. Стоит появиться ребенку, и семейный круг… зачастую порочный круг…

–Мне всегда казалось, что выбраться оттуда нелегко, прошептала она, думая о чем-то своем.

– Откуда? Из порочного семейного круга?

– Я имела в виду бродяжничество.

– Это попросту невозможно,– твердо сказал я.– Совершенно невозможно, за исключением редких случаев. Демесси в его несчастье нашла удача, вот и все. Мне нужен был человек, обладающий определенными качествами. У Демесси эти качества были. У других клошаров – тоже, но он был самый симпатичный из них, его легче всего было спасти.

– Вы были тогда в Армии Спасения?

– Я был тогда частным сыщиком, как и теперь,– усмехнулся я,– но входил в некую организацию, занимавшуюся спасением заслуживающих внимания бездомных бродяг.

– Вы нашли ему работу?

– Да.

– И это была… гм…– Она на мгновение заколебалась.-…Это была честная работа?

– Это была честная работа,– сказал я, слегка покривив душой.– Почему вы об этом спрашиваете?

– Не знаю. Видите ли, он никогда по-настоящему не рассказывал мне, каким образом вы отвадили его от этой бродяжьей жизни. Разве могут быть секреты между людьми, которые… которые любят друг друга, вместе живут?

– Зря вы беспокоитесь,– заметил я.– Все это давнишняя история.

И так как она подозрительно глядела на меня, я решил дать ей разъяснения, которые на деле, правда, таковыми не являлись.

– Речь шла о работе, связанной с моей профессией. Организация по спасению бродяг, достойных лучшей участи, о которой я вам говорил,– это было своего рода развлечением. Так вот, речь шла о легкой и хорошо оплачиваемой работе, причем платили наличными. Это немаловажно, если хочешь поставить человека на ноги. Нечего и думать спасти кого-то от бродячей жизни с помощью милостыни. Только глупцы могут вообразить себе такое, те, кто никогда не видел истинной нужды, то есть нищеты самого настоящего дна. Я нашел ему работу, которая позволила ему снять комнату и купить кое-что из одежды, чтобы иметь достаточно приличный вид в любой конторе по найму, если он действительно хотел получить постоянную работу и окончательно встать на ноги. Что, кстати, он и сделал. Тут я тоже ему подсобил, потому что он этого заслуживал. Я направил его к кое-кому из моих знакомых. Но все это, повторяю вам, давнишняя история. Вернемся, однако, к сегодняшнему дню. Демесси бросил вас, и вы хотите, чтобы я вернул его вам? Так ведь?

– Да.

– Я вам его верну.

– Спасибо, месье,– сказала она, словно я уже собирался вытащить его из собственного кармана.

– Он ведь работает?

– Работал,– уточнила она.– К вам я обратилась, когда уже совсем отчаялась. Но прежде я провела маленькое… как бы это сказать…

– Расследование?

– Вот именно. Началось это, стало быть, во вторник…

Она принялась считать на пальцах:

– В понедельник он пошел на работу… Он работает чернорабочим на «Ситроене», в листопрокате, на набережной Жавель… Вернулся он после работы как обычно. А во вторник – ушел и не вернулся. Тогда в среду, так как он все не приходил, я пошла справиться на заводе. Там они тоже его больше не видели. Меня это не очень удивило. Если он намеревался бросить меня, не станет же он оставаться на той работе, о которой я знаю, верно?

– Он взял расчет?

– Нет.

– Вы ходили еще раз на завод?

– Вчера.

– И каков результат?

– Он так и не появлялся. Тогда я позвонила вам.

– А полиция?

– Полиция?

– Вы сообщили туда?

– Нет,– смущенно ответила она.

Я не стал настаивать.

– Вы расспрашивали его товарищей по цеху? – спросил я.

– Нет. Я решила поставить в известность вас. Я подумала, что вы с этим справитесь лучше меня.

– Безусловно.

– И потом, мне было немножко стыдно. И немножко страшно. Там полно арабов.

– Если бы вы могли назвать мне одно-два имени…

– Этих арабов?

– Людей, с которыми он общался.

– Ну, есть месье Фроман, тоже рабочий с «Ситроена». Это один из наших соседей. Он живет в соседнем доме на последнем этаже. Я спрашивала, не знает ли он чего. Мы соседи, немного знакомы; с ним мне говорить легче, чем с другими. Но он ничего не знает.

– А его товарищи по… по конвейеру?

– Я не знаю их имен.

– Неважно. Я разберусь.

– Мастера его зовут Рьессек, может, вам это пригодится…

Я записал скудные сведения: имя соседа, имя мастера, номер цеха листопроката и так далее, потом спросил: