Солнце встает из-за Лувра - Лео Мале

Лео Мале

Солнце встает из-за Лувра

Глава первая

ТОСКА

Та, что прогуливалась взад-вперед недалеко от входа в метро, еще сохранила следы хорошего воспитания.

– Добрый вечер, месье,– сказала она мне, когда я поравнялся с ней.

Я ответил:

– Добрый вечер, мадам.

И пошел дальше. Я искал не ее. Путь мой лежал вдоль улицы Лавандьер-Сент-Оппортюн.

Подлый порыв ветра, насыщенный каплями дождя, застал меня врасплох. Было похоже, что его принесло из Дворца Правосудия, приземистая масса которого с башнями, торчащими, как уши, смутно виднелась на том берегу реки. Я едва успел подхватить на лету свою шляпу и сказал себе, что неплохо было бы пойти домой и залечь спать.

Для январской ночи довольно тепло, но все-таки это был январь, и подобные порывы ветра доставляли куда меньшее удовольствие, чем в середине лета.

И я мог без конца мысленно повторять, что в данный момент нахожусь более или менее на службе, но убедить себя в этом никак не удавалось. Что касается папаши Луи Лёрё[1]-красивое имечко,– то мне надо было лишь дождаться, когда он вернется в свой отель на улице Валуа, чтобы наложить на него лапу. Конечно, лучше бы подобрать его между двумя рюмками спиртного и призвать к порядку, но это было необязательно. Бесполезно в этих условиях пытаться проследовать по его любовному маршруту или прочесать те бистро, где ужинают. Только вот… люблю я пошататься немного по улицам, по теплым, вернее, не слишком холодным для января месяца, улицам.

Я посильнее сжал зубы на моей трубке, наклонил голову и припустил в сторону улицы Жан-Лантье, лучше защищенной от ветра.

Пару месяцев назад одна блондинка по имени Габи трудолюбиво изнашивала свои подошвы на этой улице между входными дверями двух отелей. Может быть, она и сейчас еще там. Придя на место, я различил в темноте двух девиц.

Первая, которая набросилась на меня, словно я был самим Ага-Ханом, не показалась мне блондинкой, насколько я мог судить. Вообще, если она и была блондинкой, то довольно скромной. Не такой платиновой, вызывающей и агрессивной, как та, что я искал.

– А Габи здесь нет? – спросил я.

– Я и есть Габи,– ответила девка усталым голосом.

– Габи – блондинка,– уточнил я.

– Уже шесть месяцев, как я больше не блондинка, лапуля. Поменяла себе цвет шевелюры…

– А можно посмотреть на твою мордашку? Мне нужно поговорить с Габи. Я не хочу ошибиться.

– Но тебе говорят, что Габи – это я.

И действительно, это была она. В этом я убедился в коридоре дешевого отеля, куда ее завел, чтобы посмотреть в лицо при желтоватом свете анемичной, грязной и маломощной лампочки. Довольно красивое лицо, но тоже анемичное, землистого цвета, ни молодое, ни старое.

– Доволен?– спросила она.– Это ведь точно я?

– Да.

– А что дальше?

– Только немного информации. Вот, держи тысячу франков[2] за потерянное время.

Без колебаний и протестов она взяла купюру и засунула в свой чулок, показав мне ноги с уже начинающими вздуваться венами. Ничего удивительного в этом нет. Она уже приближается к той категории публичных девок, которым приходится больше стоять, чем лежать. Ей бы надо иметь хорошую пару обуви. Без сносу. А мне кажется, что я на ней не видал ничего подобного. Ботинки со шнурками, не особенно греющими ноги. Кожаные сапоги – это повыше: в районе Сен-Дени. И потом, зуб на зуб не попадал у этой Габи в ее пальто, оно только выглядело шерстяным, но на самом деле было из чистого хлопка. Потому что сапоги повыше и пальто на меху опять-таки находятся подальше, на улице Комартен, где циркулируют добытчицы высокого полета. В другом мире, короче говоря.

– Какой информации? – произнесла Габи.

Я сдвинул шляпу на затылок:

– Ты меня не узнаешь?

Она вздохнула:

– О! Знаешь! Я столько вижу вашего брата.

Врет. Но пропустим.

– Меня зовут Нестор.

– Забавное имя.

– Тем не менее мое. И я ищу одного забавного хмыря. Одного из твоих клиентов. Луи его зовут, если он тебе сообщил свое имя, что вполне возможно, потому что он по природе болтлив. Пожилой кондовый селянин, но если судить по манерам, то не такой уж и кондовый. Провинциальный пижон. Буржуа из Лиможа, но почти без акцента. Он всегда рассказывает о своем городе, потому и я тебе это говорю, в свою очередь. Раз в году он устраивает загул в этих краях. И у него свои привычки… Я его сопровождал в прошлом году. Да, когда есть время, я работаю няней для взрослых. Похоже, что он опять бродит где-то здесь, но я его никак не встречу. Ты поняла, что я имею в виду?

Она быстро сообразила:

– Да, да, понятно… Дядя, который как бы чихать хотел на всех и каждого?

– Совершенно верно.

– Еще бы я его не помнила!

– Почему?

– Он симпатичный и не скаредный. Если бы таких побольше! Неважно, что он трепач и чудной, как ты говоришь.

– Он приходил с тобой повидаться сегодня вечером?

– Нет,– вздыхает она,– ни сегодня, ни вообще в эти дни.

– Ну, что поделать, тем хуже для него, для тебя и для меня. Все равно спасибо тебе, Габи.

– Не за что.

Она смотрит на меня глазами побитой собаки. И спрашивает себя, к чему весь этот допрос и не свалится ли ей, подобно черепице с крыши, на голову очередная неприятность? Неприятности – она их коллекционирует всю дорогу,– и если бы они действительно имели вид черепиц, то ей хватило бы на постройку крыши нормального размера. Крыши, которая ой как бы пригодилась ей на этом тротуаре, где клиенты пристают к ней наверняка меньше, чем полицейские, и где так часто случается ненастная погода…

Внезапно меня наполняет чувство жалости.

Это, наверное, результат глухой тоски, терзающей меня с того момента, как я начал бродить по этому кварталу, где никогда ничего не происходит, который живет только ночью, и зачем, черт возьми, он живет? В. Д. Ж. Все для живота. В запахе дохлятины и овощей, выдранных из земли. И днем тут не лучше. Магазины для классов трудящихся, а также для домашней прислуги. Только вблизи площади Пале-Рояль начинаешь вдыхать менее гнусный воздух, но близость Министерства Финансов портит все впечатление. А на набережных птицы сидят в клетках. Они щебечут. Они зовут на помощь. Черта с два. Птицы Тюильри не более свободны. Они никуда не могут деться от Тюильри. Просто это более просторная клетка в великолепном обрамлении, вот и все. Для спасения птичьей чести остаются только голуби, которые без зазрения совести облегчаются на каменных дядей, плохо защищенных от этой напасти в своих нишах по улице Риволи, или на туристов, выходящих из Лувра с затуманенными от восхищения глазами.

Глава вторая

ПЕРВЫЙ МЕРТВЕЦ

Я все-таки в конце концов откопал своего человека как раз в тот момент, когда собирался прекратить поиски. Было уже два часа ночи. Он устроил себе сольный ужин, глотая устриц в ресторане «Полна-Коробушка», возле Фонтана Невинных. Зал в глубине ресторана, левый угол, вдали от суеты, царящей снаружи. И вдали от нескромных взглядов тоже. Я бы его прозевал, если бы не прошел в глубь ресторана, влекомый скорее рутинной привычкой, чем тонким нюхом.

В своем корректном темном, почти черном пиджаке, брюках в полоску, как у шефа секции магазина Самаритен, он производил впечатление парламентария в ожидании своего министерского портфеля Вид у него был озабоченный, но, кто знает, он, возможно, придавал исключительно важное значение своему питанию. Мне показалось, что в мае прошлого года я не заметил этой особенности. Во всем остальном он был точно таким, как прежде. Славная физиономия зрелого мужчины, не слишком зрелого (во всех смыслах этого слова), гладко выбритая, как у лакея, с несколько крупноватыми чертами, под шапкой волос, чуть тронутых сединой. В полном здравии.

Я остановился перед его столом. Он поднял глаза и узнал меня. Искорки юмора тут же загорелись в зрачках.

– Смотри-ка, Нестор Бюрма! – воскликнул он.

И добавил, развеселясь еще больше:

– Ну что, король детективов?

Я пожал плечами:

– Не такой уж король. Ваша жена мне написала.

– Как всегда… Немного с опозданием, можно сказать?

– Почта и телеграф бастовали.

– Ах, да! Ну ладно, садитесь, Бюрма. Теперь мы уже стали старыми приятелями, а? Ведь третий раз встречаемся, не так ли?

– Совершенно верно.

Я сел, повесив пальто и шляпу на вешалку.

– Вы чего-нибудь съедите? – спросил он.

– Охотно,– ответил я,– не будем терять добрых привычек… Чтобы хоть какие-то остались, если вы поняли мой намек, дорогой Лёрё. В этот раз вы мне не позвонили.

Я улыбнулся. Улыбнулся и он:

– Да будет вам, ладно, какое это может иметь значение, вы меня все равно нашли.

Он протянул мне меню:

– Устрицы, луковый суп или шатобриан?

– Шатобриан.