Убить археолога - Антония Таубе

– А что теперь, Семендяй Симеонович, – Вы будете продолжать поиски? – поинтересовалась бабулька, по-видимому, продолжая прежний разговор.

– Не знаю, Анастасия Петровна, – честно ответил Семендяй, – не решил ещё. Я ведь, пока эту могилу раскапывал – каждый день место с трудом находил, словно сам чёрт меня путал! Прямо замучился я весь!

– А что же Вы хотели, Семендяй Симеонович?! Могила ведь непростая, а колдуна, да ещё какого! Уж какие вещи творил, не приведи Бог! Если невзлюбит какую хозяйку – посмотрит только на её корову, так бедная корова сразу замертво падает! Вся деревня его боялась! Людей-то тогда тут много жило. А теперь уж, почитай, поумирали все, кто его при жизни застал. Да про могилу его никто не вспоминал, пока вот Вы, Семендяй Симеонович, не нашли её. Только не к добру это, нельзя покой колдуна нарушать! Да и поверье плохое про эту могилу ходит, – хозяйка, наконец, закончила свои дела, поставила в угол у печки ухват и села за стол.

Она подперла морщинистую щёчку сухоньким кулачком и, ласково глядя на Семендяя, продолжала говорить:

– И-и-и, милок, тут и до Вас находились отчаянные головушки, что пытались эту могилу разыскать, не Вы первый ею заинтересовались. В последние годы особенно искал её Лёнька Лихой, сын Бориса Леонтьевича, всё ему мало было, верзиле неотёсанному. Лихой – это фамилия такая ему от отца досталась. Да-а-а.. Так вот, значит, весь род у них Лихой был… Вот только все до единого, кто эту могилу проклятую искал, в такие истории потом попадали, что не все живыми из них выбрались! Ох, и опасное дело Вы затеяли, Семендяй Симеонович! Не боитесь?

Услышав про «прочие отчаянные головушки», наш Гробокопатель подумал только, – да я и сам немало сил и лет положил, чтобы это местечко отыскать! Но говорить этого он, естественно, не стал, а на бабулькин вопрос только беспечно махнул рукой:

– А чего мне бояться-то? Моё дело маленькое – выкопал да продал, а дальше меня не касается, – Лопоухий пожал плечами, – дождусь вот Алмазова, деньги возьму и уеду. Так чего мне бояться, – я что, убил кого? Не-е-е… тут моя совесть чиста!

– Нельзя вещи колдуна продавать, – бабулька всё не теряла надежды вразумить неразумного, – а уж его прах и вовсе тревожить нельзя! А Вы что с ним сделали?

– Да ничего там такого ужасного не случилось, Анастасия Петровна!

Вот ведь неугомонная старушка! Испытывая лёгкое раздражение от её упёртости, Семендяй уже в тысячный раз искренне пытался втолковать непонятливой бабульке простые истины:

– Гроб уже давно сгнил, один только просмолённый ящик уцелел! А в нём – пара книг да нож! Вот и всё богатство! Ну не я, так кто-то другой это всё нашёл бы! Так что – ничего страшного я не сотворил! А книжки я полистал, но там без специалиста ничего не поймёшь!

– А Алмазов Ваш – специалист?

– Думаю, что – да! Хотя… шут его знает, – чуть помедлив, ответил Семендяй, – он мне не докладывал. Побыстрее бы уж приезжал, а то засиделся я тут у вас! Письмо-то я ему ещё неделю назад отправил, так что, думаю, на днях ответ должен быть. А я, пока время идёт, на рыбалку завтра утречком схожу. Говорят, тут у вас карп хорошо ловится, вот и побалуемся мы с Вами, Анастасия Петровна, свеженькой ушицей!

– Не ходите, Семендяй Симеонович, – со всей возможной настойчивостью и твёрдостью произнесла бабулька, – домой не вернётесь!

– Это почему же? – удивился Лопоухов и даже жевать перестал.

– А потому, что много тут таких было, кто могилу колдуна искал! Ходит человек, ходит, ищет да ищет, а потом сходит на реку – и всё, нет его! Не вернулся! Ясное дело, нечистый на дно утянул! Послушайся меня, сынок, не ходи! Беду на себя накличешь! – чуть ли не умоляла Семендяя расстроенная старушка.

– Анастасия Петровна! Всякому делу есть своё объяснение. И раньше люди тонули, и сейчас тонут – так это оттого, что либо ногу в воде судорогой свело, либо воронка где-то есть, и человека под воду затягивает. Да не переживайте Вы так, я ненадолго схожу и буду осторожен. Обещаю Вам, что я вернусь! – сердечно заверил Анастасию Петровну Семендяй, тронутый её заботой.

– Ну как знаете… как знаете, Семендяй Симеонович, – обречённо смирилась старушка, – тогда хоть крест православный наденьте, что ли…

И пошарив немного за божницей, она вытащила оттуда и подала Семендяю большой нательный крест на простом шнурочке.

– Одевайте прямо сейчас, а то ещё позабудете, не ровен час…

Семендяй решил больше не перечить, чтобы не расстраивать заботливую бабульку, и молча надел предложенный крест.

А уж несчастного побитого Корягу просто наизнанку выворачивало при виде этих непотребных действий! Ну, спрашивается, за каким фигом эта глупая старуха влезла сюда со своим противным крестом? Её что, – кто-нибудь просил об этом?

– У-у-у… – скрипел он зубами от злости, – выискалась тут… заботливая ты наша…

Потом, немного успокоившись, бес рассмотрел небрежно засунутый под лавку тот самый ящик, в котором лежали все находки Гробокопателя. И только он нацелился перебраться туда, ближе к колдовским атрибутам, как в тот же миг большой чёрный кот Васька беспардонно запрыгнул на драгоценный ящик и преспокойненько на нём растянулся.

– Да это что за напасть? – рассерженно пробормотал Коряга, – не домовой, так этот котяра! Придётся ночи подождать. Уж ночью-то, наверное, они все угомонятся и перестанут шастать по дому!

И Коряга стал терпеливо дожидаться ночи, поневоле слушая рассказы противной бабки.

– Место тут у нас непростое, заколдованное, – продолжала рассказывать словоохотливая бабулька своему постояльцу. – Почитай, что каждый год тут какая-нибудь заковыка происходит. Вот в прошлом году, например, молодой учитель нашей местной школы в соседнем селе жениться решил. Демьян Шушарин, хороший парень был – дети его любили, и матери он всегда помогал, да… Невесту себе присмотрел из наших, деревенских, Катюшку Воронцову. Хорошая девушка была, упокой, Господи, её душу, – старушка обернулась к иконам и перекрестилась, – на нашей улице жила, в семнадцатом доме. Все прямо радовались, на молодых глядя, а уж они-то какие счастливые были! Да только вдруг прямо накануне свадьбы повесилась наша невеста! В пришкольной сарайке, где поленницу складывали. А с чего бы ей вешаться? Сначала-то подумали, что убил кто-то её. А кому это надо? Никому! Никому она ничего худого не сделала! Но потом милиция… тьфу ты! …полиция приехала, увезли её в город, а после сказали, что это всё-таки самоубийство было. Родители её сильно горевали, и Демьян ходил мрачнее тучи, а потом и вовсе не выдержал – учебный год кое-как дотянул да и подался из наших краёв, хоть и мать у него тут она осталась. Говорил, что не может на все наши тропинки да полянки спокойно смотреть – ведь вместе с Катенькой им тут всё хожено-перехожено! Так и уехал. Приезжает, конечно, иногда… помогает матери…

Но на этом дело не кончилось. Вскоре после её смерти поползли по деревне слухи, что это тот колдун за жертвой приходил. Никому только не понятно, – зачем ему жертва-то эта нужна? В общем, решили все тогда, что это колдун её и повесил. Да-а-а… сильно тогда жених её горевал…

Так прошло полгода. А в ночь на Ивана Купала, когда все молодые девки на реку гадать убежали, – глядь, а покойная-то Катюшка из воды и выходит им навстречу! Руки к ним тянет да улыбается по страшному! Они все, понятное дело, с визгом все разбежались. В общем, в тот раз Катюшка всю деревню до ужаса перепугала! А покойница из воды вышла, да уже и в деревню входит, и идёт не куда-нибудь, а на двор нашего батюшки – он тут через два двора от нас живёт, – и она махнула рукой, показывая, в какой стороне живёт батюшка. – Так вот, значит, подошла она к дому и давай в окно ему стучать, а с самой вода ручьями стекает! А батюшка наш трусом никогда не был, не испугался он и в тот раз! Открыл дверь, стоит на пороге в исподнем – ведь она его ото сна подняла, крест свой вперёд себя выставил да и гаркнул на всю улицу: «Сгинь, нечистая сила!» Тут все и увидели, что это не Катюшка перед ним стоит, а бес водяной над божьим человеком куражится! А батюшка не растерялся, схватил этого охальника за глотку да и обмакнул прямо мордой в чан со святой водой! Ой, что тут было!

Разговорчивая старушка на минуту умолкла и даже головой покачала, вспомнив те недавние события. А уж оскорблённый в лучших чувствах Коряга прямо-таки приступ тошноты почувствовал от столь вопиющей несправедливости и позорного произвола! Даже спина нестерпимо зачесалась от возмущения! Это же надо над водяным такое издевательств совершить – ни за что, ни про что сунуть его в святую воду! Эх, вы, люди! А ещё что-то лепечете про любовь к ближнему, да про сострадание, а сами вон что вытворяете! Да, тяжело живётся нашему брату, – чего только испытать не приходится…