Далёкий гром - Дант

   Святослав, в отличие от большинства других ребят, в школу прогрессоров пришёл целенаправленно. Он даже не хотел идти в ГСП, однако посчитал, что опыт пилота космического корабля в его будущей работе не помешает. Поскитавшись всего полгода по просторам Галактики, он поступил в Институт экспериментальной истории и одновременно стал курсантом школы прогрессоров N3 (Европа). Мама, узнав о выборе сына, пришла в ужас. Но отец отговаривать его не стал - сам был крупным специалистом по истории раннего средневековья и двадцать лет проработал прогрессором на одной планете. Он тогда крякнул растерянно, поскрёб за ухом и констатировал: "Да-а, мать... Это гены... Яблочко от яблоньки..."

   А мама заплакала, кинула в отца глиняным кувшином и убежала на веранду. Она знала, что теперь сына будет видеть редко, а то и вообще её мальчик сгинет где-нибудь на бешеной планете-могильнике. Однако Слава был непреклонен, как древний дубовый истукан, и через два дня мать смирилась. Для него это было первым испытанием. Он видел, как тяжело родителям, но на своём настоял. Дальше этих испытаний было всё больше, и становились они всё страшнее. В девятнадцать с половиной лет он в первый раз был заброшен сюда - на практику и для первичного внедрения. Для легенды нужно было обрасти реальными знакомыми, поучаствовать в местных событиях. Тогда шла последняя в этих местах война. Армия бывшей империи терпела поражение за поражением. Десантная группа КОМКОНа забросила его и ещё четверых резидентов в леса, через которые бежали тогда разгромленные части 8-го фронта. Он тогда в последний момент спросил у наставника:

   - Трофим Иванович, а форма-то на мне не слишком новая?

   Наставник успокоил:

   - Через трое суток будешь, как все здесь... Ну ладно, иди... и удачи!

   Всего тогда для внедрения в Сопротивление были заброшены десять человек. Два дня назад он встретился с Рахо - теперь уже полковником генштаба. Тот сообщил ему про Клеща, про операцию в Медвежьих горах и сказал:

   - Береги себя, Слава, ты остался последний... Иван и Франко Домингес погибли три дня назад во время облавы в столице.

   Тогда, пять лет назад, он вышел, оборванный и усталый, на третьи сутки, как и сказал наставник, к просёлку, по обочинам которого стояли и лежали грузовики, бронетраспортёры, танки, сгоревшие и брошенные, все они были с эмблемой 88-й дивизии - крылатым черепом. Вскоре он догнал одну из её колонн. Форма на нём была уже не новая.

   Внедрение прошло гладко. Изобразив усталость, он побежал, волоча ноги по песку, к колонне, жалобно крича:

   - Cтойте! Стойте! А как же я?! Подождите!

   Сержант только буркнул ему:

   - Быстрее, щенок, а то башку оторву!

   Кто он такой, выяснять стали только под вечер, на привале. Сержант отвёл его к ротмистру, командовавшему остатками полка. Тот, узнав, что Дэк Инко - рядовой 622-го запасного батальона, допытываться, что да как, не стал - лишь меланхолично спросил, постукивая стеком по ботинку:

   - Из шестьсот двадцать второго, говоришь? А я слышал, все погибли... Может, кто ещё вышел?

   - Не могу знать, господин ротмистр! Вряд ли...

   - Ну ладно. Будешь у господина сержанта... в четвертой роте. Иди!

   - Рад стараться, господин ротмистр!

   Через пару часов их бивак в сосновом лесу штурмовали самолёты, а ещё через час атаковал вражеский патруль на броневиках. Потом пошло-поехало. Отступление, марши, жара, ад артобстрелов и штурмовок, атаки танков, рукопашные. Рядовым он проходил недолго - месяц. Ротмистр (не тот, другой - тот погиб через два дня) произвёл его в капралы и назначил командиром отделения. Впрочем, капралом Святослав, то бишь Дэк, проходил ещё меньше - три недели. Во время боёв на Стальном рубеже он заменил погибшего сержанта и командовал двое суток остатками взвода. Когда их полк заменили на передовой и отвели в тыл на переформирование и отдых, ротмистр произвёл его в сержанты, а командир полка представил к награждению медалью "за храбрость". Это было на краю поля, забитого сгоревшими танками и бронемашинами. В тех боях Дэк сам сжёг три танка, а его взвод ещё четыре. Он тогда с удивлением и страхом отметил, что гордится собой, убившим к тому времени полтора десятка людей... Потом были ещё бои. Много крови, ужаса и смерти, и было первое ранение. В госпитале он впервые познакомился с солдатом, который был связан с Сопротивлением. А неделей позже, в краткосрочном отпуске по ранению, он в первый раз встретился с Рахо - своим куратором - с его благословения и помощью встретился с подпольщиками и вступил в Сопротивление.

   Потом была запасная бронетанковая бригада в пригороде столицы. Он вызвался добровольцем в танкисты по приказу подпольного штаба. Месяц с небольшим успешно постигал профессию командира танка, приводя в восторг своего ротного и батальонного командиров, и не менее успешно помогал вести в бригаде пропаганду против правительства, приводя их же в растерянность и ярость; правда, они так и не дознались, чьих же это рук дело...

   Его уже признавали своим подпольщики, но ему ещё предстояло повоевать - теперь уже танкистом. Тогда спешно собранных, почти необученных новичков раздали по бронетанковым и бронепехотным соединениям. Он с ребятами попал в сто восемьдесят девятую бронетанковую дивизию "Стальной Гром ". После года сплошных неудач и поражений бывшая Метрополия показала зубы. То был Осенний контрудар. Во фланг вражеской группировке ударили две бронеармии. Сто восемьдесят девятая оказалась на острие удара.

   Их тогда, на третий день, попробовали остановить встречным танковым клином... Под серо-стальным небом на холмистой равнине среди редких перелесков сошлись девятьсот танков. Побоище длилось двое суток. Танки расстреливали и таранили друг друга, давили танкистов, выбравшихся из горящих машин, бронепехоту в бронетранспортерах, пушки вместе с тягачами. Артиллерия беспощадно долбила по всему, что попадалось. Штурмовики бесчисленными стаями коршунов проносились над полем, сея смерть на чужих и на своих. Огнемётчики подстерегали танки и группки обезумевших от ужаса пехотинцев, чтобы предать несчастных огню. Черный маслянистый дым закрыл небо. Горело всё, что могло гореть, и то, что вроде бы гореть не должно.

   Дэк сменил за те дни три танка и два экипажа. Он никак не мог успокоиться, когда первый раз увидел в перекрестье прицела восьмиконечную свастику, распластавшуюся огненными хвостами по броне...Тот, кто был в другой бронированной могиле, тоже. Он, правда, всё-таки попал в машину Дэка вторым выстрелом, но ему не повезло - бронебойный снаряд угодил в орудийную маску и, чиркнув по броне, ушел в маслянисто-черное небо. Танк сильно тряхнуло, Дэк больно, до крови ударился об окуляры перископа, не помог и шлем. Ему повезло больше - его третий снаряд ударил точно под погон башни. Вражеский танк растаял в желто-черном облаке взрыва. Что-то тогда случилось: на время Святослава Долганова не стало - был Дэк Инко, который должен был убивать, чтобы выжить. И он убивал с холодным упоением и яростью вперемешку. Жёг танки, приказывал таранить бронетранспортёры, давить бегущих по полю людей и подвернувшиеся противотанковые орудия. Выпрыгивал из пылающих танков, вытаскивал раненых товарищей, тушил на них горящие комбинезоны; кричал и корчился от боли, кидаясь в воду ручья, когда загорелся во втором танке комбинезон на нём самом. А в ручье стояли и лежали опрокинутые танки и горели, по воде растекался горящий соляр. Но под огнём была вода, и он прыгнул в эту геенну огненную... Потом, уже не зная почему, он и ещё трое таких же обгорелых танкистов полезли в почерневший от копоти танк, уткнувшийся опущенным орудием в какую-то обугленную кочку. Полезли, выбрасывая из открытых люков свесившиеся тела убитых. Он даже не знал, кто эти ребята - познакомились, когда сгорела и эта машина, а они пересели на другую, уже четвёртую в этом бою. Не было ни ночи, ни дня - только битва, сожравшая их, ещё живых...

   Они тогда взяли верх. Фронт покатился в обратную сторону. У неприятеля, чувствовавшего себя без пяти минут победителем, дела оказались не лучше, чем у них. Через полтора месяца грандиозных и кровопролитных боёв они взяли обратно Пангуну. В городе целую неделю кипели жестокие уличные бои. А ещё через две недели его ранили во время боёв в Припроливье. Тогда его танк подожгли четвёртый раз. Дэк потерял сознание. Его вытащили наводчик и механик.

   В госпитале он пролежал недолго - десять дней, и вышел из него, поставив в тупик штаб-хирурга и других врачей. Трудами Рахо и его агентуры Дэка наградили за подвиги и пролитую кровь медалью, орденом, произвели в младшие лейтенанты и отправили в долговременный отпуск по ранению - без содержания, естественно. Теперь он, подобно десяткам тысяч таких же молодых изувеченных парней, был предоставлен самому себе и мог беспрепятственно выполнять задание КОМКОНа. Он вернулся в столицу, в свою группу. Карьера Дэка в Сопротивлении оказалась такой же успешной - не зря же его готовила родная третья школа прогрессоров - "славная кузница героев" для всей галактики...