Моё настоящее имя. Истории с биографией - Людмила Евгеньевна Улицкая

часовщик почти слепой

вытащил длинную фарфоровую коробочку

в которой лежали тонкие железочки

поковырялся с ними и положил починенные часы на то же место

только трещинку на стекле не смог убрать

я проснулась – часы тикали

дед-то считался слепым

и я поняла как он всех обманывает

и потрясена была не столько ожившими часами

сколько вскрывшимся обманом:

деда, так ты не слепой

Аминь

я смутно знаю что будет потом —

немного моего “я” сохранится

но только лучшая отредактированная часть

остальное вычистится и отлетит как пыль

а внешне я останусь на себя прежнюю похожей

но тоже отредактированной

знаю что останется детское выражение лица

которое долго чуть ли не до конца на мне лежало

и руки кисти останутся

и свобода движения которая

только к старости во мне проснулась

обычно бывает наоборот

но меня неуклюжесть всяческая покидала с годами

как покидает меня теперь память на то

что произошло недавно

и по мере ее растворения улучшается слух

но только на музыку которую к старости стала слышать

а детские и женские высокие голоса хуже

всего воспринимаю

внук лаврик звонит каждый вечер

и писк его голоса не очень мне внятен

а может быть, без хронологии…

Прогулка в Тимирязевке

вот так отложив перо

от клавишей оторвавши пальцы

оставив узор как есть

зажатым в двойные пяльцы

увидеть вдруг под собой мир

как космонавт Гагарин былой кумир…

душа не говорит словами ни с кем

ни с вами и ни с нами

лишь оговорками и снами

ведет свой тайный разговор

и всё про вздор про вздор про вздор

посылают еще сигнал который не понимаешь

и шлют еще повтор повтор

но стоит забор

через который ничего не перекидаешь…

доброе утро медленное как забытый сон

складываю буквы в слова

варю андрею суп

пишу письмо ем и пью

слова и слова до вечера

в перерывах смотрю на клен из спальни

и на липу из кабинета

от десяти до двенадцати одолевает слабость

потом до двух тутуола или хаджимурат

сон нейдет до четырех

считаю от одного до ста и обратно

сны важнее яви но не запоминаются

и снова доброе утро медленное как забытый сон

складываю буквы…

вот такие дорожные наблюдения —

прошла пять километров всего-то

вся страна тимирязевка

валежник сухостой гнилые пни

днем комарья тучи

вечером светляков огни

так было всегда —

прекрасные мы и злые они

в одном котле в одном говне

эти меньшие братки качаются в тимирязевке

а старшие братки живут на кипре у моря

где пирс чист и воздух душист

там кагебист здесь кагебист

в тимирязевке гниет палый лист

поваленные стволы беспризор безнадзор

кроты выглядывают из нор

это родина моя мой позор

тот гавел у которого не кадиллак самокат

а у кого кадиллак – скорей всего вор и кат

сложена как венера толстовата на наш вкус

ей бы сесть на диету гимнастический курс

для похудания спортивный контроль

сбросить вес доволен будет гермес

* * *

пришел денег одолжить захарка

сын юры моего покойного первого мужа

умершего в тридцать шесть лет

но я от него ушла лет за десять до его смерти

захарка мой крестник а юра крестился незадолго до смерти

мы были тогда в плену христианства

не могу сказать что очень сладком но притягательном

в двадцатые годы прошлого века

дети интеллигентных родителей

так точно вступали в комсомол

до беспартийности надо было дорасти

сколько-то лет тому назад иду по двору с катей

а навстречу люда

говорю знакомьтесь

это катя вторая жена моего первого мужа

а это люда пятая жена моего второго мужа

такая открылась формула в восьмидесятых

наши родители разводились иначе – насмерть

раннее утро в постели

сладкие часы никуда не спешу

карантинная свобода от дел

домоседство

но болит сердце по утрам

и днем болит тоже

но не замечаю по занятости

решила было все органы лечить

а сердце не лечить

потому что от сердца смерть быстрая

но я не предполагала что оно будет

так долго и нудно болеть

думала – раз и все

так нет ведь

никакой хронологии она закончилась окончательно

* * *

жизнь как круглое озеро

и все его берега одновременны

или как пуля пролетевшая

почти весь свой путь

и траектория клонится вниз вниз

а потом – бабах! – взрыв

* * *

иногда читать почти так же приятно как писать

сегодня экзотическое чтение —

два рассказа шолохова

юра фрейдин сказал что он хороший писатель

наверное

но больше не хочу про казаков и казачью жизнь

пожалуйста набокова в крайнем случае бунина

антропологию очень люблю

но про масаев тунгусов и австралопитеков

а не про казаков

они слишком близко громко и погромно

и тихий дон перечитывать не буду

много ему с его казаками чести

а вчера позвонил никита и сказал что юра фрейдин умер

он мой ровесник девять дней разница в возрасте

и женечка колесникова умерла в тот же день – ей было тридцать четыре

бабушка умерла хорошо в восемьдесят восемь лет

болела всего месяц наш семейный рак

мы с дядей витей попеременно сидели с ней

я днями а он ночами

в июне это было – ей принесли клубнику

и она сказала какая я счастливая мне старухе

дети приносят клубнику в июне

умерла дома отвезли в морг

а в гробу она лежала с приоткрытыми глазами

и с ужасно сшитыми темной ниткой губами

на вздохе умерла рот открыв

она была прекрасна в жизни

с неизменным и точным чувством

собственного достоинства

Аминь

коронавирус подвигается к нам

и последствия его непредсказуемы

и в любом случае никакого блага не принесет

но возможно выживший остаток

выйдет благоизменившимся (неологизм?)

будущее непредсказуемо как и прошлое

из которого мы сами отбираем что хотим

а чего не хотим отбрасываем

под утро полу-приснилось полу-пришло в голову

что надо