Журнал «Вокруг Света» №2 за 2004 год - Вокруг Света

Итак, я пытаюсь закрепить перегородку уже более шести часов, молясь о затишье, хотя бы временном. Но мои молитвы не находят никакого ответа, кроме грубых и жестоких ударов по пояснице. Я замерзаю и в то же время потею, напряжение предельное. Внезапно мне пришла в голову идея использовать ружье как внутреннюю подпорку. Теперь, когда эта импровизированная опора хорошо закреплена, мой измученный позвоночник получал возможность расслабиться, и я выхожу в бурю. Какое неистовство! Я едва удержался на ногах. Немедленно освобождаю собак, которые рискуют замерзнуть на этом белоснежном льду. Волчок и Кула уже окоченели от холода. Собаки укрываются в палатке. Рюкзаки сгружены с саней, и еще несколько брусков добавлено, чтобы лучше закрепить наше жилище. Теперь, когда работа закончена, я снова устанавливаю палатку на четыре лапы и возвращаю на место колышки – палатка не должна обвалиться.

Прошло уже 24 часа, а погода оставалась неизменной. Стресс первых часов между тем ослабел. Палатка выдержит, но теперь нужно найти выход, пока еще держится припай. В ситуации, когда речь идет о выживании, нет ничего хуже, чем бездействие. Не надо страшиться бедствия, пока есть возможность бороться. Ветер все еще яростный, но видимость снаружи благодаря полнолунию хорошая. Без долгих колебаний я решаю провести разведку пешком. Мне нужно было установить, смогу ли я продвигаться с помощью моего кайла. Но до этого я сообщил на московскую базу по спутниковому телефону, что моя маленькая экспедиция под серьезной угрозой. Я боялся, что в любой момент нужно будет вернуться в палатку из-за того, что откроется лед. Разведка в западном направлении не привела меня к избе, которую, как мне показалось, я приметил вдалеке два дня назад. На юге огромная трещина уже отделяла меня от земли, но я не заметил ее из-за слабой освещенности. Мы – мои собаки и я – возвратились на стоянку.

Утром относительное затишье позволило мне сложить палатку. Приливы в этот период полнолуния очень сильные, и вода заливала лед, останавливаясь у самой палатки, поскольку наше жилье еще окружало немного снега. Край волны подбирался к собакам, оставалось не более 10 см льда. Я должен был увести их. Работа отняла более часа времени. Собак с трудом удалось запрячь в сани, а ветер снова начал свирепствовать. Мы тщетно пытались найти проход к берегу. Припай был весь в трещинах. Шквалы ветра сбивали сани с пути, хотя на них 500 кг груза – припасы и снаряжение. После многократных поворотов мы снова оказались на месте прежней стоянки, где еще оставалось немного снега, и так смогли утолить жажду. Нужно было подготовиться к третьей ночи в шторм. Я решил не устанавливать палатку, чтобы быть готовым на случай экстренного отъезда. Укрывшись одеждой из оленьих шкур, я лег прямо на лед, загородившись санями. Собаки свернулись клубочком возле меня, и, несмотря на бурю, мы получили наконец возможность отдохнуть после 48 часов бодрствования.

Проснувшись, я выпил два последних глотка холодного чая. Жажда терзала меня постоянно, и я боюсь ее куда больше, чем мороза. Я снова отправился на разведку в сопровождении собак, которые, веселясь, играли между льдинами, не сознавая опасности. Только Пушок все понимает. Как и я, он, без сомнения, чувствует свою ответственность за свору. Одного удара моего кайла достаточно, чтобы проткнуть рыхлый лед. Положение тревожное. Гористые берега удалялись. Припай отделялся от побережья. Я убеждаюсь, что нас отнесло на 17 км в сторону открытого моря. В 100 км к западу от бивака припай полностью раздроблен. На востоке огромная трещина преграждает путь к отступлению. Мы – пленники на льдине размером с футбольное поле, и эта льдина относится течением и растрескивается по всей поверхности. Я звоню на мою базу, чтобы сообщить о тяжести положения. Обращение за помощью в этом районе великого сибирского Севера в середине полярной ночи – дело нешуточное. Кроме того, я беспокоился за собак. Я сообщил координатору, что без них никуда не отправлюсь. И все же я еще не решаюсь послать сигнал бедствия. Собаки внимательно наблюдали за мной. Они больше не забавлялись и ждали решения. Коренник устремил на меня вопрошающий взгляд. В это мгновение менее чем в двух метрах от стоянки открылась трещина и начала быстро расширяться. И я перестал колебаться: сорвал предохранитель – вспышка, сигнал SOS отправлен. Это было в 11.30.

С этого момента я делал все, чтобы эвакуация прошла как можно быстрее. Перенес все снаряжение на другую сторону трещины и привязал собак. Прошло уже 3 часа, как отправлен сигнал бедствия, оповестивший спутниковые станции приема по всему миру, и я начал думать о четвертом биваке, спрашивая себя, что же останется от нашей льдинки к утру.

Я от души надеюсь, что услышанный мною шум мотора не окажется гудением проклятого ветра. Нет, это действительно приближающийся вертолет. Я еще не вижу его, но слышу уже отчетливо. Собаки залаяли. Я пытаюсь запустить ракету, но терплю неудачу. Огонь начинает жечь мою шерстяную перчатку, и я бросаю ее на лед. Пламя внезапно освещает красным светом наш ледяной плот. Какое зрелище! Невзирая на ситуацию я не могу не отметить, что оно прекрасно и ужасно одновременно. Я запускаю вторую ракету, и вертолет направляется к площадке. Он слегка касается мерзлой поверхности, не приземляясь. Трудный маневр выполнен безукоризненно.

Когда я оказался в полной безопасности, спасители предложили мне маленький глоток ободряющего напитка. Я был так измучен жаждой, что мог выпить хоть целую бутылку неважно чего.

– Собираешься закончить путешествие? – спросил меня один из двоих спасателей. Вопрос меня немного обескураживает, но я отвечаю без колебаний:

– Нет, я дальше, на восток…

Проходил уже десятый день моего пребывания в якутской деревне Тумат, где я готовился к трудному переходу к Чкалову, маленькому поселку, расположенному в 250 км отсюда, недалеко от реки Индигирки. Тундра – это сильно пересеченная местность, дорога преграждается каньонами, поэтому обитатели соседних деревень общаются друг с другом очень редко. В большую часть этих селений никто никогда не приезжал, и меня отговаривают от путешествия по этому маршруту.

– Твои собаки не пройдут. Ни один снегоход, даже в караване, не отваживается на пересечение этого района без проводника.

Здесь я встретил удивительного старика, который когда-то проехал по этому пути: он показал на моих картах маршрут, по которому я идти не собирался, но внимательно выслушал его советы, отмечая в памяти каждый из трудных переходов.

– Сани у тебя сильно нагружены, твой путь будет долгим: дней десять, не меньше.

Я-то насчитал четырнадцать…

Метеопрогноз сулил на ближайшие дни температуру –60°. Мне необходимо было должным образом одеться, прежде чем отправляться в путь. Портные усердно латали мои меховые парки. Ким предложил горжетку из лисьего меха – идеальная вещь для моей застуженной шеи. Ученики маленькой местной школы написали целый текст на французском языке (!), который я громко зачитываю вслух всей многочисленной толпе завороженных зрителей, пришедших помочь мне с отъездом. В последний момент к моему грузу был добавлен мешок рыбы, и я наконец дал команду отправляться:

– Вперед, собачки!

Иван сопровождал меня на снегоходе до наступления ночи:

– Всегда держи за поясом нож, а ружье пусть постоянно будет под рукой. Снег плохой. Тебе и твоим собакам будет тяжело…

Он бросил папиросу и тронулся с места. Я долго смотрел на удаляющиеся огоньки его фар. Да, этот этап будет трудным, но я готов преодолеть его…

Остановив сани на вершине холма, я, внимательно рассмотрев горизонт в бинокль, заметил каньон Хромы. Это Колорадо великого сибирского Севера: его скалы, крутые и отвесные, достигают высоты 90 м. Мои топографические карты не обманывали. Как же нам перебраться? Но это приключение для завтрашнего дня.

Вечером ветер усилился, хотя температура не повысилась. Пережить пургу при –40° – это везение. Я слишком легко одет, надо немедленно переодеться. Пора достать из саней мою большую парку из оленьих шкур. Мороз при таком ветре ощущается в два раза сильнее. Скрючившись под ветровым щитом саней, полностью укрытый одеждой, я немного согрелся и снова смог действовать руками.

Эти четверть часа, проведенные под меховой одеждой в шквалах ветра и в черной ночи, заставили меня задуматься о своем положении полярного исследователя. Я убежден, что смог осуществить свое долгое и трудное путешествие скорее благодаря разуму, чем физическим возможностям. Нет сомнений, сделать это в одиночку, без моих замечательных собак, было бы невозможно. Мои собаки превосходны, они преданны мне, и им явно по душе жизнь северных бродяг.

Река. Ничто не предвещало ее присутствия. Без карты я даже не обнаружил бы ее. Не менее 10 метров шириной, с вертикальными стенами метров в 15. В бинокль я углядел проход по отлогому склону в северо-восточном направлении, склон настолько отлогий, что кажется, будто река просто исчезает. Я отпустил собак на склоне массива, но вскоре коренник резко остановился. Я кричу: «Пушок, вперед!». И тот без колебания подчинился, но я внезапно потерял из виду четырех моих собак. Я немедленно торможу сани и осторожно продвигаюсь, опасаясь худшего. Пушок и Кис-Кис стоят на узкой ледяной площадке на половине высоты примерно 15-метрового обрыва. Волчку и Ермаку такого шанса не выпало – они раскачиваются в воздухе, подвешенные на своей упряжи и удерживаемые Лонгги и Симбой, которые, полупридушенные, борются изо всех сил, чтобы не последовать за предшественниками.