Вторая половина. Стихи - Александр Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенняя история
Ноябрь. Пустышка домино(Лишь в проигрыше десять светит)В бетонной клетке за окномКосые, тоненькие плетиСтегают вымученный деньС каким-то нудным постоянствомЗа то, что нынче не у дел,За грязь да сумрачное пьянство.Что, мол, слыхали монологО прежней жизни забубенной,Что быстро время унеслоТот звонкий, светом напоенный.Де мол – непризнанный талант,Де мол – утраченная свежесть —Знакомой песни вариант,Старо, как рыжий на манеже!
Предлинный сумрака зевокСглотнул безликие останкиИ псом пристроился у ногОгромной царственной смуглянки,Что, опустив вуаль из звезд,Луж застеклила акварели(Но вскоре локоны волосДовольно зримо поседели).
Царила смоль, дышала тьма,Но что-то белое кружило,Ложилось пледом на дома,Дорог запорошило жилы,Чтоб вскоре в ясной новизне,Откинув ночи покрывало,День встал из праха. Падал снег,А с ним и сказка оживала.
1986 г.Зимняя история
Всего-то: снег да облакаИ в белом мареве земля,Но странной жизнью облеклаПодсветкой выстланная мглаШаги, созвучные следам,Как полнозримые слова,В стремленье значимость придатьТому, что теплится едва
Я знаю: видимостью снаПереиначит тишинаСознанья трепетную тканьПо мановению платка,Да вороненое крылоПрочертит мутное стеклоГрядущим криком темноты,Чтоб в черном пламени остыть.
Воздушной ваты густотуПроглотит ночи пустота,Чтоб карлик, жалок и сутул,Не посягал на пьедестал,Пусть до утра он юркнет в снег,В сердцах обдумывая месть,А там, забывшись в чутком сне,Вдыхает световую взвесь.
Все это было столько раз,Сюжет разучен по складамНо там лишь слитки серебра,А филигрань не воссоздать
1986 г.Предчувствие конца
Кто знает, страсть ли то была,Иль вспышка жажды материнства,А нынче – теплая золаИ легкий пепел серебрится.
Но возлюбившему сквозь больУйти сегодня тем труднее,Чем чаще сердца перебой,Чем губы сжатые бледнее.
1986 г.Наркоз
«Прощай вьюг твоих приютство (М. Цветаева)
Только вьюг твоих приютство,Наших душ несходство,Цепи тяжкие банкротстваЗаново куются.
На крыле любви носила,Нежила два года,А сегодня перекрылаВентиль кислорода
Как же так, неужто лучше,(Ежели не ранен)Жить и знать: к тебе подключенАппарат дыханья.
Я молю, метаю взоры(Рот закрыла маска,Сзади дверь, на окнах шторы,Лампочка погасла).
– Душно мне! Открой же краныИли, если поздно,Дай дурманящей отравы,Оглуши наркозом!
Не ответишь, не услышишь,Не вернешь дыханье,Ждешь чего-то, словно свышеЛовишь указанье
Может просто сдернуть маску?Не поднять руки мне —Жду печальную развязкуВ тягостном унынье.
1987 г.Фиолетовые сумерки
Фиолетовые сумеркиШепчут мне об одиночестве,Дескать, спрятались, не умерли,Изготовились для ночи все
Намекая на сновидчество(Не бело – лилово марево)Из малюсеньких кирпичиковСтроят новое из старого.
Все внутри переиначиватьИм привычно и обыденно:Удлиняя – укорачивать,Плавить зримое в невидимом.
Зазевался, пересек рубеж —И попался в студенистый ком,А уж там – живи, как вздумаешьЛишь тебе понятным признаком.
1987 г.Предчувствие
Какие рифмы мне позволены,Какие темы мне отпущены,Какие ноющие пролежниВзойдут пустотами бездушными,
Не дни – упреки биографии,В своей безликости забытые.Иль черно-белым ритмом графики,Сермяжных истин монолитамиМоя дальнейшая означится —Не мне роптать, я это выстрадал.Приемлю все. Душа укладчицаДвух слов мучительного вывода
1987 г.Лето
Это липами пахнет.Голубые тоннелиТкут пространство плотнее.
Полдень в лето распахнут.Засекречены дали,Перевернуты цели.
Провожу ожиданьеДо ближайшего дома,До случайного вздоха.
Словно юность раздалиКаждой метке знакомойПо невидимой крохе
1987 г.Триптих
Я стоял, заворожен,Но не тяжестью свинцовой,Не дыханьем голых крон —В бурой зыби зрело Слово
Словно тягостный октябрь —Гроздь крушений и строительствПод конец шепнул гостямХристианское «Терпите»
Словно что-то осознав,Словно вспомнив, серый зрительИз забывшегося снаГрустно молвил «Не судите»
И добавил, посветлев,Ликом в крошеве событий,Осенив того, кто тлелСветоотзвуком «Любите»
Я стоял, заворожен,Освещенный в зале тихом,Словно рампой, с трех сторонНепридуманным триптихом.
1987 г.Ночь
Души полнятся звучаньемТам где немо море звуков,Словно дышит за плечамиТемень узких переулков.
Недосказанным и тайнымПеречеркнуто дневное,Чтоб в мгновенном и случайномЗрело облако покоя.
Кто-то с желтыми глазамиПолуночных стен изнанкойИсполняет указаньеЖдать показа звездных знаков.
Снег то колет стекловатой,То, прильнув к густым потемкам,Засыпает, сер и матов,Перехваченный тесемкой.
В это время чьи-то мыслиРастекаются по крышам,Чьи-то взгляды в шубах лисьихСонным маревом колышат.
Не найтись, не потеряться,Только плыть в зыбучем геле,Осязая пух объятьяЗатухающей метели
Остановленное время…Запорошенные будни…Ожиданье сотвореньяИз бесформенного студня.
1988 г.Между строк
Раскрыта прошлого тетрадь…Вы между строк ее читали?Не горький перечень утратШепчу бескровными устами
Не триумфальный лист побед,Амурных битв весомый список —Сознанье нижет лунный светНа изразцы ажурных плиток.
Шуршит безделицей песка,Запечатлевшего рисунокИ чертит лики в облаках,И манит в вечное рассудок.
Там смысл и радостен и новВсего, чей облик мимолетен —Из сна застывших городов,Когда-т о виденных полотен.
Там штрих, набросок и намекСтократ значимей монумента…То – говорок, то – шепоток,Тропинки вьющаяся лента…
Как будто сотне ручейковДоверен удивленный разум,Вручивший трепетную новьЛишь мне понятному рассказу.
1988 г.Весна света
В нотном стане ожиданьяЗреют нотки удивленья,Словно сполохи звучаньяРасцвели зарей значенья
В звонкой битве тем и линийДни цветастые проходят,И покой усталой стыниПревращается в коллодий.
Обратились берегамиИ означились пределом,Где высвечивая граниПлавит солнце сажу с мелом.
В пестрых гаммах обновленьяЧто ни миг – регистра смена,Что ни час – иные звенья,Что ни день – иная сцена.
Недосказанность сюжета,Круговерть импровизаций,В переплавке неприметнаСмена снежных декораций.
Словно климата ошибкаНевозможностью возвратаОбернулась, сделав жидкойКрепость солнечного марта.
1988 г.Глядя во тьму рассосредоточенно
В ночь уходящему взоруПервым пустился вдогонку,Словно, нащупав опоруВсе же сорвался в воронкуВздоха открывшейся бездны…В черном бездонном МальстремеСнеговращением звезднымНосятся чувства и темы.Летняя тьма промокашкойВсе ощущенья впитала,Отяжелилась поклажейДальних массивов квартала.Все, что лениво дремалоВскинуло легкие крылья,Вспыхнуло млечным опаломВ струях воздушного ливня.Словно сознанье уноситДальше от бренного телаВ хаосе разноголосицЧем-то до странного белым.Чтоб до конца, без остаткаВ пепельной мгле растворитсяГде-то рассеяв украдкойЗвонкого утра крупицы.
1988 г.Друзей сменяют души
Когда строка нахлынет откровеньем,Не мной произнесенным, но моим,Восстановив утраченные звеньяС планетой именуемой «былым»И станет полувысказанной болью,Испытанной когда-то имярек,А нынче в чем-то и моей судьбою,Несущей в неизвестность, как ковчегМир чьих-то слов, давно ушедших взглядов,Каких-то улиц, пустырей, квартир,Всего, что и вдали – и где-то рядом,Пробел, соединяющий пунктирВ весомое и цельное понятье,Вдруг чья-то утомленная душаВольется в круг моих незримых братьевЛистами отшумевшего шурша.
Друзей все меньше, их сменяют души,Спорхнувшие с прочитанных страницВ глаза и сердце, в «говори» и «слушай»Прощальным зовом перелетных птиц.
1988 г.Войти в осенний день
