Королева дорог (СИ) - Татьяна Ростова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце уже садилось, в парке появились гуляющие парочки, держащиеся за руки. Взошла луна, и весенний воздух стал как будто мерцать.
Я смотрела на всё ещё тёмно-голубое небо от последних лучей солнца и думала о том, что есть где-то рядом совсем другая жизнь. Человеческая, спокойная, счастливая. Есть то место, куда хочется торопиться, где тебя ждёт кто-то любящий, нежный. Об этом я мечтала, семнадцатилетняя дурочка, сидя на лавочке в парке. У меня всё не шли из головы «Железные волки», я размышляла, куда они ехали, зачем. Мне всё-таки не верилось, что хоть кто-то из них обычный горожанин и встаёт утром по будильнику на работу. Романтика в этих поездках на мотоциклах переливалась буквально через край, и меня это, конечно, потрясло.
Но небо потемнело, на нём появились звёзды, запах молодой листвы усилился, и я поняла, что нужно уходить отсюда. От этой мысли всё внутри сжалось, как пружина. Я заставила себя встать и пойти, потому что оставаться ночью в парке одной тоже небезопасно. Кто угодно мог принять меня за путану, ожидающую клиента.
Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, я услышала развесёлые оры (песнями это назвать нельзя) из 53 квартиры — квартиры тёти Люси.
Я открыла дверь своим ключом и довольно про себя отметила, что тётя Люся вместе с её гостями в гостиной, то есть у неё в комнате, а не на кухне. Я прокралась на кухню, закрыла за собой стеклянную дверь и принялась мыть руки и умываться под краном. Мне казалось, что на мне сантиметровый слой пыли.
Я делала всё быстро, спешила, боялась, что вся честная компания завалится сюда. Но такого никогда не происходило, если они были в той комнате. Им было слишком хорошо, аж плохо. Я улыбнулась такому каламбуру.
В холодильнике оказалось немного старого клубничного варенья и больше ничего. Я подогрела себе чайник, налила кружку, сделала четыре огромных бутерброда с вареньем (я очень была голодна) и пошла к себе в комнату — крохотную спальню, узкую и длинную.
Там я сняла свитер и почувствовала резкий запах пота. Купалась я редко — боялась, что Антона может возбудить запах душистого мыла и мои рассыпающиеся волосы по плечам (они у меня были длинными, до талии). Поэтому ходила я с засмоктанным хвостом на затылке и в широком, бесформенном свитере, в котором становилось с каждым днём всё жарче и жарче. Оставшись в футболке, я почти мгновенно съела один бутерброд и стала, обжигаясь, запивать его чаем, как в комнату без стука вломился Антон.
— Привет, детка, что так поздно?
Я исподлобья посмотрела на него, продолжая жевать, и ничего не ответила.
— Ну, что ты такая сердитая, — он сел рядом со мной на крохотный диванчик, который служил мне постелью.
— В школе опять не была, да? Ах ты, плохая девочка!
Я чувствовала кожей оголённых рук, что он пожирал меня своими свиными глазками, и пожалела, что сняла свитер.
— Отстань, Антон, дай поесть, — сказала я непринуждённо, как надоевшей мухе. Хотя на самом деле мне было страшно, что он сидит так близко от меня, а в соседней комнате дым коромыслом, и всем на всё плевать.
Боковым зрением я видела, как его жестокая улыбка понемногу сползает с лица.
— Тебя нужно наказать за прогулы, или уже поздно, ты бросила школу, да?
— Нет, — слишком быстро ответила я, и это меня выдало.
— Нет, значит. Решила блядью стать?
Я развернулась к нему и даже не успела что-либо сказать, как он повалил меня на спину. Из рук выпал бутерброд, я хотела закричать, но он зажал мой рот своей жирной ладонью с такой силой, что затрещали зубы.
— Пикнешь — задушу, — просипел он.
Я видела очень близко только его злобное, замкнутое лицо. Голубые глаза его выкатились, и мне казалось, что сейчас лопнут, настолько огромными они были.
Он начал как-то ёрзать у себя ниже пояса, и я запаниковала.
Вот оно — то, чего я боялась все эти месяцы. Это животное сейчас изнасилует меня!
Какая-то часть моего сознания отказывалась в это верить.
Нет! Это не может произойти со мной! Не здесь, не сейчас, не с этим человеком. Не хочу!
Вдруг он начал тяжело дышать, глаза его закатились. С ним происходило что-то странное. Я не понимала в чём дело, пока он хрипло не застонал и не повалился на меня всем весом. Я задохнулась, дышать стало нечем. Я как-то выползла из-под него, пользуясь тем, что тело его расслаблено обмякло.
Посмотрев вниз, мне всё стало ясно. На моих джинсах, чуть ниже бёдер, чернело мокрое пятно. Первым желанием было снять их, но я вспомнила, что они единственные.
— Как ты меня завела, хочешь по-настоящему?
Я замерла, с ужасом глядя, как он встаёт, его штаны спущены, а там болтается что-то отвратительное. Мне стало очень мерзко, я сделала шаг назад, смутно осознавая, что отступаю вглубь комнаты.
Он же шагнул мне навстречу
— Да ладно, не строй из себя невинность, знаю я, где ты пропадаешь целыми днями. Сколько ты сегодня мужиков ублажила?
Я поняла, что зря делаю — иду назад. Тогда я нырнула ему под руку, мой рост мне позволял это сделать, и выскочила в коридор. Этот увалень даже не сразу сообразил, что произошло.
Схватив свои сапоги, я выскочила в одних носках в подъезд. Пролетев лестницу, остановилась и прислушалась. Погони за мной, конечно, не было.
Я обулась и быстро пошла к светящимся огонькам проспекта Буденовский впереди.
Холода я не ощущала, хоть на улице было довольно прохладно, а на мне — только тоненькая футболка и джинсы с мокрым пятно на них.
Била нервная дрожь, даже не била, а колотила.
Я быстро дошла до широкого проспекта и оказалась на остановке. На ней стояло четыре — пять человек, все обратили на меня внимание, но мимолётно — из-за моего смелого наряда явно не по сезону. Впрочем, в городе ничему не удивлялись и сразу же забыли обо мне, отвернувшись.
Я стояла, обнимая себя, пытаясь осознать, что же мне делать дальше. Я осталась на улице — и это факт.
Тут подъехал небольшой автобус, я не разобрала, какой маршрут, и я вместе со всеми зашла в него и села на сиденье у окна сзади. Салон был полупустой.
Мне было всё равно, куда он едет. Лишь бы подальше от этого невыносимого
