Лишь бы не было войны! - Владимир Булат

— Да что с тобой сегодня? Совсем заучился! — и Алеша назвал телефон из восьми

цифр (здесь, видимо, уже была общегосудаственная телефонная сеть). Мы вошли в

метро.

— Ну, пока, звони.

Алеша прошел через контроль, ловко показав карточку, а я направился к автомату и

после двух долгих гудков услышал в трубке собственный голос:

— Алло!

А у меня и язык отнялся, С чего начать?

— Вальдемар Тарнавский, — я как мог, изменил свой голос, — вам звонят из

университета. Мне поручено передать вам вашу работу.

На том конце провода почувствовалось замешательство:

— Какую работу? Как вы хотите?

— Где вы живете?

— Улица Героев Халхин-Гола, дом 3, квартира 14.

Такой улицы я не знал.

— А где это?

— Это Юго-Запад. Доезжаете на метро до станции "Кораблестроительный Институт", —

объяснял он, — а там направо по проспекту Стачек метров двести.

Мне ничего не оставалось, как ответить:

— Хорошо, спасибо, я скоро буду, — и повесить трубку.

Над автоматом висела металлическая карта Ленинградского имени Ленина ордена

Ленина метрополитена. Я долго, подобно дремучему провинциалу, изучал её.

Ленинград не превышал по размерам знакомый мне город, но восемь линий метро

переплелись такой невообразимой паутиной, что я далеко не сразу нашёл нужную.

Она начиналась в Невском районе, на улице Дыбенко, пересекала

Невско-Василеостровскую линию с переходом на Ломоносовскую, через две станции

("Тегеранская" и "Проспект Славы") пересекала Московско-Петроградскую линию с

переходом на "Московскую", потом пересекала Кировско-Выборгскую линию с

переходом на "Ленинский проспект" и шла вдоль Ленинского проспекта: станции

"Кораблестроительный институт" и "Улица Андропова". Поскольку Великой

Отечественной войны не было, должна отсутствовать вся связанная с нею

топонимика.

Я прошел через метрополитенный контроль, хладнокровно предъявив контролерше свою

студенческую карточку, чья стоимость равнялась стоимости "москвича". Тут мне

вспомнился чешский анекдот о человеке, который всякий раз, входя в метро,

предъявлял контролерше разные бумажки: от свидетельства о рождении до справки по

болезни, а под конец помахал просто рукой. Через пять минут я уже мчался в

переполненном вагоне метро. Приятно удивило меня отсутствие настырной рекламы. А

люди вокруг все те же, что и обычно: веселые, грустные, задумчивые, многие

читают.

Станция "Кораблестроительный институт" была украшена скудным орнаментом на

морскую тему и не имела эскалатора. Разумеется, нигде не сидели попрошайки.

Мороз на улице все крепчал, и мои глаза заслезились. Здания вокруг тоже

смахивали на сталинскую архитектуру: массивные формы, фигурные балконы, арки,

лепные карнизы, шпили. Все это строительство должно было занять много времени и

средств, но если этим людям не пришлось восстанавливать 1400 городов и поселков,

они могли позволить себе такую роскошь. А в просветах между этими дворцами

проглядывали самые убогие "хрущобы" с мусорными баками во дворах. Мой двойник

жил в доме похуже "сталинки", но получше "хрущевки" на тихой улице Героев

Халхин-Гола, почти совпадающей в пространстве с улицей Лени Голикова. Впрочем,

это не зависело от исторических случайностей.

Я поднялся на пятый этаж и позвонил в нужную дверь. Открыл мне сам Вальдемар.

Его удивление длилось гораздо короче, чем я мог ожидать.

— Я сразу узнал тебя, — пояснил он. — Ты звонил мне по телефону. А четыре дня

назад мне приснился дурацкий сон: прихожу я домой, а там я сижу. Откуда ты?

— Из другого мира.

— Понимаю, — он старался вести себя, как ни в чем не бывало: этакий дачник,

принимающий марсианина. — Из какого?

— Судя по тому, что я уже успел узнать, наши миры разветвились в 1941 году.

— Проходи, — пригласил меня он. — Я сейчас один.

Мы вошли в просторную комнату, служившую ему спальней и кабинетом — если

позволительно будет в конце XX века проводить такие градации. На столе стоял

миниатюрный новенький телевизор, по которому шла какая-то юморина: несколько

молодых людей в альпийский шапочках плясали и пели:

Солнечный круг —

Дойчланд вокруг…

Айн, цвай, драй,

Фридрих Энгельс.

Айн, цвай, драй.

Доктор Геббельс.

Айн, цвай, драй,

Пчела Майя!

Айн, цвай, драй,

Ну и я!

Вальдемар заметил, как я впился взглядом в экран, но все же отключил его. Тогда

я увидел над стулом крупную цветную фотографию. На ней Вальдемар обнимал ту

самую девушку, которую и я любил (увы, безнадежно) в своем мире.

— Это…

— …моя супруга. — ответил он со свойственной мне рисовкой.

Мы подошли к зеркалу. Действительно, мы были идентичны. Только мои волосы были

короче, ведь я недавно постригся. Одновременно мы машинальным движением

коснулись своих челюстей: и у него, и у меня не хватало одного зуба, удаленного

шесть лет назад.

— У вас нашли способ путешествий в параллельные миры?

— Нет. Это произошло случайно. Я опускался на лифте, возвращаясь от нашего с

тобой "общего друга", и… попал сюда.

— А как же ты меня нашел?

— Мне подсказал это Алеша, твой номер телефона.

Он думал. Потом еще раз внимательно рассмотрел меня, перевел взгляд на мой

пуховик и кожаную сумку с телевизором. Я как мог подробно и кратко рассказал о

нашем варианте истории.

— Это маловероятный вариант истории, — пожал плечами мой двойник. — А у нас все

было иначе. С Германией мы никогда не воевали. Были, конечно, охлаждения

отношений, особенно при Хрущёве, но война… Нет. А вот с Ниппонией,

действительно, война была, в 52-м году, потом умер Сталин, и новые руководители

заключили договор: Хрущев-дурак вторую половину Сахалина отдал. Ниппония же

четыре года всевала с Америкой, и их война закончилась ядерными ударами:

американцы уничтожили Хиросиму, а ниппонцы три дня спустя — Лос-Анджелес… А

потом наступил так называемый "вооруженный мир". Германская победа привела к

развалу колониальной системы, и теперь все четыре империи борются за влияние в

тропических странах. За нас — Куба, Ангола, Эфиопия. Германские сателлиты —

Палестина, Заир и Мадагаскар. Американцы хозяйничают в Западном полушарии, а

Ниппон — в Юго-Восточной Азии, — он протянул мне большой географический атлас.

Я полистал. Действительно, в центре Европы простирался от Вогезов до Немана

Священный Рейх Германской Нации. Италия владела почти половиной Средиземного

моря. На месте Израиля было Арабское Государство Палестина со столицей в городе

Аль-Кудс. Индия дробилась на множество мелких государств.

— Странно, — произнес я наконец, — мы живем в разных мирах, однако, мы похожи до

неотличимости, мы живем в одном и том же районе одного и того же города, у нас

есть как минимум один "общий знакомый". Тебе это не кажется странным?

— Да, странно, — согласился он, пожав характерным для меня жестом плечами. — Из

этого следует, что события последних пятидесяти пяти лет не повлияли или почти

не повлияли на историю нашей семьи… Давай-ка сверим вехи.

Мы назвали с десяток наших знакомых и обнаружили, что процентов на семьдесят эти

реестры совпадают. Потом мы взяли по машинописному листу, и каждый

самостоятельно набросал наше генеалогическое древо. У него оно оказалось богаче.

— Это вполне естественно. В твоем варианте — двое погибших на войне. Младший

брат деда, Аркадий, кстати, до сих пор жив. Ему уже семьдесят. Он работал в

управлении Литовского МГБ. А это его потомки…

У меня оставался последний аргумент:

— Но ведь наши с тобой дедушка и бабушка познакомились только благодаря войне.

— Как именно?

Я рассказал.

— А в нашем варианте, — возразил он, — все было иначе. В 1947 году над

американским штатом Монтана появилась летающая тарелка. Тогда все четыре империи

стали строить систему слежения за подобными объектами: все думали, что это

тайное оружие соседей. И вот представь, по всему Советскому Союзу строится

система наблюдательных станций. Это у Чингиза Айтматова в романе "И дольше века

длится день" описывается. Один из таких объектов устраивается в Гуляй-Поле. А

дед в это время как раз окончил авиационное училище…

— Он поступил туда, невзирая на дворянское происхождение? — удивился я.

— В сорок первом году все классовые ограничения были сняты. Таким образом, мы

нейтрализовали эмиграцию и вернули в страну добрую половину инженеров, писателей