Лишь бы не было войны! - Владимир Булат

Владимир БУЛАТ

Лишь бы не было войны!

ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ ВОШЕЛ В КАБИНУ ОБЫКНОВЕННОГО ПЕТЕРБУРГСКОГО ЛИФТА, И О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО ДАЛЕЕ

АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К РОМАНУ

Название настоящего произведения проделало сложную эволюцию. Первоначально оно

было "Медный век" — по аналогии с "золотым" и "серебряным" веками русской

истории и культуры. Но потом было выбрано более "говорящее" — "Лишь бы не было

войны". Подзаголовок "Правдивая история о том, как молодой человек в один

прекрасный день вошел в кабину обыкновенного петербургского лифта, и о том, что

произошло далее" навеян средневековьем, чье дыхание присутствует на каждой

странице романа.

Замысел романа зрел у меня на протяжении последних четырех лет, хотя культурные

и политические акценты менялись с течением времени. Лишь в феврале 1996 года я

приступил к написанию данного варианта. Поиск всевозможных материалов

значительно затруднял работу, однако к декабрю того же года я явно перешагнул

экватор, а к августу 1997 года роман был окончен.

Тема романа — альтернативный мир, в котором история делает иной зигзаг, нежели в

известном нам ее варианте. Несмотря на легкую "кощунственность" первоначальной

установки (мир и дружба с Германией), она не столь уж нова в современной

фантастике. Наиболее интересным произведением на эту тему является роман

красноярского фантаста Андрея Лазарчука "Иное небо", в котором история еще более

"кощунственна": СССР делится подобно послевоенной Германии между Германией

(европейская часть) и демократической Сибирью, а в Европе на немецких штыках

возникает германизированный вариант "Общеевропейского Дома". Если десять лет

назад сама постановка вопроса об альтернативном варианте истории второй мировой

войны была нелепа, то в последние пять лет дожившие освободители Варшавы и

Берлина лицезрели дальнюю перспективу этих побед для главной

страны-победительницы. Это разочарование итогами "потсдамското" пятидесятилетия

повлияло и на автора настоящего романа, хотя этим идейная подкладка произведения

далеко не исчерпывается.

Главный герой неким сказочным образом (в кабине лифта) проникает в параллельный

мир, где живет он сам, его родные и знакомые, но который ответвился от

известного ему варианта истории в то самое злополучное утро 22 июня 1941 года,

когда немецкие самолеты полетели бомбить не Киев, а Каир. Мировая история

"развернулась" на 180 градусов. Итак, 1996 год: пятьдесят пять лет назад

завершилась победой Германии вторая мировая война, мир разделен между четырьмя

империями: США, Германией, СССР и Ниппонией. В западном полушарии наконец-то

восторжествовала доктрина Монро — Америка принадлежит американцам. В Германии

правят уже четвертый фюрер немецкого народа — тот самый Курт Вальдхайм, который

в нашем мире в 1971–1981 гг. был генеральным секретарем ООН. Советский Союз

возглавляет человек, погибший грудным младенцем в первый день своей жизни,

совпавшим с первым днем Великой Отечественной войны. Он остался жив подобно

двадцати миллионам своих соотечественников. Наконец, Ниппония сочетает в себе

самурайский дух с экономическим чудом на огромных просторах от Явы до Сахалина.

Образ главного героя ни в коем случае не является автобиографическим; мне уже

давно хотелось создать обобщенный образ "старого русского" — молодого человека с

высшим образованием, антикапиталиста, не обремененного крупными денежными

суммами и вниманием женщин, для которого "патриотизм" — от слова "репатриация".

Фабула двойничества достаточно традиционна в русской литературе.

Роман является однозначно антивоенным и неопровержимо доказывающим

бесперспективность и бессмысленность русско-германских войн. "Это что же? одна

моя половина пойдет воевать против другой?!" — говорит один из героев романа —

внук Штольца и Обломова.

Завершающая сцена наиболее трудна для изображения — в ней итог долгого

путешествия Вальдемара в свое прошлое и будущее.

СЛОВАРЬ ГЕРМАНИЗМОВ, ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ТЕКСТЕ

АВТОВАГЕН — автомобиль

БАНХОФ — вокзал

ВАЛЕНА — альтернатива

ГЕШТАЛЬТГИМНАСТИКА — аэробика

ЗОНТАГ — уикэнд

КЮНСТЛЕР — артист-нееврей

ЛЕРЕР — наставник

МАХТ — "крутой" (сленг)

РАУХЕР — компьютер

РЕЙХСБАННЕР — старонемецкий кайзеровский флаг

УНТЕРШРИФТ — автограф

ФАРБЕН — производство

ФАУСТАРБАЙТЕР — человек физического труда

ФЕРЕЙНЫ — каникулы

ФОЛЬКСВОНУНГ — народная квартира (45 кв. м полезной площади)

ФОЛЬКСГЕЙСТ — народный дух

ФЮРЕРСВЕТЕР — солнечный день в апреле-мае

ФЮРНАМЕ — имидж

ХАНДЛУНГ — супермаркет

ЦВИШЕНФАЛ — инцидент

ШЕЛЬМА — мошенник

ШЛУБ — финал, конец фильма

ШТРУДЕЛЬ — рулет

ШТУРНАРБАЙТЕР — человек умственного труда

ЮДЕНБЛОК — еврейский квартал

ПРОЛОГ

20 февраля 1996 года, в разгар самых жестоких морозов, я, только что сдав

последний государственный экзамен в университете, зашел к своему давнему другу и

однокласснику Алеше с целью наладить недавно подаренный мне на день рождения

миниатюрный телевизор. Возвращаясь от него и неся довольно легкий телевизор в

кожаной сумке, я спустился на лифте с шестого этажа и вышел на Московский

проспект недалеко от метро "Московская". Морозец был, что называется, знатный, и

я заторопился к троллейбусной остановке. Несколько удивило меня по дороге

отсутствие рекламы на тех местах, где она висела еще три часа назад, но

поскольку я — антикапиталист и феодальный социалист, подсознательно это

нисколько не показалось мне неестественным. Но велико же было мое удивление,

когда у самого входа на площадь я увидел раскачивающуюся на тросах над проезжей

частью выложенную фонариками надпись:

ПАРТИЯ — ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!

Я остановился. На предвыборный плакат это не походило, да и до президентских

выборов оставалось еще четыре месяца. Нет, надпись напоминала те добротные

пудовые лозунги, какие и сейчас можно отыскать на задворках Санкт-Петербурга.

Впрочем, вид целого выводка коммерческих ларьков и многочисленных торговок

цветами меня успокоил. Быстро темнело, и в ближайшем ко мне киоске "Союзпечать"

вместо продававшихся тут же три часа назад кассет и сигарет продавались газеты.

Я подошел, заглянул. "Правда", "Советская Россия", "Родные просторы",

"Ленинградская правда", "Труд", "Комсомольская правда"… Такие газеты как

"Санкт-Петербургские ведомости", "Невское время", "СПИД-инфо" напрочь

отсутствовали. Среди журналов — "Огонек", "Юный натуралист", "Крокодил" и

большой хорошо иллюстрированный журнал "Германия" с готической надписью "50-й

съезд Национал-социалистической немецкой рабочей партии в Нюрнберге". Я

остолбенел и стал озираться. Вокруг ходили туда-сюда люди в куртках, шубах,

меховых шапках. Один в пыжиковой шапке, с виду рабочий, купил в киоске газету

"Правда", уплатив за нее 5 копеек!

У меня еще с советских времен сохранилось девятнадцать копеек по одной монете,

которые мы в вузе использовали в карточных играх в качестве ставок. Я достал их

из поясной сумки и купил на всю эту сумму три газеты: "Правду", "Советскую

Россию" и "Комсомольскую правду".

Нет, я не попал в прошлое, как мне показалось в первый момент. Шапка первой же

газеты была датирована 20 февраля 1996 года, вторником. Передовица "Правды"

сообщала о внеочередном пленуме Центрального Комитета Коммунистической Партии

Советского Союза. Доклад о международной обстановке делал Генеральный Секретарь

ЦК КПСС Алексей Иванович Архипов. Перечислялся состав Политбюро: Бояров,

Виноградов, Калашников, Кравчук, Молчанов, Шеварднадзе. Пленум наметил новые

подходы к урегулированию положения в Бенгалии и Ассаме и принял решение о

деятельной поддержке братских коммунистических партий этих стран. А в Киеве на

пленуме ЦК КПУ украинские коммунисты избрали Первым секретарем Олега Васильевича

Кошевого. Ниже были помещены фотография и биография избранника: родился в 1926

году, с 1942 — на комсомольской работе, с 1950 — первый секретарь Краснодонского

райкома комсомола, с 1953 — первый секретарь Сталинского обкома комсомола, с

1956 — на партийной работе, депутат Верховного Совета Украинской ССР, депутат