Записки прохожего - Валерий Кожушнян

 Копался потихоньку в своём архивном секторе, и довольно быстро увлёкся поисками и открытиями, как выражался шеф, «неизвестных исторических и культурологических страниц родного края». Известных оказалось не так уж и мало. С недавних пор нагрузка лично на Анатолия Сергеевича удвоилась, уволился один из сотрудников. Вот так собрался за неделю и уехал к большой неожиданности коллег архива. Принимать нового сотрудника ведомство не торопилось.

 Через час Анатолий Сергеевич брёл на службу в осенней кургузой куртке и в молодежной бейсболке, оставленной ему сыном, узнавая и не узнавая привычные городские пейзажи. Деревья стояли в белых папахах и выглядели величественно и горделиво, напоминая подгулявших мукомолов, вкривь и вкось распластались вдоль тротуара оснеженные кусты. Воздух был свеж и прозрачен, пронизанный тонким ароматом созревших арбузов. Странно и непривычно выглядела округа, но Анатолий Сергеевич чуть запаздывал, не имея времени любоваться зимними картинами. Однако с удовольствием вдыхал остуженные острые запахи утреннего города. Голова не болела, и весь организм наполнялся бодростью. Состояние как раз, кстати, сегодня надо было разобрать скопившийся ворох архивных бумаг, сделать запросы в городские и республиканские организации по поводу предоставлению архиву всевозможных справок и документов.

 После развала Союза отдельные его части, большие и малые, спешно налаживали и приводили в порядок свою историю и государственные институты. Кроме своих дел – поиска документальных свидетельств по истории края, Анатолию Сергеевичу необходимо было и чужие дела подтягивать. В связи с уходом молчаливого коллеги Анатолию Сергеевичу достались для обработки и литературные архивы. Свои литераторы, которые и здесь имелись в небольшом количестве, ещё не доросли до высокого звания классиков, если не считать нескольких приезжих авторов, имевших уже имя, надолго осевших в приднестровском крае. Однако серьезных, признанных современных писателей, ни в городе, ни в округе пока не обнаружились. Мимолётно заезжающие корифеи пера союзного значения, конечно, оставляли литературный след, но бледный и неясный для знатоков, что уж говорить о массовом читателе. Однако порядок есть порядок. Необходимо классифицировать имеющиеся исторические и литературные произведения в виде научных исследований, статей, коллективных художественных сборников и брошюр, публикаций в местных газетах, и даже, при удачных поисках, некоторые неопубликованные рукописи, дать оценку их значимости для края. Все эти вещественные доказательства культурного слоя требовалось разыскать, заактировать, то есть присвоить номер фонда, описи и дела, прошить и, таким образом, включить в состав республиканского архива, ибо собственного, отдельно выделенного, литературного фонда ещё не было создано.

К своему нынешнему аморфному состоянию Анатолий Сергеевич привык, как привыкают к хроническому недугу. Действовал он по принципу: поспешай медленно. Одиночество совершает над человеком удивительные вещи – тихо и незаметно немеют душа и чувства. Замкнутая жизнь прессует личность неспешно, зато надёжно и также основательно, как застывающий бетон. Менять свою нынешнюю жизнь Анатолий Сергеевич не имел ни сил, ни желания, а главное – смысла.

Вот уже битый час он безуспешно рылся в чужом письменном столе, отыскивая тощенькую папку с перечнем имён и публикаций местных малоизвестных авторов. Видел же её собственными глазами, а вот куда подевалась, он, по выражению своих дальних российских родственников, ладу не мог дать. Неужели этот угрюмый коллега прихватил её с собой? Литератор непризнанный, мать его за ногу… Он неизвестно отчего разозлился не на шутку. Заодно и на некоторых местных пиитов. Раздражало, что в своей поэтической и языковой раскованности, стихотворцы местного разлива доходили до полного абсурда. Вспомнилось из учебников: в двадцатых годах нынешнего столетия в молодой стране Советов также бурлили всевозможные течения в поисках новизны, за гранью смысла – яростное отрицание культуры старого мира, беспощадное перемалывание устоявшихся норм языка и литературных форм. Всё в жизни повторяется, но уже в виде фарса. Вдобавок Анатолий Сергеевич испытывал глухое недовольство и по поводу запущенных дел, оставленных ему в наследство Григорием Ивановичем. Слышал Анатолий Сергеевич, что тот подался в Москву якобы за литературной славой. Ну и флаг ему в руки.

«Должна ведь быть эта папка, видел её собственными глазами, – мытарил себя Анатолий Сергеевич. – Ну и пылищу развел товарищ…» Анатолий Сергеевич чихнул, чертыхнулся, обтёрся носовым платком и собрался пойти на перекур, чтобы чуть остыть и унять раздражение, но в последний момент решил ещё раз проверить выдвижной нижний ящик письменного стола. В сердцах дернул за скобу, но ящик не поддался. Вероятно, плотно был забит бумагами. «Какой чушью я занимаюсь, – устало подумал Анатолий Сергеевич. Он вдруг почувствовал себя разбитым. – Кому нужна эта макулатура? Труха бумажная…» Он разогнулся и пнул в сердцах по ящику. От удара ящик провис и на пол вывалились запылённые папки. Несколько секунд Анатолий Сергеевич смотрел на сотворенное им же самим безобразие и со вздохом нагнулся за папками.

– Анатолий Сергеевич, с кем вы там воюете? Мышь, что ли, гоняете? – поинтересовался из своего начальственного угла весёлым тоном завотделом Владимир Петрович.

– С литературой, чёрт бы её забрал совсем, – глухо из-под стола отозвался Анатолий Сергеевич.

– С литературой?! Грешно вам, батенька, измываться над трудами соотечественников, – поддал весёлости завотделом.

 Ух, как терпеть не мог Анатолий Сергеевич эти его, скопированные с вождя мирового пролетариата словечки, которыми любил к месту и не к месту пересыпать свою речь Владимир Петрович, а тем более насмешливый, на грани язвительности тон. Особенно его утреннее, почти обрядовое, приветствие коллегам, произносимое шефом нарочито на ужасном английском: «Ху изепсен ту дэй!» Интонации, с которыми произносил шеф эту фразу, наводили на мысль об уличном ругательстве.

– Да ничего с нею не сделается. Эти рукописи не горят, не тонут и не гниют, – вяло откликнулся Анатолий Сергеевич, не имея ни малейшего желания вступать в дискуссию со своим начальником.

– Я вам советую присоединиться к нашим дамам. Они там без вас явно скучают. Курите на здоровье, пока не уляжется пыль в нашем отделе, – гаерно заключил Владимир Петрович.

«Вечно со своими прибамбасами, – вспомнил Анатолий Сергеевич студенческое словечко, которое они нередко употребляли в отношении московских пижонов. – Позёр плешивый. Решил – умнее всех в отделе. Кандидат кухонных наук». Он не то, чтобы не любил своего шефа, просто мало уважал. Историю КПСС, а тем более научный коммунизм, Анатолий Сергеевич вообще не считал за науку. Правда, в вузе он изучал эти труды. Куда денешься? Время было такое. А завотделом когда-то защитил диссертацию на кандидата по этому направлению. Тем временем грянули перемены, и кандидат наук такого профиля перестал быть востребованным. Только лишь благодаря ловким сокурсникам обрёл Владимир Петрович место завотделом республиканского архива.

 Анатолий Сергеевич старался в отношениях со своим начальником держаться независимо и, насколько позволяло положение рядового сотрудника, снисходительно. Но это не всегда удавалось. Уж слишком чувствовал себя шеф уверенно и непогрешимо – начальник! Анатолий Сергеевич разогнулся, прихватил наугад несколько тощих папок. Посмотрел на своего руководителя, как ему показалось, внимательно и строго, и послушно направился к выходу.

– Ценю ваше трудовое рвение, но зачем уж так-то, – кивнул завотделом на папки в руках Анатолия Сергеевича.

– Взгляну между делом, – поспешил выйти Анатолий Сергеевич.

– Ну-ну, – весело блеснул модными очками Владимир Петрович. Последнее слово всегда оставалось за ним.

 В коридоре Анатолия Сергеевича встретил взрыв хохота. Он даже на секунду приостановился. Девушки стояли кружком, скрывая в центре миловидную, небольшого роста, рассказчицу. Она жестикулировала и что-то весело тараторила. «Опять Женя свежий анекдот рассказывает подругам, – догадался Анатолий Сергеевич. – И откуда она их только выуживает?». Ему нравилась эта хрупкая, изящная девушка с пышной гривой мелко завитых медно-рыжих волос. Возможно, крашеных. От неё исходили флюиды доброжелательности и легкой весёлости. Она нередко помогала ему разбираться в тонкостях архивного дела. В совместной работе сблизились, иногда беседуя на отвлеченные темы. Непосредственность, острый ум, юмор очень импонировали Анатолию Сергеевичу. С ней он себя чувствовал расковано и легко.