Эффект Достоевского. Детство и игровая зависимость - Лорн Тепперман

окажутся длиннее, чем можно было бы ожидать, поскольку современная социология большей частью отказывается от фрейдистского анализа. Тем не менее у нас были три важные причины воздать Фрейду должное. Во-первых, Фрейд уделял большое внимание важности детской травмы при развитии поведенческих проблем – таких как игровая зависимость – во взрослом возрасте, и мы придерживаемся той же позиции. Во-вторых, Фрейд стал первым ученым, разработавшим теорию о происхождении игровой зависимости, и эта теория продолжала влиять на умы психотерапевтов на протяжении всего XX века. В-третьих, Достоевский был известным игроманом. Проблема игромании у него приобрела такой масштаб, что отец психоанализа сделал попытку объяснить ее в одном из своих аналитических эссе – «Достоевский и отцеубийство». Даже сегодня невозможно обсуждать игровое поведение Достоевского, не ссылаясь на классическое эссе Фрейда. Мы не во всем согласны с его выкладками, однако нельзя сделать вид, словно их не существует. Этому эссе все еще принадлежит особое место в истории лечения зависимостей и развития научной мысли в XX веке.

Предупреждение второе: наша книга рассчитана не только на ученых-социологов, но и на широкую публику. Поэтому мы отказались от традиционного академического подхода, требующего немедленно указать полный список справочной литературы по альтернативным теориям. Такой подход, ставящий литературу во главу угла, пользуется уважением (и вполне заслуженным) в профессиональных журналах, однако зачастую отпугивает неподготовленного читателя. Поэтому, чтобы удержать его внимание, мы решили выбрать форму изложения, которая постепенно становится сложнее и сложнее, пока, наконец, у нас не останется другого выбора, кроме как представить обзор теоретической литературы, – и это чудесным образом все упрощает. Вот почему отсылки к научным работам разбросаны по всей книге.

Итак, давайте начнем с начала. Федор Михайлович Достоевский был одним из наиболее выдающихся писателей XIX века. Кроме того, он по-прежнему считается одним из лучших авторов мировой литературы, писавших об игровой зависимости, и самым известным игроманом среди писателей. Мы стремимся доказать, что биография Достоевского может пролить свет на проблему его игровой зависимости и вместе с тем прояснить некоторые важные вопросы, связанные с поведением современных игроманов.

Во многих отношениях наше исследование подтверждает ценность «модели различных путей», разработанной Алексом Блащински и Лией Науэр в рамках изучения игромании [Blaszc-zynski, Nower 2002]. В соответствии с этой моделью мы обнаружили, что некоторые люди – «игроки с заданным поведением» – приобретают игровую зависимость в ходе социальной адаптации. Подобная схема в особенности ярко проявляется у тех, кто получает игроманию «по наследству» от родителей. Кроме того, мы выяснили (опять же, в соответствии с моделью Блащински и Науэр), что игроманы другой категории – «эмоционально уязвимые игроки» – часто страдают тревожными расстройствами, депрессией, последствиями семейных травм и наркотическими зависимостями. Для игроков такого типа, как и для Достоевского, игры становятся убежищем от постоянного стресса, поскольку им не хватает самоконтроля и эффективных копинг-стратегий.

Едва ли можно утверждать, что Достоевский подпадает под третью, самую непростую категорию патологических игроков, по Блащински и Науэр, – это диссоциативные импульсивные игроки, которым свойственна не только уязвимость и склонность играть, когда есть такая возможность, но и нехватка волевого контроля на фоне заметных диссоциативных тенденций. В биографии Достоевского прослеживаются некоторые черты этого типа – при желании читатель может сам сопоставить факты. Однако вряд ли человек, имеющий значительные проблемы в сфере волевого контроля, смог бы провести всю жизнь за письменным столом, вглядываясь в себя и создавая огромные романы, посвященные тончайшим нюансам человеческой психики. Кроме того, игровая зависимость Достоевского продлилась всего десять лет: это заставляет предположить, что в его случае можно говорить о несколько менее выраженной психологической патологии.

Однако, в отличие от Блащински и Науэр, а также других психологов, изучавших проблемное игровое поведение, мы сконцентрировались на долгосрочном исследовании и уделили особое внимание социальному контексту. Под этим подразумеваются социальные, культурные и исторические условия, в которых живет человек с развивающейся игровой зависимостью. Для создания правдоподобной теории, объясняющей возникновение игромании, необходимо проанализировать роль игр в том или ином обществе. В то же время нельзя игнорировать методы, к которым игрок прибегал в прошлом, чтобы справиться со стрессом. Игромания – это не та проблема, которую можно объяснить с помощью лабораторных экспериментов, вырванных из контекста, или коротких наблюдений без связи с историческими факторами. В каждый конкретный момент человек выбирает определенный метод борьбы со стрессом, и этот метод – как мы не раз увидим на примере Достоевского – отражает его текущие потребности и прежние неудачные попытки выйти из подобных ситуаций.

Как уже сказано выше, в своей книге мы стараемся ответить на два главных вопроса. Во-первых, как биография Достоевского, русского писателя XIX века, может помочь в изучении патологического (или компульсивного) игрового поведения жителей современной Канады? Во-вторых, что мы можем узнать о жизни Достоевского, изучая проблемы современных канадских игроманов?

Игромания Достоевского пользовалась большим вниманием у ранних исследователей обсессивного и невротического поведения. Отчасти причиной этому стало упомянутое выше эссе Фрейда. Мы придерживаемся диаметрально противоположного подхода к изучению игровой зависимости – а именно предлагаем социальную интерпретацию, которая нам кажется более убедительной. Отсюда вытекает еще одна задача нашей книги: бросить вызов фрейдистскому, психоаналитическому подходу к проблеме игромании.

При этом имеется один важный пункт, где наша точка зрения сходится с фрейдистской: речь идет о роли детской травмы в формировании игровой зависимости. Как и Фрейд, мы полагаем, что корни проблемного игрового поведения уходят глубоко в прошлое. Однако, в отличие от Фрейда, мы не подразумеваем обязательного сексуального компонента. Вместе с тем мы оспариваем точку зрения, доминирующую в современной психологии, согласно которой игровая зависимость большей частью является результатом когнитивного нарушения – либо нарушения восприятия – и потому должна лечиться средствами когнитивной терапии.

С точки зрения некоторых исследователей, мало кому удалось настолько подробно обрисовать и задокументировать собственные травмы, как Достоевскому. Критик Александр Берри отмечает в статье, посвященной роману «Идиот»:

В жизни и творчестве Достоевского травма повсюду, и потому он исследовал этот феномен внимательнее, чем какой бы то ни было другой писатель. Его творческая манера формировалась под влиянием тяжелейших факторов: ссылка в Сибирь, изнурительные приступы эпилепсии, десятилетняя игровая зависимость и смерть двоих детей. Литературный труд обернулся терапией, помогая ему примириться с этими испытаниями, и в то же время открыл ему глаза на сущность травматических процессов [Burry 2010:255].

Кто-то может сказать, что слово «травма» слишком сильное, чтобы использовать его для описания жизни Достоевского – особенно в детстве. Но даже самый сдержанный человек согласится, что его жизнь была нелегкой. Известный специалист по творчеству Достоевского Кеннет Ланц (2012, личная беседа) отмечает,