Пусть правит любовь. Автобиография - Ленни Кравиц

и дедушка по материнской линии – Альберт и Бесси Рокер. Они осыпали меня, своего единственного внука, любовью. Дедушка, который родился на маленьком отдаленном острове Инагуа на Багамах, был вынужден стать хозяином в своем доме в возрасте девяти лет, когда умер его отец и оставил четверых детей на попечение своей больной жены. У дедушки до подросткового возраста не было ни электричества, ни холодильника. В конце концов он перебрался в Майами, где уроженка Джорджии, южная красавица Бесси, работала в кафе-мороженом. Они влюбились друг в друга, поженились и переехали на север, в Нью-Йорк, в поисках лучшей жизни. Никогда еще мир не видел более трудолюбивого работника, чем Альберт Рокер. Дедушка одновременно был маляром, швейцаром, разнорабочим и чернорабочим на фабрике, где впоследствии стал начальником цеха. Он всегда тратил меньше, чем зарабатывал, и разумно распоряжался деньгами, думая о благополучии своей семьи и образовании дочери.

Дедушка часто рассказывал о видении, которое посетило его в детстве: когда он вырастет, то никогда ни в чем не откажет своей жене или ребенку. Дедушка решил, что всегда будет исполнять любую их просьбу. Так и произошло.

Альберт любил учиться. Стопроцентный самоучка, он знал Библию, цитировал Шекспира, Сократа и Малькольма Икса. Альберт мог проглотить целую книгу за одну ночь. Он стремился совершенствовать свой ум. Еще он сделал все возможное, чтобы познакомить свою дочь с выдающимися образцами мировой культуры.

Когда маме было тринадцать, дедушка повел ее в театр слушать оперу «Порги и Бесс», где их заставили сесть в части зала, которая предназначалась «только для цветных». Несмотря на иронию судьбы – чернокожие артисты выступали с мюзиклом перед аудиторией, в которой к чернокожим относились как к людям второго сорта, – постановка вызвала у мамы интерес к театру. Благоразумное обращение отца с деньгами позволило ей поступить в Говардский университет.

По утрам в воскресенье дедушка надевал на меня костюм и галстук, и на его «Кадиллаке» мы отправлялись в Линкольн-центр. Там в Эйвери Фишер Холле Доктор Эрвин Сил проводил службы во внеконфессиональной Церкви Истины. В своих проповедях Доктор Сил восхвалял великих учителей и пророков Будду, Иисуса и Моисея. Дедушка прочитал все книги Доктора Сила, названия которых («Десять слов, которые изменят вашу жизнь» и «Успех – это вы») отражали свод его правил самосовершенствования как духовной эволюции. Хотя мои будущие жизненные ориентиры не совсем совпадали с его мировоззрением, эти проповеди познакомили меня с концепцией подобного мировосприятия и побудили к началу формирования своей собственной связи с неизвестным.

Какими бы ни были способности и увлечения моего отца, среди них не было преданного отношения к Богу. Дедушка был моим путеводным светом в этом мире, и даже больше. Еще он стал приемным отцом для десятков соседских мальчиков. Дедушка водил детей в боулинг, возил за город играть в гольф, покупал им билеты в музеи и на бродвейские спектакли. Он оформил для каждого из них абонементы в библиотеку и показал, как подать заявление в училище и колледж. Дедушка видел возможности для самосовершенствования на каждом шагу. Но самое замечательное в нем было то, что он видел эти возможности не только для себя, но и для всех остальных людей – особенно для детей, которым не хватало ресурсов. Дедушка стал этим ресурсом для целого района.

Он был очень дисциплинированным человеком, но его стиль поведения сильно отличался от папиного. Если я его не слушался, дедушка усаживал меня и, как психолог, объяснял, что мое плохое поведение больше вредит мне самому, чем кому-либо другому. Он бубнил одно и то же, снова и снова. Ему хотелось, чтобы я понял, почему совершил такой поступок, определил проблему и решил ее. Весь этот процесс доставлял мне столько мучений! Бывало, я думал, что лучше бы он меня бил. Но, слава богу, дедушке хватало проницательности и терпения. Его подход к воспитанию был просто бесценен.

У него был багамский акцент, как у Сидни Пуатье. Бабушка разговаривала с легким джорджийским акцентом и посещала методистскую церковь. Если дедушка был воплощением интеллекта, бабушка же была душой. Она была любовью всей моей жизни. Полнотелая женщина, которая обожала южную жареную стряпню, Бесси обладала дарованной ей богом способностью видеть людей насквозь. Когда дедушка пускался в философские рассуждения, она смотрела на него так, будто хотела сказать: «Альберт, пожалуйста!»

Тогда Бед-Стай был деревней, общиной, состоящей из переселенцев, которые, как и бабушка, были родом «с юга» или, как дедушка, из стран Карибского бассейна. Этот район казался безопасным. Вспоминая Бед-Стай, я думаю о Матушке-сестрице, героине Руби Ди из фильма Спайка Ли «Делай как надо!», которая наблюдает за окрестностями из своего окна. У нас повсюду были свои матушки-сестрицы. Если бабушка была на работе, а одна из матушек-сестриц ловила меня за какой-нибудь шалостью, то меня отчитывали прямо на месте. Потом она обо всем рассказывала бабушке, а это означало, что мне еще раз надерут задницу.

Бабушка настолько сильно заботилась обо мне и любила, что, даже если мне попадало за дело, она всегда меня защищала. Бабушка всеми силами отрицала, что это сделал я, а потом, уже наедине, устраивала мне взбучку. Целью наказания было проучить меня, а не пристыдить при чужих людях. Поэтому она никому не позволяла меня позорить. И все же она не умела долго злиться. К вечеру я уже лежал, свернувшись калачиком в ее постели, и мы вдвоем смотрели ситкомы «Я люблю Люси», «Новобрачные» или ее любимое «Шоу Лоуренса Велка».

Не только жизнь с бабушкой и дедушкой в Бед-Стае была отдельной вселенной, но и я был совершенно другим человеком с совершенно другим именем. Это произошло потому, что многие наши соседи приехали с юга. (Все постоянно говорили «Down South». Я долго думал, что это название города, пока не убедился в обратном.) Большинство переселенцев сохранили свой протяжный говор. Когда я встретил Поппи Бранча, соседского парнишку, который недавно переехал вместе со всей своей семьей «с юга», его сестра Рене спросила меня:

– Как тебя зовут?

– Ленни.

– Эдди?

– Я же сказал, Ленни.

– О, дааа. Эдди.

Я сдался. Вот так для жителей Бруклина я стал Эдди. На Манхэттене я был Ленни (раньше я писал свое имя с «-ie» на конце), а в Бруклине – Эдди. Моя близнецовская задница была довольна.

Улицы будоражили мое воображение. Это было то время – конец 1960-х и начало 1970-х, – когда Бед-Стай еще не успел превратиться в зону военных действий. Были и преступления, и проявления жестокости, но к старшим по-прежнему относились с уважением. Что бы ни происходило, когда мой дедушка шел по улице, его всегда приветствовали: «Здравствуйте, господин Рокер!» Если бабушка возвращалась домой из супермаркета с охапкой продуктов, мальчики обязательно помогали ей донести их до двери.

Мне нравились те