Следы ведут в Караташ - Эдуард Павлович Зорин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А, да-да, — сказал Ларионов и, не глядя, приказал отнести шар к себе в комнату.
Он вспомнил про него в тот же день, вечером, когда тело Беляева увезли в Узунабад, и жизнь на погранзаставе снова вошла в свою колею.
Капитан не был археологом и вообще плохо разбирался в таких вещах. Но он подумал, что шар, видимо, кому-то может быть нужен — ведь неспроста же тащил его с собой умирающий Беляев.
Вспомнив о летчике, он снова загрустил и, вытряхнув из пачки последнюю папироску, закурил. Однако мысли то и дело возвращались к странной находке. Он думал об одной и той же навязчивой детали — шар словно излучал невидимые токи.
Ларионов выбросил окурок в форточку и подошел к столу. Теперь, прикасаясь к шару, он волновался. А так ничего особенного, довольно грубая работа: поверхность темная, почти черная, шероховатая, вся в полопавшихся пузырьках, в острых зазубринах.
Но что-то напоминали ему и эти пузырьки, и эти зазубрины. Что?.. И он вспомнил. Все точно, все именно так... Черт возьми, неужели галлюцинация?!.
Ларионов снял трубку телефона и срочно попросил город.
Первое знакомство с профессором Юговым
За синими окнами падал снег. Он падал большими мягкими хлопьями и тут же таял на красных крышах соседних домов, на тротуарах, на приткнувшихся у продутых сквозняками подъездов мокрых автомашинах.
Югов задумчиво побалтывал серебряной ложечкой в стакане с уже остывшим крепким чаем. В комнате было тепло, но на плечи профессора была наброшена желтая вельветовая куртка. Его знобило и слегка поламывало. Он отпивал чай маленькими глотками и смотрел в рукопись, лежавшую на круглом полированном столе. Иногда Югов брал из высокой вазы толстый синий карандаш и делал жирные пометки на полях. Изредка он помечал красным карандашом. Красные и синие кружки, квадратики и стрелки украшали почти всю рукопись.
В комнате между двумя просторными венецианскими окнами тихо постукивали узкие прямоугольные часы с длинным никелированным маятником. Зеленоватый свет абажура лежал на тисненых корешках книг в высоком черном шкафу. Красным огнем светился рубиновый глаз темно-коричневого полированного Будды на средней полке заваленного рукописями стеллажа; матовый голубоватый зайчик выделялся на радужно переливающемся перламутровом теле китайского дракона.
Много замысловатых, странных и красивых вещей было собрано в московской квартире профессора Югова. Это были сувениры, привезенные в память о далеких увлекательных путешествиях.
Сам профессор был среднего роста, широк в кости; шея крепкая, мускулистая, глаза живые и умные. Рядом с книжным шкафом лежали пятикилограммовые гантели, а над кроватью профессора висел эспандер — по этим предметам не так уж трудно было разгадать секрет его неисчерпаемой бодрости. А многочисленные экспедиции, а охота, которой Югов отдавал весь свой досуг!..
Когда-то, в молодости, профессор выступал на ковре в полутяжелом весе, отлично владел труднейшими приемами классической борьбы — об этом в свое время даже писали спортивные газеты. И если бы не сердце, то, наверное, он и в свои пятьдесят с лишним лет не забросил бы любимого спорта.
Часы в простенке пробили четыре. Профессор отодвинул рукопись и, сняв очки с натруженных глаз, откинулся на спинку кресла. По всему было видно, что мысли его сейчас очень далеко отсюда — и от рукописи, и от этой уютной комнаты, и от Москвы. Его волновала удивительная находка, полученная вчера от пограничников из Средней Азии. Может быть, это игра природы, источившей бронзовую поверхность шара, а может, в узорах есть свой, глубокий смысл, тот смысл, который придавал находке и сам Югов?..
Он встал, прошелся по комнате, заложив руки за спину, остановился перед книжным шкафом. Рубиновые глаза Будды следили за каждым его движением.
— Вот так-то, старина, — задумчиво произнес профессор и ткнул Будду в стянутую золотым обручем продолговатую голову. Голова дрогнула и стала медленно и важно раскачиваться.
Профессор вышел в переднюю, надел пальто и меховую шапку.
По Страстному бульвару проходила вереница автомашин; он поднял руку и остановил такси. А минут через двадцать уже поднимался по широкой мраморной лестнице института. В гардеробной улыбчивый седоусый Денис Иванович помог ему раздеться, и Югов, потирая остывшие красные руки, стремительно зашагал по длинному коридору.
Массивная деревянная дверь вела в архив и лабораторию. Профессор нетерпеливо нажал белую пуговку кнопки — створки с мягким шорохом разошлись в стороны. Югов переступил высокий порог и, миновав маленький тамбур, остановился перед второй, серебристой дверью. Едва только он приблизился к ней, как в глубине стены раздался резкий щелчок, а наверху вспыхнул большой телевизионный экран. Розовый зрачок приемника передал его изображение на внутреннюю установку.
— Профессор Югов, — сказал чужой металлический голос.
Дверь провалилась, и профессор вошел в просторное помещение без окон. С потолка и со стен струился мягкий дневной свет. У высоких приборов, похожих на сверлильные станки, стояли люди в белых халатах — здесь реставрировали сильно поврежденные рукописи. На панелях вспыхивали разноцветные огоньки — бесшумно работали счетно-электронные машины.
После генеральной реконструкции института профессор долго не мог привыкнуть к новой обстановке. Его раздражала и эта дверь, и этот телевизионный экран, и металлический голос робота, и эти машины — не институт, а фабрика!..
Теперь документы хранились в подвальном помещении — сейф доставлялся по специальной установке прямо в лабораторию. Вот почему, прежде чем получить все необходимое для работы, он должен был изучить целый комплекс всевозможных операций. Наконец, номер набран, кнопка нажата, в стене засветилось окошечко, из него вынырнула белая пластмассовая коробка.
Заметно волнуясь, профессор вскрыл коробку и поставил ее перед собой на прозрачную подставку. Он взял зажим, подцепил шар и укрепил его в наклонном держателе. Телевизионная камера автоматически включилась, и над подставкой возникло увеличенное в пятьдесят раз цветное изображение шара. Эта сторона его была тусклой, покрытой толстым слоем зеленоватой окиси, окаменевших остатков почвы. Края слегка оплавились, их источило время — они были зубчатыми и легко крошились. «1-2 век нашей эры», — определил профессор. Характерное для бугского периода клеймо — вещь сама по себе довольно редкая. Таких шаров было одиннадцать — так гласила древняя рукопись. По преданию, одиннадцать каменных богов украшали дворец крепости Буг — в руке каждого был зажат бронзовый шар. Восемь из них уже хранились в институте; девятый вынес летчик Беляев. Беляев умер, ничего не сказав о своей находке — может быть, ему удалось обнаружить загадочно исчезнувшую древнюю крепость?..
Но откуда было знать простому летчику романтическую историю бугских изваяний? Нет, совсем не
