Иван Федорович (сборник) - Владимир Дэс

Эта маленькая звездочка посереди темно-синего неба напоминала о ее самце, о том времени, когда они вдвоем, прижавшись боками друг к другу, смотрели в это красивое и чистое пространство над ними.

От этих воспоминаний она вздрогнула всем телом и завыла протяжно и жалобно на мерцающий огонек далеко в небе.

В ответ в ее животе опять зашевелились беспокойные комочки.

Она чувствовала: то необычное, что происходит у нее в животе, прямо связано с ее самцом и с их играми в морозные, вьюжные дни два месяца назад.

Как она была счастлива в те дни!

Он, большой и сильный, с жесткими грубыми волосами и симпатичной темной тенью по хребту, почему-то выбрал ее, совсем еще молодую волчицу, глупую и вертлявую. Но он ее приструнил и многому научил. Быстрый и отважный на охоте, с нею он всегда был ласковым и осторожным.

Он был…

Осознав это, она засуетилась и, сделав еще несколько небольших, медленных кругов, остановилась и, задрав морду, завыла, теперь очень тихо и тоскливо:

– У-у… у-у… у-у…

От напряжения она закашлялась и замолчала. Но все же прислушалась, замерев в напряжении. Даже в животе прекратилась беспокойная кутерьма.

Может, отзовется?

Но кроме вечерних разговоров пробуждающихся деревьев ничего не было слышно.

Она еще раз потерянно обошла свою дневную лежку.

На подтаявшем снегу была кровь. Ее кровь. Она понюхала ее.

Потопталась зачем-то на месте и прилегла.

Но тут же резко вскочила.

Ей почудился Его запах.

И она как сумасшедшая бросилась на этот запах, ломая ветки низких кустов.

Запах становился все сильнее.

Вот-вот, за тем деревом…

Но Его там не было, была только Его старая метка. Волчица обнюхала ее и, помыкавшись из стороны в сторону, улеглась рядом.

Силы уходили.

Быстро темнело.

Она помнила, как пять дней назад они вместе вышли на охоту. Шли как раз мимо этого места. И Он остановился, пометил его. Потом они миновали лесничество.

Лесник как раз вернулся после обхода своих владений. Он снимал лыжи у крыльца своего жилища.

Они полежали рядом, посмотрели на этого человека.

Был он какой-то странный. Не такой, как все прочие люди. Те почему-то все время пытались их убить. И не только их. Люди, похоже, вообще не любят природу. Хотя Волки без крайней нужды никогда ничего плохого людям не делали. Так же, как и люди, они всего лишь добывают себе еду в этом мире.

Волкам ведь тоже надо есть, раз уж они существуют.

А этот человек был другим.

И тогда он наверняка заметил их. Или почувствовал взгляды волчьей пары. Он долго и пристально смотрел в их сторону, прежде чем вошел в свой дом.

Она испугалась этого взгляда и инстинктивно вся напряглась, но ее друг остался спокоен.

Потом он объяснил ей, что доверяет этому человеку.

Когда дверь за лесником закрылась, они встали и потрусили дальше, искать еду.

А еды им надо было много. Он в последнее время заставлял ее есть впрок, то и дело намекая, что скоро их будет больше, чем двое.

Она и сама знала, что по весне у волков появляются маленькие волчата. И она тоже когда-то так же появилась. Но то, что она будет как-то причастна к этому, вначале забавляло ее, а со временем начало и озадачивать.

А когда живот округлился, она поняла, что эта весна будет для нее не совсем обычной. И есть ей хотелось куда сильнее, чем всегда.

Вот и в тот вечер ее Волк вел ее к деревне, чтобы накормить досыта.

Охотиться на лосей им стало тяжело из-за ее беременности. Один он не мог, даже если догонял лося, загрызть его, а она уставала от долгого бега и была плохой помощницей, У нее сильно потели лапы и нос.

Поэтому на сей раз они пошли в деревню.

Они уже две ночи наблюдали за овчарней и поняли, что через крышу легко попасть внутрь. А Он ловко умел душить овец и мог дотащить в зубах до логова не только ягненка, но даже взрослого кабана.

Они спрятались с подветренной стороны и стали ждать.

Вскоре деревня стала успокаиваться.

Захлопали двери. Кто-то еще пошатался по улице, горланя песни, и наконец все вокруг стихло.

Они осторожно подкрались к овчарне.

Запрыгнули на крышу. На одном углу шифер был с трещинами. Они вдвоем начали его ломать зубами и лапами. Овцы внизу заметались – почуяли волков. Наконец лаз был готов.

Он прыгнул вниз.

И тут грохнул гром и пыхнуло тем самым противным запахом, который почти всегда означал верную смерть.

В следующую секунду что-то больно ударило в шею, и ее опрокинуло, и она кубарем скатилась с крыши.

Тут же бешено залаяли собаки.

Она от страха забыла обо всем и что было мочи рванула в лес.

Только там было спасение. По крайней мере могло быть.

Собаки пошли следом.

Надо было поскорее добежать до леса. По лаю она поняла, что собаки дворовые, а не охотничьи, значит, на опушке отстанут. Они трусливы, и, если бы не переполох, начавшийся в деревне, и не кровоточащая рана на шее, она бы передушила их, как зайцев.

От собак она ушла.

И потом кружила по лесу до тех пор, пока не подсохла рана на шее. Немало набегавшись по лесным тропам, она утоптала снег и устроила себе, наконец, лежанку.

Рана все же еще кровоточила. В шее, внутри, что-то сидело и мешало.

Она не знала, что ей делать дальше.

Самца ее, сильного и умного, люди убили, это она понимала.

Злобы на них у нее не было – они ведь защищали свою еду. Просто на этот раз они оказались хитрее волков. Люди устроили засаду – и они, волки, тоже делали засады, охотясь на кабанов.

Она долго лежала около метки своего самца и даже, кажется, опять задремала.

Но это была не дрема, а слабость от потери крови.

Слабость от голода.

Слабость от тоски и горя.

А слабость для волков – смерть.

Но вот внутри, в животе, толчки стали сильнее, настойчивее.

Она опять вскочила и закружилась на месте, не зная, что ей делать. Хотелось просто лечь и закрыть глаза, уснуть. Но как же быть с теми, кто так настойчиво толкаются внутри?

Их она должна спасти. Спасти во чтобы то не стало. Нутром она чуяла, что скоро умрет, что на тонкой грани между жизнью и смертью ее удерживают только еще не народившиеся щенки.

И тут она как наяву увидела перед собой крыльцо и человека-лесника, которого не боялся и уважал ее Волк.

Наконец, решившись, она побежала к жилищу лесника.

Только на минуту остановилась и посмотрела на то место, где была метка того, с кем ей совсем недавно было так легко и просто в этом лесу, а потом, низко опустив морду, затрусила прочь.

Когда волчица подошла к дому лесника, собаки ее почуяли, и залаяли, и забесились.

Но они были на цепи, и она не обратила на них особого внимания.

Она подошла к крыльцу, поднялась на него и легла у двери.

Лесник открыл дверь, держа в руке ружье, но она, даже не испугавшись этого страшного предмета, проползла в дом мимо его ног и тут же ощенилась.

Щенков было пятеро.

Под взглядом изумленного лесника она из последних сил, как могла, облизала их, беспомощных и еще слепых, подняла морду и посмотрела этому человеку прямо в глаза.

В них она увидела настороженность, удивление, но не участие к ней и ее щенкам.

Она оглядела пять бурых, шевелящихся у ее брюха комочков.

Один был темнее остальных.

«Как Он», – подумалось ей. Она накрыла этого пищащего и дрожащего приплодыша лапой, поглядела последний раз в глаза человеку, отвернулась и умерла.

Поутру лесник пошел к реке – утопить еще слепых, но уже страшно голодных волчат. Но в последний момент, вспомнив прощальный взгляд волчицы, передумал и, уже утопив четверых, одного сунул за пазуху.

Того самого темно-бурого, которого мать накрыла лапой.

Дома он его вымыл, обтер и обвалял в собачей подстилке. А потом подсунул своей овчарке, ощенившейся две недели назад.

Та удивленно обнюхала волчонка. Покатала лапой, поглядела на лесника и, увидев, что Хозяин спокоен, допустила до своих сосков.

И хотя ее родные щенки уже прозрели, а волчонок был еще слепой, свое место у сосков он отвоевывал на равных.

Первые, месяцы он походил на собачьих щенков, но со временем, сменив темно-бурый мех на жесткий серо-охристый, стал отличаться от своих молочных братьев.

И хотя, не получая волчьей, родительской, полупереваренной пищи, волчонок рос слабее своих диких собратьев, он очень рано стал разнообразить свой рацион ловлей мышей и тараканов, чем очень удивлял тех, кто не знал, что он волк.

К осени он уже покрылся высоким зимним мехом, и на месте мягких молочных зубов, появились бритвенно острые, ослепительно-белые молодые резцы.

Через год лесник понял, что щенок, хоть и вскормленный собакой, все же стал настоящим волком.

И хотя человек искренне привязался к нему, обстоятельства жизни вынудили его расстаться со своим вскормышем.

Подходила к концу его служба в лесничестве.

Он был уже стар, часто болел.

Пора было перебираться к людям.

Он уволился со своей единственной в жизни работы, снял с книжки свои сбережения и купил дом в деревне неподалеку.