Муля, не нервируй… Книга 4 - А. Фонд

Это уж я потом полюбил её. Но больше я никого полюбить не смогу. Изольда навеки заняла моё сердце!

Он сказал это с таким пафосом, что я невольно перебрал все известные пьесы в уме, которые мне удалось посмотреть. Кажется, это что-то из Шекспира, если не ошибаюсь.

— Тогда что?

— На работу надо идти, — вздохнул Жасминов, — жить не на что.

— Куда пойдёшь?

— Ох, не знаю, Муля, — тяжко вздохнул незадачливый любовник, — на прежнюю работу, в театр меня не возьмут…

— Почему не возьмут?

— Да мы расстались некрасиво, — понурился Жаминов, — со скандалом расстались. Кто бы подумал, что мне возвращаться придётся.

Я не стал комментировать, хотя мне было, что сказать.

— Муля! — внезапно умоляюще посмотрел на меня Жасминов, — а помоги мне с работой, пожалуйста'!

— Да как я тебе помогу? — удивился я, — ты хочешь, чтобы я сходил в твой бывший театр и помирил тебя с руководством?

— Нет! Да ты что, Муля! — замахал руками Жасминов, — там уже ничего не будет. Но ты же с Глориозовым в хороших отношениях. Я помню, как ты Фаине Георгиевне помогал. Теперь мне помоги. Пожалуйста.

Он смотрел на меня с такой надеждой, что я не смог отказать.

Да, он был сам во всём виноват. Сам себе всё испортил. Но люди склонны совершать ошибки. И не всегда специально. Чаще — по глупости, потому что не просчитали риски и остальное.

— Хорошо, — вздохнул я, — я спрошу. Но ты же оперный певец, а в спектаклях ты не играл?

— Оперных они ещё лучше берут, — усмехнулся Жасминов, — просто не каждый оперный уйдёт в «низкий» жанр.

— А что ты будешь делать, когда Гришка с Лилей вернуться? — спросил я.

— До этого времени я что-нибудь придумаю, — легкомысленно сказал Жасминов, — Мне и самому с ними встречаться неохота. Просто сейчас мне нужно немного на ноги встать. А там дальше я устроюсь и отсюда уеду.

Я не стал озвучивать свои сомнения.

— Ещё чаю? — на правах хозяина вежливо спросил я.

— Да, если можно, пожалуйста, — заискивающе улыбнулся Жасминов.

Я, подавив тяжкий вздох, начал по новой заваривать чай (первый чайник Жасминов, считай в одиночку, выдул).

— Ты меня осуждаешь, да? — вдруг спросил Жасминов.

От неожиданности я чуть чайник не выронил.

— С чего ты взял? — осторожно спросил я.

— Да чувствую, — неопределённо покрутил руками Жасминов, — ты какой-то не такой.

— Не спал всю ночь, — ответил я, — документы нужно было срочно подготовить. Мог не успеть.

— Успел?

— Успел.

— А меня ты всё-таки осуждаешь… — вздохнул Жасминов.

Теперь уже вздохнул я:

— Понимаешь, Орфей, для того, чтобы кого-то осуждать, нужно самому быть безгрешным. Ну, положим, осужу я тебя сейчас. Но где гарантия, что потом, в будущем, со мной не произойдёт такое же? И как мне тогда быть? Поэтому лучше всего — никогда никого не осуждать.

— Даже преступников? — хмыкнул Жасминов.

— Для осуждения преступников есть суд. А мне до этого нет никакого дела. Что получилось, то получилось. Тем более, у вас это вспыхнуло, и вы просто поддались эмоциям, отключив разум. За свои ошибки вы все втроём уже и так поплатились и сейчас несёте расплату.

— Ну ладно ещё мы с Лилей. Но Гришка?

— И Гришка.

— Но почему? Он же не виноват!

— Он виноват в том, что женился на такой, как Лиля. Нет, чтобы найти себе такую же, как он сам. Какую-нибудь швею-мотористку или повариху. И жил бы припеваючи. Но нет, ему нужна была трепетная Лиля. Хотя и это ладно. Может, тоже любовь. Но раз уж ты себе такую жену взял, изволь соответствовать. Но он не желал. Вот и результат.

Жасминов вздохнул.

Воспользовавшись моментом, я сунул ему в руки ключ от Лилиной квартиры (у меня был запасной) и выпроводил спать. А сам опять взялся за тетрадку.

Только проработал я недолго. Все эти разговоры выбили меня из колеи.

Я вышел покурить.

Ещё из коридора я услышал смех и голоса. Сначала не понял, чьи. Вроде как Белла должна быть сейчас на работе, в ресторане. А Муза эти дни ночует в коммуналке у своего зоопарковского жениха. Дуся ещё не вернулась.

Странно.

Я вошёл на кухню и удивлённо застыл: за столом сидел Жасминов и, красуясь, травил анекдоты. Рядом с ним, заглядывая ему в глаза, сидела девушка-колокольчик и радостно хрустально смеялась над его плоскими несмешными шуточками.

Глава 2

Я прищурился и насмешливо взглянул на Жасминова:

— Готовишься к новой жизни, я смотрю, да?

Того моментально сдуло. И мы остались с новой соседкой одни. Повисла пауза, пока я прикуривал от конфорки.

— Курить — вредно, — вдруг строго сказала она. При этом её милое личико нахмурилось, а носик, и так донельзя курносый, комично вздёрнулся.

— Вредно, — согласился я и добавил, выпуская дым в форточку, — как видите, я исключительно подвержен этой пагубной привычке. Поэтому меня нужно спасать и перевоспитывать. Но, увы, некому.

Я печально вздохнул и с надеждой посмотрел на соседку-колокольчика.

Но она даже не улыбнулась, лишь сердито сказала:

— Бросайте вы это дело. Нехорошо!

И вышла из кухни. Со стороны её комнаты послышались голоса. Опять, что ли, родители её ругаются? Это же её родители? Я так и не понял. А спросить не у кого.

События последних дней так меня закрутили, что я не успевал вообще ничего.

На кухню вошла сердитая Дуся и, подбоченясь, сказала:

— В общем так, Муля! Как себе хочешь, а из-за чего вы разругались с Адияковым, я хочу знать!

Я с интересом взглянул на неё. Нет, я и так понимал, что Дуся скоро всё узнает. По старой схеме: Адияков сейчас прибежит домой, весь в гневе, его там аккуратно обработает Надежда Петровна. А от неё уже всё, до последнего слова, будет знать и Дуся.

Я её троллил не просто так: было любопытно, сколь долго она выдержит. Поэтому я спросил, пытаясь сдержать смешок:

— Дуся, ты к маме ходила?

— Откуда ты знаешь? — захлопала глазами Дуся.

— Резко ушла, не сказала ничего, — я пожал плечами и таки усмехнулся, — сначала думал, что ты мусор понесла выбрасывать, но тебя слишком долго не