Муля, не нервируй… Книга 3 - А. Фонд

Мерзкая тётка.

Ходит тут, вынюхивает.

Надо будет Белле сказать. Она всегда этим вопросом занимается.

Я опять вернулся к чёртовым папкам. Бумажки пестрели цифрами и показателями. У меня аж голова опухла. Незаметно для себя мысли мои перенеслись на позавчерашнее мероприятие.

Я улыбнулся.

Девчата таки дожали руководство, и комсоргом переизбрали меня.

Особенно старалась Оля. Надо будет её куда-нибудь пригласить. Симпатичная деваха. Правда, язык без костей.

Также нужно будет провести комсомольское собрание. Образцово-показательное. Вот только высоких гостей отбудем, и сразу проведу. Хорошо, что их визит перенесся на две недели. А то что-то в последнее время такая суета, вообще ничего не успеваю.

Я вытащил из-под папки лежащее на столе письмо. Письмо было от Зины. После того вечера в театре она решила, что может претендовать на меня, на мою руку и сердце, и принялась с маниакальностью вылавливать меня, где только можно.

Я не хотел идти с нею в прямую конфронтацию, поэтому просто старался избегать. Но при этом я реально понимал, что рано или поздно всё это закончится и придётся выдержать капитальную разборку.

Я вытащил листочек из конверта и вздохнул.

Круглым каллиграфическим почерком там были написаны стихи. Что-то типа ах, любовь-морковь. Я не дочитал, в общем, эту графомань.

Что ж, разборке быть. И нужно не откладывать, а то она меня укачает.

Я смял бумагу и бросил конверт, вместе со стихами, в корзину для мусора.

Мысли перескочили на Фаину Георгиевну. Пока она меня слушает. После того триумфа в театре и «аукциона» у режиссёров, она воспаряла духом и поверила в себя. Пусть пока играет у Глориозова. Он будет терпеть её характер (хоть она и старается очень уж сильно его не гнобить). Потому что знает, что финансирование зависит от меня. И занавес для сцены он у меня таки выцыганил.

Я вздохнул.

А ведь мне теперь придётся взамен этих денег делать Козляткина начальником. А для этого предстоит разговор с Большаковым. Хорошо, что он тоже будет вместе с высокими гостями. Завтра же выясню у Козляткина, что там планируется точно, и буду думать, как накачать его и вывести на разговор. Надеюсь, коньяк будет и будет хорошим.

Я ещё раз вздохнул и с хрустом и подвыванием потянулся.

Проклятые папки! Ничего разобрать не могу. Придётся подкатить к Ларисе. Только нужно правильно понять, как у неё всё выяснить, чтобы она и не догадалась.

Я печально перевернул очередную страницу, от руки исписанную цифрами в колонку. Рядом была отпечатанная на машинке такая же страница.

И тут в дверь позвонили. Так как в квартире я сейчас был сам, то пришлось идти открывать.

На пороге стоял незнакомый мужик. Он посмотрел на меня недобрым взглядом и сердито сказал:

— Бубнов, где деньги?

Глава 2

У меня было два варианта: первый — спросить, какие деньги, и пусть объясняет, и второй — сказать, что денег нет и разобраться с ним сразу. Поэтому я выбрал третий вариант, сказал:

— Подожди секунду, я сигареты возьму. Пойдем, покурим. А то в квартире, сам понимаешь, коммуналка, все уши греют.

Мужик понимал.

С виду он был обычный гражданин средней руки, ничем не примечательный. Но кто его знает.

Я захватил сигареты, и мы вышли во двор, закурили. Он повторил:

— Бубнов, где деньги, я спрашиваю?

— Уточни, какие именно? — невозмутимо спросил я, выпуская дым.

— О! Дак ты не один госконтракт срезал? — уважительно протянул он и добавил, — те самые.

— А, те, — затянулся я и ответил, — записывай или запоминай. Адрес: улица Ленина, дом 61, квартира ¾. Пакет лежит на столе. Вот ключ от квартиры.

Я протянул ему ключ, он, даже не удивившись, забрал его.

Мы ещё перекинулись парой слов ни о чем, и он ушел.

Ну-ну, иди, иди. Там тебя уже ждут.

Надеюсь, больше никому не нужны эти деньги?

Дуся сказала, что Мулин отчим с молодой супругой уже вернулись, поэтому на следующий день я отправился к Модесту Фёдоровичу прямо на работу.

— Привет, сын! — обрадовался он мне. — Чего домой к нам не заходишь?

Он сильно изменился: помолодел, похорошел, и аж светился весь изнутри. Вот что любовь делает с людьми. А если к любви прилагается молодая жена — то вдвойне (и даже втройне).

— Да всё некогда, — отмахнулся я, — вон комсоргом меня выбрали, так общественная нагрузка добавилась, сам понимаешь.

— Общественная нагрузка — это зло, — вздохнул Мулин отчим и назидательно добавил, — но это хорошее зло, полезное. Так что тяни, старайся. Молодец, Муля. Я рад за тебя и горжусь.

— Как там Маша? — спросил я.

— Да нормально, правда опять начала вторую главу диссертации переписывать, — проворчал Модест Фёдорович, но беззлобно, можно даже сказать, с гордостью. — Правда, с Дусей всё никак общий язык найти не могут.

— А я-то думаю, почему Дуся ко мне решила перебираться, — усмехнулся я.

— Женщины, — философски пожал плечами Модест Фёдорович и спросил, — говорят, ты с матерью рассорился, Муля?

— Дуся, небось, говорит, да? — ехидно прищурился я.

Модест Фёдорович хмыкнул и сказал:

— Не надо ссориться, Муля. Вот зачем ты её расстраиваешь?

— А причину Дуся тебе не сказала? — нахмурился я.

— Нет, — покачал головой Мулин отчим, но, спохватившись, торопливо реабилитировал её, — я её просто даже не спрашивал.

— Мать обиделась и рассердилась на меня за то, что на свадьбу к вам ходил, — наябедничал я. — Даже в дом последний раз не пригласили войти. И в Цюрих обещали помочь к тётке уехать, а теперь всё, отмена.

— Вот оно как, — поморщился Модест Фёдорович, — Надя всегда была себялюбива. Но она не виновата, Муля. Пётр Яковлевич её больше всех любил и избаловал до невозможности. Ты должен понять.

Я развёл руками, мол, я понимаю, но поделать с этим ничего не могу.

— Помирись с ней, Муля, — вдруг требовательно сказал отчим, — она такая вот, как есть. Нужно просто принимать все её недостатки как данность.

— Так я с ней и не ссорился, — попытался донести эту базовую, простую мысль до него я, — она сама всё это раздула и обиделась. И разговаривать со мной больше не хочет. И, кроме того, что я могу сделать, если на вашу свадьбу я уже сходил?

— Ну, так придумай повод, — строго сказал Модест Фёдорович и погрозил мне пальцем, — и помирись. Да, она сама придумала, сама обиделась. Но ведь она сама и страдает. А так не должно быть, Муля. Сын не должен доставлять страдания матери, даже если это она не права. Помирись с нею.

— Но как? — вытаращился на него я.

— Ты у меня