Медуза - Альберто Васкес-Фигероа

извинилась и плюхнулась на стул, размахивая рукой, словно вся эта ситуация казалась ей нелепой.

– Вы сами себе усложняете жизнь. Мне достаточно крикнуть «Сеферино!», и мой муж появляется тут же. А если нет – гоняю его метлой.

– Времена меняются.

– Да уж, вижу… Сеферино – дохляк, воняет хлевом и в тупости может соревноваться с мулом, но если я скажу ему, что собираюсь провести лето на пляже, он мне голову проломит.

– Потому что не доверяет вам.

– Возможно. Но уж лучше бы он меня отдубасил палкой, чем позволил бы уехать. И в этом времена не меняются.

Она ушла, ворча себе под нос, а её собеседник слышал, как она громыхает, перемывая посуду, колет дрова и разжигает печь, не переставая бурчать о том, что мир становится нелепо современным.

Прошло довольно много времени. Он перестал смотреть на красный телефон с синими цветами, который всё так же лежал на столе, и в конце концов признал, что эта простая женщина, возможно, права. Ему следовало бы пересмотреть некоторые аспекты своих отношений, даже если для этого придётся провести часы, лёжа на песке, наблюдая, как Клаудия ныряет в глубины моря, которое он представлял себе полным чудовищных существ.

А может, ему и правда стоило бы научиться плавать.

Глава вторая

Им потребовалось ещё два дня, прежде чем они почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы без тревоги преодолеть тридцать пять дьявольских поворотов этой проклятой дороги. А когда он наконец решился, ехал так медленно, что потратил на полчаса больше, чем обычно.

Увидев первые дома Позовьехо, он остановил машину на обочине и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. После всей жизни, проведённой в разъездах по этому маршруту без малейших проблем, он впервые почувствовал себя плохо и испытал тошноту.

Он позволил себе заслуженный отдых, в течение которого задумался: возможно, происшествие оставило последствия, способные повлечь за собой непредсказуемые последствия. Если ушибы и ожоги затронули внутренние органы, лучше было бы узнать об этом как можно скорее.

Раньше он всегда избегал врачей, оправдываясь тем, что запах больниц его выматывает, а один лишь вид белого или зелёного халата повергает в уныние. Однако со временем взгляды его, казалось, изменились, и он начал опасаться, что его пресловутое «железное здоровье» дало серьёзную трещину. Он ощущал, что внутренние механизмы его тела остались целыми, но будто разболтались.

Спустя некоторое время у него заурчало в животе, и он вспомнил, что почти не завтракал. Он снова тронулся в путь и направился в уютное кафе, где обычно останавливался, спускаясь в город. Там всегда было чисто, обслуживание – отличным, а кофе с хрустящими чуррос – отменными.

Однако в этот раз полная добродушная официантка, которая его обслуживала, выглядела нервной и раздражённой.

Кофе был разбавленным, чуррос – липкими, но когда он поднял руку, намереваясь пожаловаться, то заметил, что и официантка, и множество посетителей беспрестанно тараторили по своим мобильным телефонам. Их жесты были почти судорожными, некоторые повышали голос, злились, ругались на собеседников и даже проклинали «чёртовы аппараты», которые подвели их в самый неподходящий момент.

– Что происходит?

Старик, читавший газету за соседним столиком, с явной иронией указал на нескольких посетителей:

– Видимо, что-то сломалось, и звонки перемешались. Вот этот пытается дозвониться до жены, а попадает в мясную лавку в Мурсии, а тому уже три раза звонили из Бильбао, где он никого не знает. С ума сходят!

– Говорят, всему виной буря…

– Какая буря?

– Субботняя.

– Я и не знал, что была буря.

– А она была.

Старик посмотрел на него с сомнением, пожал плечами и снова спрятался за газетой, как бы ставя точку в этом разговоре.

– Если вы так говорите…

Единственное, что он смог выяснить, – это то, что, как всегда, первая страница газеты была посвящена политической коррупции во всех её проявлениях, число которых, казалось, становилось бесконечным. А ещё – что некая французская команда предложила почти четыреста миллионов евро за тощего футболиста, что означало чудовищные шесть миллионов за килограмм.

Впервые он покинул это заведение раздражённым и недовольным, размышляя, как так вышло, что чем серьёзнее становился кризис, тем меньше людей заботились о том, чтобы хорошо делать свою работу. Будто все уже заранее чувствовали себя побеждёнными, понимая, что, сколько бы они ни старались, не смогут вырваться вперёд. Политики и предприниматели сплели паутину, в которой каждый был обречён оставаться на месте или даже катиться назад, да ещё и благодарить за это.

На улицах толпились люди, стоявшие на углах или у дверей и кричавшие в трубки, будто в пустоту. Его поразило, что даже городской полицейский делал то же самое, рискуя быть сбитым невнимательным водителем.

Он направился к местному отделению банка, где большинство сотрудников сбивчиво метались туда-сюда: мобильная связь не работала, и интернет тоже. Компьютеры пришлось отключить, потому что на экране внезапно могла появиться либо фотография обнажённой женщины, либо распоряжение перевести десять миллионов на неизвестный счёт.

Директор, которого он знал с детства, схватился за голову и чуть не плакал, пока проводил его в кабинет:

– Я ничего не понимаю! Если бы я зазевался, у сотни клиентов просто опустели бы счета. Чего тебе?

– Деньги.

– Сколько?

– Пять тысяч евро… Раз уж я выбрался в город!

– Забирай двадцать тысяч.

– С чего вдруг?

– Ты всегда мне доверял, так?

– Конечно!

– Тогда послушайся меня. Мне больно терять хорошего друга и клиента, но то, что сейчас происходит, выходит за рамки разумного. И, вдобавок ко всему, я получил распоряжения, которые идут вразрез с моими принципами, но ослушаться я не могу, если не хочу остаться без работы. Никогда не думал, что скажу это, но, пожалуй, самое безопасное место для твоих денег – это кирпич под кроватью.

– Ты меня пугаешь.

– Страх – штука заразная. Позавчера мне пришёл приказ об аресте твоего имущества на семьсот евро – якобы ты не снял с учёта машину, которой не пользовался уже пятнадцать лет. Я пытался связаться с тобой, но твой телефон не работал, так что я велел заплатить, чтобы не было дополнительных штрафов.

– Понятия не имею, о чём ты.

– Я так и думал. Но такие истории – с нелепыми штрафами и явно злонамеренными взысканиями – приходят каждый день. Так что возьми деньги и выкручивайся, пока эта «циклогенезис аморальности» хоть немного не утихнет.

– Это создаст мне массу проблем.

– У тебя будет куда больше проблем, если однажды утром ты обнаружишь, что твои сбережения превратились в «привилегированные акции» или другие сомнительные финансовые продукты, которые доведут тебя