Последняя жертва войны (сборник) - Йосси Верди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мама, ты же сама понимаешь, что это наш долг. Вот увидишь, вернемся с победой и приведем тебе Гитлера на коленях. – Михаил старался развеселить отчаявшуюся мать.
– Сынок, ну зачем он мне нужен? Сами бы вернулись целыми и невредимыми, – шмыгая носом, утихла мать. – Лишь бы с вами ничего не случилось.
– Не волнуйся, мам. Что с нами будет? – весело подмигнул Мишка.
– Не боись, мать! – весело хохотнул Яков.
Анна всхлипнула и отстранилась от сыновей. Вдруг, спохватившись, полезла она в свой холщовый мешок, достала оттуда два куска мыла и протянула их сыновьям. В этот момент к ним подошел Сергей, которого незамедлительно тоже одарили добрым бруском.
– Зачем это нам, теть Ань? – недоумевающе спросил Сергей.
– Бери-бери. Помоетесь там. Свое роднее, чем казенное, – стала, не торопясь, разъяснять Анна.
Затем, повернувшись к Ольге, она попросила:
– Помоги раздать и это.
Анна протянула мешок, полный даренного соседями на свадьбу хозяйственного мыла.
– Может, стоит это продать в деревне? – шепотом предложила Ольга.
– Кому продать? – Анна удивленно окинула взглядом молодую невестку. – Раздавай! Так надо!
Еще какое-то время люди прощались, обещая друг другу вернуться живыми, обязательно дождаться и любить вечно, но пронзительный свист паровоза оборвал узы объятий. Каждый пытался остановить это мгновение, к которому постоянно будет возвращать их спасительная память. Для всех собравшихся на вокзале этот миг станет хлебом в голодный день, надеждой на то, что завтра все вернется на круги своя. Последний гудок паровоза, прощальные слова, улыбка и любимый голос… А для кого-то последние в жизни…
Нестройно оборвав на середине музыку, музыканты военного оркестра положили инструменты на землю и, прощаясь с дирижером, поднялись в вагоны. Он проводил взглядом свой коллектив и, когда в вагоне скрылся последний музыкант, без сил опустился на колени среди разбросанных на земле инструментов. Закрыв лицо руками, не в силах сдержать слез, он беззвучно заплакал.
В пустой тишине над вокзалом с новой силой раздались рев и крики. Тяжелые, будто каменные глыбы, посыпались на перрон слова:
«Если родится мальчик, назови его моим именем», «Ничего не бойся», «За мать не переживай»…
– Я тебя люблю! – что было сил кричала вслед уходящему вагону Маргарита.
Весь вокзал покрылся частоколом протянутых на прощание женских рук. Состав медленно, словно подводная лодка, проплыл сквозь океан колышущихся платков и утонул вдали в поле ярких подсолнухов.
Опустевшая деревня теперь больше напоминала женский монастырь. Из мужиков в деревне оставались только старики, чья работа в тылу была полезней их присутствия на передовой, и дети. Среди них оказался и колхозный фельдшер Виктор, который все это время стоял в сторонке и не сводил глаз с Маргариты. Наконец, дождавшись, когда состав скрылся из виду, он, протискиваясь сквозь толпу женщин, стал продвигаться к Маргарите.
– Кого провожаем? – услышала она вдруг чей-то сипловатый голос прямо над ухом.
Она повернулась и встретилась взглядом с худощавым парнем.
– Мужа, – рассеянно ответила Маргарита и оглянулась в поисках Анны и Ольги.
Их нигде не было.
– Меня зовут Виктор. Я здешний фельдшер, – представился парень, и на его лице заиграла тень ухмылки.
– Очень приятно, я Маргарита.
– Давайте я вас провожу. Нам, наверное, по пути.
В этот момент к ним подбежала маленькая Рая, и они, спустившись по перрону, побрели в сторону деревни.
Глава 4
Тыл
Масляный запах жареных семечек разносился по всему дому, наполняя его теплом и сельским уютом. Анна, стоя у плиты, монотонно помешивала подпрыгивающие на раскаленной чугунной сковородке зернышки. Послышался стук открывающейся двери, и Ольга с Маргаритой, беззаботно смеясь, вбежали на кухню, наполнив пространство ароматом духов «Красная Москва».
– Что это? Жаришь семечки? – спросила Маргарита.
– Да, дочка. У Марины сын приехал. Раненый. Полежал в госпитале, а оттуда отпустили домой на побывку.
– Маманя! Сто раз тебе говорила, не называй меня дочкой! – Маргарита зачерпнула горсть горячих семечек и добавила: – Он Яшу не видел?
– Он сейчас отдыхает. Вечером вместе пойдем и спросим. Может и видел, – сказала Анна и, вытирая о подол юбки руки, опустила глаза.
Вот уже месяц от сыновей не было никаких вестей. С тех самых пор, как мать проводила детей на войну, она не отходила от окна, ожидая почтальона. Одно коротенькое письмецо, отправленное в середине июля Михаилом, рассказывало о том, что их 20-й мотострелковый корпус соединили со штабом 25-го мехкорпуса и создали Брянский фронт со штабом в Брянске. Правильный каллиграфический почерк сына выводил на смятом клочке бумаги историю о том, что сын сражается в составе 13-й армии, которая ведет тяжелые бои со 2-й танковой группой Гудериана. До боли знакомый почерк родного ребенка, когда-то под материнскую диктовку писавшего диктанты и сочинения из школьной программы, теперь выводил страшный рассказ о войне. Ровные линии букв, тянущиеся, словно нитки жемчуга, бесстрастно описывали тяжелый быт советского солдата. В потоке слов о взрывах, лишениях и смерти лучиками солнца пробивались трогательные: «Верю», «Люблю», «Вернусь» и «Победа». Они вселяли надежду в истерзанную материнскую душу. Из этого же письма Анна узнала, что сыновья служат в одной части и Михаил присматривает за братом. Эта новость плавно наполнила сердце Анны приятным теплом, на некоторое время ослабив тревогу за сыновей. Когда-то ничего не значащие для нее слова: «Гудериан», «13-я армия», «дивизия» – теперь каленым железом были выжжены в памяти женщины. Каждый раз, когда на высоком столбе, громко всхлипнув, оживал репродуктор и начинал передавать сводки с фронта, Анна с замиранием сердца слушала ставший родным бас Левитана, пытаясь разобрать до боли знакомые слова из письма. В вакууме неизвестности, когда отчаяние душило едва тлеющую надежду, уверенный голос из репродуктора стал единственной ниточкой, связывающей мать с сыновьями. Анна ждала и панически боялась этого голоса. Она проклинала его, когда он в очередной раз вещал о потерях, и боготворила, когда торжественно сообщал об успехах Советской армии. Она давно наделила репродуктор живой душой и часто с ним говорила, умоляя донести весточку о сыновьях. Вот и теперь, выйдя из дома, Анна остановилась под столбом и бросила на спящий репродуктор быстрый взгляд, полный надежды и страха. Дождавшись, пока ее догонят невестки, Анна направилась в дом Василия.
Раненый солдат расположился на полене во дворе, держа сына Мишутку на коленях. Мальчик сидел, уткнувшись носом в гимнастерку отца, боясь даже на мгновение отпустить его. Вокруг них собралась почти вся деревня.
– …Бьем фрица так, что мама не горюй, – сквозь клубы дыма самокрутки, растягивая слова, рассказывал Вася. – Скоро загоним его туда, куда Макар телят не гонял.
Василий затянулся цигаркой и подмигнул конопатому мальчугану, пробравшемуся сквозь лес ног.
Лица собравшихся озарили улыбки. И только почтальон не реагировал на браваду бойца. Настоящую правду о войне он знал не понаслышке. Первые похоронки с фронта полетели уже спустя две недели с начала войны. Да и сейчас у него в почтовой сумке лежало несколько таких извещений. Вручать их адресатам не было никаких сил.
– А я так и знала. Гитлер – дурак, как и все немцы. Были бы умными, не поперли бы на нас войной, – стряхивая мнимую пыль с ситцевой юбки, заявила Лида.
Вся толпа, воодушевленная хорошими новостями, залилась громким хохотом.
– А я по своей глупости поранился. Чистил оружие, а там патрон. – И Вася показал перевязанную на уровне колена ногу.
– А правду говорят, что фрицам выдают шоколад и коньяк? – спросил Володя.
– И у нас так! И шоколад есть, и коньяк, а жареная курица уже в горло не лезет! – незамедлительно выпалил герой.
– А моих близнецов не видел? – с надеждой в дрожащем голосе спросила Анна.
Все замолчали, ожидая ответа. Стало слышно, как задребезжали стекла в окнах от проходящего вдалеке поезда. Тяжелогруженый товарняк вез на фронт новенькие танки и гаубицы. В последнее время пассажирских поездов почти не осталось. Обычно они проезжали ночью. Составы шли мимо станции без остановок и разгрузок. Но сейчас было слишком рано, еще вечерело. Видимо, пустили дополнительный состав.
– Нет, тетя Аня, – продолжил Вася, – я их не видел. Но со мной в соседнюю деревню возвращался солдат. Так вот, он рассказывал, что в их роте служили близнецы-евреи. Их постоянно путали.
Улыбка озарила лицо Анны. Долгожданная новость о детях нашла ее. Вытирая слезы, Анна начала припоминать далекое прошлое.
– Да, да! И в школе так было! Яшка по математике постоянно хватал двойки. А однажды принес в класс ящерицу, так его вообще выгнали с урока. Директор школы за это вместо Яшки наказал Мишеньку. А тот потом явился на урок математики вместо Якова и решил все задачи. Учитель потом долго говорил, что наказание Яше на пользу пошло.