Ночной звонок - Владимир Васильевич Ханжин

И вот деньги уплачены, чек отдан продавцу, и ее покупку бросают на широкий глянцевый лист бумаги. Как хотелось, чтобы платье не заворачивали, а снова отнесли в кабину, где его сразу можно будет надеть! Конечно, она постеснялась попросить об этом. Каким же невероятно долгим показался ей в тот день путь до общежития!

Но сегодня она пойдет в своем стареньком форменном платьице.

— Только в нем, только в нем, девочки! — сказала Таня и повернулась к небольшому зеркалу, которое висело на стене у дверей.

Скоро Таня уедет отсюда. На месте останется ее узенькая кровать, не очень мягкие, пышнобокие подушки, колючее одеяло…

Она оглядела себя в зеркало. Интересно, изменилась ли за год, что прошел после первой встречи с Глебом? Нет, не изменилась. Лишь косы теперь завязаны в узел, в остальном та же девочка в синем форменном платьице с белым воротничком, отороченным кружевами. Что ж, косы можно откинуть за спину. Все как тогда.

Проворно вынимая шпильки из волос и зажимая их во рту, Таня продолжала придирчиво осматривать себя. Веснушек очень много высыпало, особенно около глаз.

Попудриться немного? Не надо. Тогда не пудрилась, и сейчас незачем.

Косы упали на спину. Таня подбежала к своей тумбочке и сунула в нее шпильки. Еще раз, на расстоянии, она глянула в зеркало, одернула платье и, повернувшись на каблуках, улыбнулась подругам:

— Счастливо, девочки!

Сбежав на крыльцо, Таня сощурилась. Какое ясное небо! На нем ни пятнышка. Лишь серебристая точечка — самолет отважно вычертил от горизонта к самому зениту белую стрелу.

Солнце щедро лучилось светом, и хотелось все время чувствовать его мягкое, ласковое тепло.

Троллейбусная остановка. И зачем так спешить? Даже жарко. Времени в запасе еще много, — что, если, не доезжая до парка культуры, сойти на Пушкинской улице?..

Ей стало неловко, словно кто-нибудь мог прочесть ее мысли. Вчера Таня уже заглядывала на Пушкинскую. И позавчера тоже. Нельзя же изо дня в день. Еще кто-нибудь внимание обратит. Строители, например. Они доделывают там что-то, дом не сдан, работы какие-то ведутся.

«А может быть, все же зайти?..» Она улыбнулась своему лукавому «может быть». Конечно, она не вытерпит, конечно, зайдет. Иначе зачем же она выбежала пораньше из общежития, зачем спешила на троллейбусную остановку? Она хотела заглянуть, просто не могла не заглянуть на Пушкин скую. Глупо? Смешно? Ну и ладно! Все равно Глеб ничего не узнает. Глеб думает, что она: приходила туда только с ним. И пусть не узнает. Зато она еще раз увидит их дом…

Скоро — да, да, теперь уже скоро — наступит день, когда она и Глеб войдут туда, чтобы всегда быть вместе.

Из-за поворота на шоссе показался троллейбус. Он рос на глазах. Вот уже хорошо видны буквы, обозначенные над кабиной: справа — «ЗИП», слева — «ПКиО».

Завод измерительных приборов — Парк культуры и отдыха. Конечно, для водителя, что лихо крутил баранку, поворачивая троллейбус по кольцу, для ожидающих машину пассажиров это только конечные остановки. А для Тани они означали целые этапы жизни, и, пожалуй, самые значительные. Неспроста же троллейбус, связывая завод и парк культуры, идет через Пушкинскую улицу и даже останавливается на ней.

Парк культуры — это Глеб, это знакомство с ним, такое смешное и необычное, ровно год назад. ЗИП — это короткое слово звучало для Тани сейчас почти так же, как звучат слова «отец» и «мать». И между заводом и парком — Пушкинская улица.

…Центр города. Троллейбус то пронизывали солнечные лучи, то накрывали тени; у Тани даже глаза разболелись от этого чередования.

Можно выходить — Пушкинская. На ней ни магазинов, ни учреждений. Улица казалась безлюдной. Она словно дремала, одурманенная густой смесью запахов цветущих деревьев. Деревьев много. Он и выстроились двумя рядами и, соединяясь ветвями, образовали над мостовой зеленый полог.

Когда сетка листвы редела, Таня видела на противоположной стороне белокаменные этажи нового дома.

Тротуар перед домом черный, недавно заасфальтированный. Ветерок катал по нему несколько желтых колечек деревянной стружки. Сейчас Таня перейдет улицу.

Что, если сегодня набраться смелости и войти в дом? Разве это кому-нибудь помешает? Она поднимется по лестнице и, пожалуй, заглянет в одну-другую дверь. Конечно, надо зайти. И как она раньше не решалась…

Убыстряя шаги, Таня уже повернула на мостовую, но тотчас же отпрянула назад. Из дома вышел Глеб. Вся сжавшись, она спряталась за деревом, и Глеб не заметил ее. Он постоял немного в раздумье и направился вдоль дома, решив, очевидно, обойти его кругом. Шел он не очень уверенно, смущенно посматривая вокруг и ухмыляясь.

Высокая фигура Глеба скрылась за углом дома, а Таня кинулась бежать назад.

Ой, как же хорошо, что они не столкнулись! Глеб мог подумать бог знает что… Впрочем, что подумать? Сам-то он тоже пришел. Значит, с ним творится то же, что я с ней. «Глебушка, милый, как же это славно!»

И все-таки очень хорошо, что они не столкнулись! Иначе им пришлось бы идти в парк вместе и все, что они так интересно задумали, рухнуло бы. Они решили в точности повторить «тот» вечер. В точности. Все как «тогда».

Итак, ровно год назад, шесть часов… Ну, самое главное — она еще не знала Глеба, и ей надо сейчас забыть, что он существует. Не думать о нем, совершенно не думать… Ох, как это, оказывается, трудно!

Дальше. Она была не одна, с подругой. О чем они болтали?.. Разве теперь припомнишь? Возможно, о заводе — как-никак первые месяцы после ремесленного… Пусть о заводе.

«Итак, с этой минуты думай о заводе…»

В тот предвечерний час в аллеях парка еще играли дети, мамаши возили коляски с малышами, и лишь в самых отдаленных уголках сидели тихие молодые парочки. Посетители, что пошумливее, собрались около аттракционов и тира. Здесь хлопали ружейные выстрелы, поскрипывали качели. На карусели звучала бодрая музыка. Гоняясь друг за другом, мелькали счастливые, улыбчатые лица ребятишек. Под седоками неслись ошалелые коняшки, а вверху рассыпали мелкий, стремительный перезвон стеклярусные украшения.

Липовая аллея. Таня полюбила ее еще до знакомства с Глебом. Провожая девушку, могучие, вековые деревья то притихали, словно прислушиваясь к ее шагам, то, трепеща листвой, доверительно перешептывались.

Вот и скамейка, на которой сидели Таня с подругой. Нынче она окрашена в бежевый цвет вместо тогдашнего зеленого. Конечно, бежевый лучше. Сидела Таня вот так — глубоко, вплотную к спинке.

Пора бы появиться Глебу… Идет. Силится скрыты улыбку. Еще не выдержит, расхохочется. Нет, крепится. Даже изменился