Без права на ошибку. Спасти свою дочь - Кэти Свит

что? Проводить экстренную операцию? А если мать с ребенком уехали в тьму таракань? М? Кто там будет все делать?

– Какой-нибудь рукожоп, – говорит, горько усмехаясь.

– А нам потом здесь переделывай, – констатирую факт. – Понятия не имею, чем хирурги занимались в своих универах, но вывести стому профессионально и грамотно могут единицы.

– Тут я тоже с тобой согласен, – говорит хмуро. – Повезло тебе, малая, – Саня отворачивается от меня и обращается к крепко спящей малышке. – Ты в надежных руках.

– Не подлизывайся, – не сильно толкаю в бок.

– Я вообще-то сейчас говорю про себя, – отвечает, не поведя бровью.

У меня снова звонит телефон. Достаю его из кармана, вижу номер, и мне вдруг хочется выть.

Мать девочки меня одолела.

– Слушаю внимательно Вас, – терпеливо произношу, принимая вызов.

Я прекрасно понимаю, что мать малышки волнуется и места себе не находит все эти дни, но, блин, неужели нельзя на что-то другое переключиться?

Почему нужно изводить сердце мыслями о ребенке, терзать себя, отвлекать остальных. Словно за пару-тройку часов со стабильным пациентом может что-то случиться?

Да, малышка тяжелая, но она после операции, и это нормально. Они все тяжелые, в реанимации других не держат.

– Добрый день, – в динамике раздается взволнованный голос.

Я снова чувствую легкое дежавю. Мне кажется, будто мы с матерью малышки знакомы.

В очередной раз отметаю эту назойливую мысль. Ни одна моя знакомая никогда не решится на суррогатное материнство.

Причем, ладно б «заказать» ребенка! Всякое может быть. Но вот чтобы выносить и отдать… Это за рамками моего понимания.

Только вот эта мамочка не просто не отдала, но еще и продолжает постоянно названивать.

– Подскажите, как она? – спрашивает раз пятый за сегодняшний день.

– Сань, что скажешь? Когда в палату? – бросаю на Хмельницкого красноречивый взгляд.

– Сегодня третьи сутки после операции, – задумчиво произносит. – Завтра начну снижать дозировку лекарств, и после этого посмотрим, – обещает.

Его «посмотрим» означает лишь одно, мне нужно морально готовиться к встрече с матерью крохи.

– Анастасия, все станет известно завтра во второй половине дня, – озвучиваю принятое решение. – Вы мне позвоните, и я уже сориентирую вас по срокам.

– Мне можно будет приехать? – с придыханием задает вопрос.

– Вы ведь еще в роддоме, – прикидываю по дням. Выписывать ее еще рано.

– Д-да, – говорит запинаясь. – Это проблема?

– Нет, что вы, – спешу успокоить ее. Сейчас еще сильнее понервничает и распрощается с молоком, а оно нам ведь еще понадобится.

Сейчас, после перенесенной операции на кишечнике, малышке как никогда нужно материнское молоко. Ни одна искусственная смесь с ним не сравнится.

– Выписывайтесь из роддома спокойно, не гоните врачей, – убеждаю ее. В подобном состоянии, в котором находится женщина, можно наделать столько ошибок, потом век не разгребешь. – А после мы решим, когда вы ляжете ко мне в отделение.

– Но Викуле не больно? Она не плачет? – не успокаивается мать.

– Малышка спит, – сухо констатирую факт.

– Все время? – ахает.

Перевожу взгляд на маленькое тельце, увитое трубками вдоль и поперек, на мониторы, неизменно подключенные к крохе. Тру переносицу, прикрываю глаза.

Виски пульсируют от боли.

За эти несколько дней, что я работаю здесь, у меня уже было дежурство и две полные отработанные смены.

Я едва стою на ногах. Но поддаваться усталости не собираюсь.

– Не переживайте, с вашей дочерью все хорошо, – заверяю ее. – Она под присмотром хороших врачей. Вы сейчас о себе позаботьтесь, ладно?

– Ладно, – вздыхает.

С тяжелым сердцем завершаю разговор, убираю телефон в карман.

– Дим, я надеюсь, ты сегодня после работы домой? – хмурясь, спрашивает Хмельницкий.

– Так хреново выгляжу? – усмехаюсь, представляя себя со стороны.

– Ну, скажем так, когда ты работал в частной клинике, то выглядел гораздо лучше, – откровенно произносит Саня.

– Парни! Ну наконец-то я вас нашел! – к нам вновь подходит запыхавшийся Серега.

– Карпов, только не говори, что привезли сложного пациента, – тут же говорит Хмельницкий.

– К нам едут пять «скорых», – новость выбирает из колеи.

– Что случилось? – спрашиваю единственное, что сейчас имеет значение.

– Массовое ДТП, – от слов Карпова сердце ухает вниз. – Водитель не справился с управлением.

– Подробнее, – с нажимом произносит Санек. – Здесь много вариантов. Начиная с банального лоб в лоб и заканчивая влетанием на всей скорости в здание.

– У нас нечто посередине, – озвучивает расклад.

– А если все-таки рассказать? – настаиваю уже я. Мне становится тревожно.

– По словам журналистов, машина на всей скорости влетела в автобусную остановку, – окончательно разбивает все мои надежды на нормальный обед.

– Понял, – сурово кивает Саня. – Дим, договорим позже.

– Конечно.

Глава 4. Настя

– Насть, ну зачем тебе этот ребенок? – не унимается Юлька, ходя за мной по пятам.

Подруга дико возмущена моим решением оставить дочку и никак не может успокоиться. Она считает, что я должна была отказаться от ребенка, забрать деньги и больше никогда не вспоминать о прошлом.

Юля единственная знает правду про мою беременность. Мне нужна была поддержка, и поэтому я ей все рассказала и ни на минуту не пожалела об этом. Юлька очень сильно мне помогла.

Все остальные считают, будто я так хорошо «гульнула». Если честно, то я просто больше не смогла придумать, что им сказать.

Вдаваться в подробности принятого решения я не собираюсь. Пытаться достучаться до людей – тоже.

Никто не поймет. Только осудят и продолжат смешивать с грязью, а я так не хочу.

Я не виновата, что жизнь меня поставила в такие жесткие условия, и стать суррогатной матерью для чужого ребенка был единственный шанс.

Поэтому те, кто осуждают женщин, решивших за деньги выносить для других малыша, с какой-то стороны правы. Внешне.

А вот если копнуть глубже…

Правда у каждого своя.

– Нужен, – коротко отвечаю. – Юль, давай не будем сейчас об этом, – прошу, не скрывая своих чувств. – Мне и так очень плохо, а ты вместо поддержки только сильнее топишь.

Я сейчас нахожусь в полнейшем раздрае, не понимаю, как действовать дальше, и вот уж точно, чего мне не нужно, так это чтобы кто-то читал нотации. Эмоции и здравый смысл разошлись во мнении, и у меня никак не получается привести их к компромиссу.

Привязанность и нежность, которые я испытываю к малышке, не объяснить. Мои эмоции не подвластны ни разуму, ни здравому смыслу, и борьба с ними равносильна схватке с самим собой.

Победителей не будет.

Я должна была просто отдать малышку, никогда ее не увидеть и уж тем более не должна была вмешиваться в ее жизнь.

Но вот только ситуация обернулась иначе. Никто не ожидал, что у девочки столь редкий порок.

Те, кто так ждал дочку, отказались от нее