Семиозис - Бёрк Сью

– Плоды не просто созревают, – говорил я. – Они могут созреть и измениться со сменой времени года. Они могут стать более подходящими для определенного вида животных, которые станут эффективнее распространять их семена – а для других животных станут ядовитыми. Или, может быть, западные лианы и восточные – это разные виды. А может, почва разная.

– Может быть, – отозвался Гран. – Мы еще мало знаем.

Рамона кивнула. Они оба смертельно устали – и не поняли.

– Я ошибся, когда сказал, что плоды безопасны, – и это их убило, – не сдавался я. – Возможно, изменения в метаболизме азота вызвали избыток алкалоидов. Или это могло стать реакцией на паразитов или патогены. Или это фотоингибирование. А может, было нетипично сухо. Могли как-то измениться деревья, на которых они паразитируют.

Паула взяла меня за руку.

– Давай выйдем и поговорим.

В теплом солнечном свете она ласково посмотрела на меня:

– Это всегда удар, но мы же знали, что что-то может идти не так.

– Я их убил.

– Мы уже ели западные плоды, и все было в порядке. Ты не виноват.

– Мы устроили поля по моим рекомендациям. Там тоже может что-то пойти не так. И еще много людей могут погибнуть.

– Мы просто не станем есть западные плоды, пока не разберемся.

– Но что мы будем есть?

– Что-нибудь найдем. Я уверена, что ты делаешь все возможное.

Она взяла меня за обе руки и поцеловала.

Помимо поиска съедобных растений в мои обязанности входило описание и классификация растительности Мира.

На первый взгляд она была похожа на земную: деревья, лианы, травы и кустарники. Однако кустарники с синеватыми листьями, похожими на крылья бабочек, оказались какими-то сухопутными кораллами, трехсторонним симбионтом фотосинтезирующих водорослей и крошечных животных с каменными скелетами, в которых были заперты крылатые ящерки. Другие виды наземных кораллов ловили и пожирали мелких животных, и в какой-то момент кустовой коралл обнаружил, что содержать пленных выгоднее, чем охотиться.

Более внимательный взгляд говорил, что небо, хоть и синее, но тоже не земное. Зеленые ленты с пузырьками водорода плыли по воздуху и запутывались в верхушках деревьев – или, возможно, намеренно за них зацеплялись. Другие парящие растения напоминали воздушные шары с иглами кактуса.

У некоторых деревьев кора была из ацетилцеллюлозного пластика, отслаивающегося листами с бритвенно острой кромкой. Возможно, со временем мы сможем получать из нее вискозу или лак. Я постепенно находил плоды, семена, корневища, стебли и цветки, которые могли бы оказаться съедобными – что было весьма важно. Кроме того, как ботаник колонии я должен был разработать какую-то таксономию. Любой факт поможет нам в поисках своего места в этой экологии.

Незадолго до отлета с Земли мы репетировали прибытие. Мы якобы не знали, где оказались, но уже через несколько минут после того, как нас высадили из грузовиков на грунтовую дорогу в лесу, мы обо всем догадались.

Я заметил величественные белые сосны с длинными голубовато-зелеными иголками, американские лиственницы с шишками и осинообразные тополя, чьи плоские листья трещали на горячем ветру.

– Это север Соединенных Штатов, восточнее Миссисипи, – сказал я. – Будь это Канада, деревья были бы здоровее.

Мерл прислушался к крикам и песням птиц.

– Точно. Граклы и каролинские гаички. – Он пожал плечами. – Это не значит, что мы в Каролине. Они сильно сместились из-за жары.

Паула посмотрела на облака.

– Грозовые тучи. Надо озаботиться укрытием.

Постепенно мы определились точнее и поняли, что это Висконсин, еще до того, как наткнулись на пару индианок-меномини, собиравших лозу для корзин. Совет племени поддерживал наш проект и разрешил нам провести два месяца в лесу их резервации, пытаясь выживать, так что женщины извинялись за то, что нарушили наше уединение. Однако перед уходом они посоветовали нам мазать кожу золой с жиром, чтобы отгонять тучи комаров – этот совет пришелся очень кстати.

В остальном выживание трудностей не представляло: мы уже знали об окружающей среде очень многое. Олени, например, были съедобны. Эта репетиция только усилила нашу решимость: мы наблюдали катастрофическое состояние леса, несмотря на заботу меномини. Глобальное потепление превращало лес в прерию. Вокруг нас деревья умирали от жары, жажды и болезней, обрушивая всю экологию. Флора и фауна не просто мигрировали на север. Катастрофа шла одновременно слишком быстро и слишком медленно. На юго-западе Висконсина обожаемые Альдо Леопольдом «Песчаные округа» превращались в песчаные дюны, а многие виды животных прерии вымирали. Леса на северо-востоке Висконсина еще не успели превратиться в прерию, чтобы их принять, так что к тому времени, как леса наконец станут степью, не останется тех видов, которые смогут там поселиться.

Я познакомился с Ури в лесу меномини. Тогда его английский был еще хуже. Для нас обоих английский был вторым языком, однако колонии предстояло стать строго одноязычной. Мы были намерены избежать споров о языке, которые так отравляли значительную часть Земли.

– Конечно, я вызвался в армию, – сказал он. – Работал за еду. Как сейчас, но еда хуже.

Мы стояли по колено в болоте, собирая пыльцу рогоза, которую можно было использовать вместо муки для оладий. На самом деле все восемнадцатилетние в России обязаны были служить в армии. Он был снайпером.

Он наклонял верхушку рогоза и стучал по ней, а я держал ниже миску, чтобы ловить падающую желтую пыльцу.

– Винтовка не древность. Запас, чтобы применить, если хайтек забьют. И очень забавно. Мой отряд давал представления как цирк, даже с конями, и тогда я решил войти в этот проект, когда служба кончится. Видел слишком много мать-Россию в поездках и шоу. Ее насилуют. Невыносимо оставаться и смотреть.

Это можно было сказать про любой район Земли: экологическая катастрофа, которую нам всем хотелось бы исправить, – но можно было только попытаться начать жизнь заново где-то в другом месте.

– Интересно, останутся ли на Земле люди в тот момент, когда мы окажемся на Мире, – сказала Вера как-то вечером после ужина, когда мы занимались тем множеством дел, которые требовались для выживания.

Выживать оказалось труднее, чем мы ожидали, – но и радостнее.

– Жители этой планеты не достойны того, чтобы выжить, – заявил Брайен, мастеря рыболовные крючки из проволоки.

– Главное – мы можем учиться, – сказал Мерл. – Просто надо стараться. Неужели это так сложно?

Там всем не было и тридцати – и нас выбрали за умения и характер. Мерл, светловолосый техасец, получил минимум баллов тревожности и высокий результат по добродушию. Я был ответственный и собранный. Мы все были рады хоть какой-то надежде на будущее.

Мы очнулись, замерзшие и слабые, с атрофированными мышцами, сердцами и пищеварительной системой после 158 лет спячки в крошечном космическом корабле. Компьютер вывел нас на орбиту, отправил сообщение на Землю, после чего ввел нам лекарства внутривенно.

Спустя два часа я сидел в тесной каюте, пытаясь понемногу пить изотоник, когда наш астроном, Вера, влетела туда из модуля управления: ее курчавые черные волосы плыли за ней черным облаком.

– Мы не у той звезды!

Меня захлестнули тошнота и отчаяние.

Паула кормила с ложечки Брайена, у которого не было сил есть, – и вроде бы осталась спокойной, но рука у нее задрожала.

– Компьютер мог выбрать другую, если она лучше подходила, – сказала она.

– Так и есть! – подтвердила Вера. – Лучше. Масса кислорода и воды. И масса жизненных форм. Она живая и ждет нас. Мы дома!

Мы оказались у звезды HIP 30815f вместо HIP 30756, у планеты с далеко эволюционировавшей экологией и, как я сразу отметил, изобилием хлорофилла. Уровень углекислого газа был чуть выше земного, но не превышал опасных показателей. С Земли обе звезды были мелкими песчинками в созвездии Близнецов рядом с лодыжкой Кастора. Как и было запланировано, мы назвали планету Мир, поскольку прибыли, чтобы жить в мире.