Черные сны - Андрей Лабин

выглядит, словно при смерти». Серую сухую кожу лица покрывали почечные бляшки, под глазами залегли темные круги, большие губы выглядели дряблыми, при разговоре они хлопали, а когда молчал, нижняя немного отвисала, оголяя ряд редких пожелтевших зубов. Тяжелое сиплое дыхание вырывалось из его груди. Он все еще не мог успокоиться после падения. Карман безразмерных треников топорщился аэрозольным баллончиком «Изодрина». А в нагрудном кармане рубахи всегда хранился кластер с «Валидолом». Он казался Егору старой кухонной губкой, которая от частого мытья забилась грязью, пропиталась жиром, почернела и дурно пахла.

– В следующий раз бочки уберем, – проговорил Богдан, отхлебнул чая и добавил, – сыро на улице, чего нам мокнуть. Ванну я сам кувыркнул.

– Чего один?

– Не знаю, че-то шел мимо, заглянул, а оттуда, из воды, на меня рожа, как глянет, ну я и выплеснул этого уродца. Гаденыш, на меня похож, как брат родной, тока невзрачный и рябой …

За разговором незаметно прошло полчаса. Егор засобирался, – ну все, Богдан, мне пора.

– Все уже? Посиди.

– Нет, спасибо. Хороший ты человек, но дела, – Егор соврал, на сегодня больше у него дел не было. Просто в такой пасмурный тоскливый день ему хотелось побыть одному. Все кругом казалось мрачным, а компания с больным стариком его начала угнетать, тем более в холодильнике дома его дожидалась недопитая четвертушка «столичной».

– Добро, давай провожу. Где моя костыляка? – Он тяжело повернулся, взял прислоненную к стене самодельную трость. На дубовую, отесанную сучковатую ветку был насажен набалдашник с рычага переключателя коробки передач. Черный шар блестел от постоянного трения о грубую ладонь. Белые линии с изображением скоростей почти стерлись. Лапища таксиста обхватила и полностью скрыла пластиковую рукоятку. В сочетании с палкой рука походила на уродливое шарнирное сочленение.

– Шеф, сегодня выше первой не переключайся, побереги подвеску, – улыбнулся Егор. – Одной аварии хватит.

– Кандебобер тебе в дышло. Над стариком глумишся, трояк зеленый? – усмехнулся Богдан и густо закашлял. Откашлявшись, ухватился за трамвайный держатель, напрягся и поднял свое огромное тело.

– Егор, – остановил у двери Богдан гостя, – будешь в аптеке возьми мне, что-нибудь для сна. Два дня уже по-нормальному откинуться не могу. Ворочаюсь, ворочаюсь, как боров с касторки, всякая дрянь в голову лезет.

– Хорошо.

*****

Егор пил горькую, запивал рассолом, закусывал краюхой черного хлеба обмоченной в масле в банке с килькой. Один в пустой квартире чувствовал себя неуютно. Сразу навалилось одиночество, а из темных углов сознания повылезали беззубые клячи с ввалившимися носами – скверные воспоминания.

Он слил остатки водки в стакан, поднес к лицу и остановился. Наморщил лоб, медленно помотал стаканом перед носом, размазывая прозрачную жидкость по стенкам. Смотрел, сквозь граненое стекло, а в голове раздавались слова Алексеева: «Вы, Нагибин, конечно, можете на мои слова не обращать внимания и завтра меня при встрече не узнать, но это сути дела не меняет. Я все-таки буду настаивать, чтобы вас временно отстранили от работы….

– Меня, – вспыхнул Егор, – из-за этой старухи! – он осекся, но было уже поздно. Психиатр метнул в него пронзающий взгляд. Чтобы сгладить впечатление Егор добавил, – Я по-любому бы не успел.

– Не все так считают, – Алексеев поджал губы и мотнул головой.

Это были ключевые фразы, сказанные как с одной, так и с другой стороны. Егор мог не соглашаться с рекомендациями доктора и вердиктом начальства, пошедшего у того на поводу, но три месяца исправительных, вернее рекомендованных работ в воспитательно – профилактических, а в том числе и медицинских целях, как не посмотри, было лучше, чем вовсе потерять место.

Пожар на Мещериковской для Егора стал той каплей дегтя, от которой трудно отмыться. Косые взгляды товарищей, допрос с пристрастием у майора Панько и, наконец, беседа с психотерапевтом заставили его пересмотреть первоначальный взгляд на происшедшее. Он начал сомневаться на самом ли деле он сделал все возможное?

Перед внутренним взором, в какой уже раз, полыхал одноэтажный деревянный дом. Еще на подъезде на проселочной дороге они увидели густой серый дым, взмывающий к небу. Он клубился и перекручивался, словно кто невидимый плел из него канат. Дом горел, трещал, подобно воплям зверя в предсмертной муке. Из окон валил плотный, хоть черпай ложкой, темно-серый чад. В нем сверкали мечущиеся красные искры. Из-под крыши выползал седыми лохмами дым, и все это переплеталось и поднималось вверх.

Егор выпрыгнул из пожарной машины вместе с Женькой Козубом. Открыли бортовые створы, схватили шланги и бросились к дому. Женька с силой толкнул калитку. Что-то с внутренней стороны хрустнуло, скорее всего, запор. Калитка распахнулась и шмякнулась о забор. Листья на яблонях возле дома потемнели и скрутились. Дым сочился из всех щелей: протекал между досок, бревен, просачивался из-под обналичников, струился из отдушин. Из кирпичной трубы он валил столбом. Наверное, никогда раньше и, видно, уже больше никогда печка не выдаст столько копоти. Сквозь серую гать, выползающую из окон, в глубине умирающего дома виднелись оранжевые всполохи. Огонь жрал его изнутри.

На лбу у Егора от усердия выступила испарина. Сердце работало с частотой водяной помпы, во рту ощущался медный привкус, по телу от напряжения растекалась какая-то неприятная электрическая дрожь. Движения делались порывистыми, нечеткими. Егор поправил съехавшую на глаза каску. Неожиданно распахнулась дверь, и к ним навстречу выбежал, спотыкаясь, кашляя с ошалелыми глазами, в одних штанах мужчина и проорал, что в доме осталась его старая мать. За ним тянулся шлейф серого дыма, казалось, он не хотел отпускать беглеца. Мужчина пробежал еще несколько шагов, затем упал на колени у яблони и захлебнулся хриплым кашлем. Волосы на его голове дымились. К нему подскочил Женька и заорал, – газ, баллоны в доме есть!? – Мужик продолжал кашлять и мотал головой.

– Нет!? – пожарник наклонился и положил руку мужчине на плечо. Тот что-то просипел и сильнее замотал головой.

Егор оказался ближе остальных к распахнутой двери. Из-под косяка густым потоком клубился дым, поднимался по доскам и затекал на крышу. В глубине дома в сером мареве что-то подвывало и гудело. Человек так не мог. Клубы дыма перемещались под потоками воздуха, вырывались завихрении, отчего казалось, что в них кто-то бродит. Вокруг все трещало и лопалось, вспыхивали фонтаны искр. Среди этой адской вакханалии Егор расслышал слабый человеческий крик. Он четко уловил «Помогите». В следующую секунду Егор набрал в легкие воздуха, поднял вверх руку, прикрывая лицо, и бросился в дом. Кожу обдало жаром. Щурясь, выглядывая из-под руки, пересек террасу и когда уже занес ногу, чтобы шагнуть через порог, перед ним с потолка рухнули горящие доски. Он отпрянул назад. Огненный всполох и град искр ринулись на него. Егор успел отвернуться. Оранжевый язык облизал защитный костюм и задник шлема.

Послышался какой-то писк, словно где-то совсем рядом надрывался котенок.